В ответ на:

---

Мы не пытаемся, мы видим, и не отчаянно, а радостно. Это некоторые религиозные догматики отчаянно пытаются не видеть явлений, не укладывающихся их упрощенную картину жизни. Дело в том, что язык развивается следующим образом. Появляется новое явление. Чтобы его описать, требуется новое слово. Для этого берется либо действительно совершенно новое слово (из другого языка, например), либо у уже известных смещаются значения. Примерно в 20-е годы появилось новое массовое явление: евреи, отошедшие от еврейской религии, но тем не менее осознающие свои еврейские корни. У них культурное и национальное самосознание еврейское, а религиозное - нет. Появилась необходимость разделения между национально-культурной и религиозной составляющей еврейства. Сложилось так, что для этого использовали два разных слова, до того бывших синонимами: еврейство и иудаизм. В дореволюционном Брокгаузе и Эвфроне эти понятия еще не разделяются и обозначают религиозно-национальную общность. Тогда и являния отделения религозного от национального еще не было, во всяком случае массово. Позже все изменилось. И закрывать на это глаза и принимать желажемое за действительное ("религия и нация неотделимы") - искусственное ограничение собственного кругозора.