"....Просто одни имеют тягу к работе преимущественно умственной работе..."
Все зависит от спроса и предложения на рынке труда. Это может в Индии имелись касты, которые делали определенную работу...
В Европе такого никогда не было. Все Германцы вышли из класса воинов, а для этого нужна сила, смелость и хорошая голова. И лишь потом часть воинов стало заниматься земледелием, по типу казачества в России- то есть они были воинами и земледельцами одновременно. И лишь столетиями позже, когда население стало бурно расти, часть населения стало постоянно заниматься только земледелием.
Когда стали появляться излишки продовольствия, начали рости города и появилась нужда в ремесленниках. Позже появилась нужда во врачах, инженерах, ученых... и это были не касты избранных, а выходцы из тех же сельских труженников или ремесленников.
Или вы думаете, что графья на инженеров учились?
Давайте посмотрим пример семьи Раушенбахов. :

http://www.trinitas.ru/rus/doc/0001/005a/00010004.htm
История семьи Раушенбахов уходит корнями в далекое прошлое, во времена царствования Екатерины II в России, и того глубже — в Германии: предок Бориса Викторовича, Карл Фридрих Раушенбах (в переводе на русский «журчащий ручей»), переселился на земли Поволжья в 1766 году по приглашению российской императрицы уже женатым человеком, о чем у его пра-пра-пра-пра... внука бережно хранится соответствующий документ.
Мать Раушенбаха, Леонтина Фридриховна, урожденная Галлик, происходила из прибалтийских немцев, из Эстонии, получила общепринятое по тем временам для девушек образование, владела, кроме русского, немецким, французским и эстонским языками, играла на фортепьяно; как и многие ее сверстницы, перебралась, в Россию и устроилась бонной в состоятельную семью.
Отец, Виктор Яковлевич (деда по отцовской линии звали Якоб, значит, на русский лад — Яков; мать тоже со временем стала не Фридриховной, а Федоровной), родом был из Саратовской губернии, с Поволжья, где когда-то обосновалась и теперь процветала крупная немецкая колония. Образование получил, уехав в Германию, а потом вернулся на родину, в Россию, и более двадцати лет занимал на «Скороходе» довольно высокую должность технического руководителя кожевенного производства — выпуская фирменную обувь, фабрика предпочитала иметь собственную сырьевую базу.
Отец зарабатывал деньги, мать хозяйничала дома, растила Бориса Ивара и его младшую сестру Карин Елену. Поскольку дети родились в гугенотской семье, как шутит Борис Викторович, перешедший сравнительно недавно в православную конфессию, Бориса отдали в школу той конфессии, к которой он формально принадлежал, Реформирте-шуле, известную всему Петрограду наряду с Петер-шуле и Аннен-шуле. К тому времени семья переехала на Исаакиевскую площадь, и юный Раушенбах ходил в школу по набережной реки Мойки, мало обращая внимания на красоты городской архитектуры.
...
На заводе столяр-сборщик Раушенбах проработал около года; самолеты тогда были деревянные и обтягивались тканью, инструменты были соответствующие — молоток, гвозди, отвертка, сверло, дрель. И руки. С серийного, довольно скучного производства «столяру-сборщику» удалось перейти на сборку опытных самолетов, где каждый день происходило что-то новое и проводились испытания на аэродроме.
...

Близилась война. За месяц до Великой Отечественной Борис Раушенбах женился на Вере Иванченко, которая в ту пору училась на историческом факультете МГУ. У нее были свои друзья, у Бориса — свои. Они долго присматривались друг к другу, прежде чем соединить свои судьбы 24 мая 1941 года. А осенью институт N3 был эвакуирован в Свердловск, и с ноября сорок первого до марта сорок второго БВ в полную силу трудился на своем номерном предприятии, под которое им был выделен в Свердловске один из корпусов Уральского индустриального института. Когда Раушенбах получил повестку, предписывающую ему явиться с вещами в военкомат, он ни о чем не подозревал, полагая, что его призывают в армию. Через несколько дней после сборов их посадили в поезд и через два часа пути выгрузили в Нижнем Тагиле.
«Уже в Свердловске мы начали кое о чем догадываться. Когда я явился с вещичками, то в толпе увидел профессора Московского университета Отто Николаевича Бадера, и жена, которая меня провожала в армию, сказала: «Вот, обрати внимание, Бадер страшный лопух, и если ты не поможешь ему там, куда вы едете, он неминуемо погибнет». Она все поняла!
Собственно, и понимать было нечего, вокруг нас стояли немцы, одни немцы, — все стало ясно. Было много немцев-крестьян с Поволжья, полуграмотных тружеников, была интеллигентная публика: Лой, директор Днепропетровского завода, профессор-химик Стромберг, берлинец Павел Эмильевич Риккерт, защитивший в Берлинском университете докторскую диссертацию, коммунист, голову которого в фашистской Германии оценили очень дорого, и ему пришлось оттуда удрать... В Нижнем Тагиле нас высадили, на грузовике привезли в зону и — все. Статьи нет, ничего нет. Немцы. А это означало бессрочный приговор: национальность человека с годами никаких изменений не претерпевает.
Формально я считался мобилизованным в трудармию, в «стройотряд 18-74», а фактически трудармия была хуже лагерей, нас кормили скудней, чем заключенных, а сидели мы в таких же зонах, за той же колючей проволокой, с тем же конвоем и всем прочим. В самом начале попавшие в отряд жили под навесом без стен, а морозы на северном Урале 30-40 градусов! В иной день умирало по 10 человек.
Трудились на кирпичном заводе. Мне повезло, что я не попал на лесоповал или на угольную шахту, но тем не менее половина наших на кирпичном заводе умерли от голода и непосильной работы. Я уцелел случайно, как случайно все на белом свете.»
РНИИ вернулся в Москву, ставший научным руководителем Мстислав Всеволодович Келдыш добился вызова БВ в столицу, и ссыльный делал доклад на Научно-техническом совете оборонного института. Народный комиссариат государственной безопасности выдал ему допуск к секретной документации, но милиция все равно считала его приезд побегом из-под стражи! Раушенбах вынужден был вернуться в Нижний Тагил. Официально он покинул места не столь отдаленные в сорок восьмом году и сразу попал под крылышко к Главному теоретику, как загадочно именовали тогда М.В.Келдыша. Жизнь стала обретать нормальные очертания. В 1950 году у Б.В. и В.М. Раушенбах родились девочки-близнецы.
-------
Kaк видите, отец Раушенбаха был из тех колонистов Поволжья, а мать из остзейских немцев, которые вы пытаетесь разделить на две отдельные касты немцев, кторые друг к другу никакого отношения не имеют.
Как видите, до войны немцы имели возможность получать образование в Германии, что и сделал предок Раушенбаха.
Как видите, из крестьянской семьи получилась семья интеллигентов.
Как видите, Раушенбах работал и слесарем, до того как начал расчитывать траектории космических кораблей.
И таких как Раушенбах было много, просто Раушенбаху повезло больше: он был женат на русской, его способности заметил Келдыш.
Он его вытащил из лагеря смерти, а тысячи и тысячи образованных немцев сгноили в лагерях.
До революции (в процентном отношении) в немецкой среде было намного больше образованных людей (и вышли они из ремесленников или фермеров ), чем среди какой-либо другой этнический группы в царской России, включая и тех, кто жил за чертой оседлости.
Так что хватит рассказывать бред о потомственных земледельцах, которые не хотят учиться.
Не давали учиться после 41, и на то есть документы и постановления партии о запрете для немцев поступать Вузы (кроме как в провинциальные), вот поэтому и было так мало "академикеров" в немецкой среде после войны.
___________________________
~Wer lesen kann, ist im Vorteil~