Мы погрузились в тьму веков.
Мы, погружаясь в тьму веков, под звон церковных тех крестов,
Идём в то мир дорогой чёрной, забыв своих родных отцов.
Что здесь своею только кровью смывали падаль всю врагов,
Нет ни одной победы с церковью, где был бы виден её тот остов.
Нас всех роднит лишь та душа, душа Отца, Отца Всевышнего,
А не та грязная рука, здесь наплодившая много лишнего.
Вот тот металл, что в человеке был зарождён рукой Отца,
Был дано нам здесь на веки, как подлость здесь была изобретена.
Без сказки той вот от креста, что засоряет нашу землю
И тянет дань церковной мздой, а всё смывается лишь кровью.
Кровью предков, дедов и отцов и это вот для нас не является новью.
Нас разобщив лишь можно победить, так по одному, по одиночке
И то душа нас собирает вновь, той силой воли в нас здесь без отсрочки.
Вы в рясах с золотой каймой, все в золотых тех побрякушках,
Взгляните, кто там за спиной, вот в этой жизни, власти шишках.
Вся нищета к вам тянет руки, а ваши ряхи не бледны,
Вы смерть возглавили от скуки, что не к чему здесь больше не годны.
Семь созвучий в Руси речи, золотой то был язык,
Узнавали все при встрече, кто, откуда к нам проник.
Но евреев та охота лишь сажала под арест,
Сволочь вылезла вот эта, не засунешь назад в клеть.
Но а мы, как идиоты стали правила учить,
Кто приехал из Европы, научить нас, как нам жить.
То ли будет ещё в мире, звон стоит уже сейчас.
Много лишних в их сортире, когда придуман унитаз.
Паутина, созданная нашей власти, как шаблон лежит на всём,
Скомкан ум, где мысль в той окраски, что не спутаешь ни с чем.
Эта вязкая, обыденная жижа, обволакивающая всю жизненную суть,
Для неё вся создана в стране стража, что не знает куда идти и с кем продолжить путь.
Мечется посредственность людская, где же ей понять, как в этой свалке жить,
Ведь та вязкость всё вокруг связала, деньги занимают и окрашивают мысль.
Человек упал в цене ниже чем в других столетьях,
Самый грязный прошлый век, бившийся в страшных междометьях.
Новая тысяча вошла, как какая – то лошадь в стойло,
Где разбита вся стена и изгажено всё пойло.
Мир безумств вступает в жизнь, в тот кошмар бумажных денег,
Когда смотрят все не ввысь и метёт церковный веник.
На сегодня всё до завтра.
Вроде всё здесь, как всегда, в тех годах тысячелетий,
Вьётся змейка вот труда, не изменён вид мечтаний.
Вылез новый царско – барский вид, так вот просто не откуда,
Смотрит нагло так на мир, чванство нового верблюда.
Кто он здесь, с какой помойки, что вот в нём там за душой,
Может только перестройки, зачем нам с такой судьбой.
Лошадь - жизнь с такой нагрузкой, долго будет всё везти,
Иль опять накроет крышкой гробовой вот той доски.
Я ушёл опять от темы, с той которой начал речь,
Скоро будут вновь сугробы, чтоб кого –то, от чего- то предостеречь
В этот тихий ноябрьский вечер, когда тучи закрыли звёзд свет,
Вспоминаю сейчас наши встречи и любимый букет твоих глаз.
Далеко нас вечность разделила, тоской той безвозвратного пути,
Любовь лишь только вот забыли, что вас ищет здесь в моей груди.
Разлучаться в веках, где те вьются дорожки, а нести лишь печаль на плечах,
Зачем здесь эти жизненные проруби, что сжимают лишь боль ту в глазах.
Мир разврата и счастья дорожного, в даль бегущих, летящих вокруг,
Нету вида того однородного и кольца замыкающих рук.
Разлетелись голубки и голуби в даль той тёмной, зовущей тоски,
Где прорублены жизненные проруби на этом скользком, опасном пути.
Когда грудь ломит, а тоска смеётся вокруг той чёрной смерти полосой,
Мой милый друг, уже ты не найдёшься, чтобы помочь её мне пронести.
Коров вот мало, колхозов не стало,
А молока - едрёна стать.
Вот то иудское начало:
Своё говно во всё пихать.
Звенит заутренняя зорька
Туманным отблеском судьбы.
Раз так свиного мяса много,
Знать свиной гриб должен прейти.
Блуждают черти по дорогам,
Вблизи и около домов.
Где те, что здесь остались с Богом,
Чтоб их вот в церкви привести.
А жизнь, как лошадь с поднебесья,
Всё тащит грязи этот воз.
Когда же зазвучит вновь песня,
Обидно даже вот до слёз.
Так наброски. Растёт сословие всех меченых, что выставляют на показ,
Тот образ свой рукой помеченный, той щепетильностью меж нас.
Тело божественное красить, вскрывая вход к своей душе,
Что значит жизнь свою потратить на что – то дьявольское в огне.
Что за шут сейчас с тобою лезет в родины дела,
Кто ему дал это право, говорить с твоего мостка.
Человек рождён без рук, без ног в этот мир цветущей страсти,
Как смеётся в том судьба, предлагая жизни краски.
Винить Отца Бога в том не надо, нету в том вины Всевышнего Отца,
Выбрана была не та дорога, кто тот близкий возле тебя.
Цветок — жизни- это счастье, вот подарок от Отца, остальное- всё коварство,
Здесь другого вот лица.
Смерть восславив в ранги Бога, украсив всё её крестом,
Но это вовсе не та дорога, что нам начертана Всевышнем Отцом.
Без господ видать не можем, столько развели хламья,
С сорняками рост так сложен, к счастью зарастёт тропа.
Ладно к счастью жизнь вот гложут, ковыряясь в ней пока,
А там придумали в наследство всё это близким передать,
Такое вот у нас соседство, другого негде нам искать.
Так не хватает твоих глаз, всего того, что в тебе много,
Тоска туманит часто взгляд, душа тоскует, ей так надо.
Уткнуться бы в твоё тепло, обнять руками гибкость стана,
Ведь это вроде так легко, но жизни нет до того дела.
Она опять вот рвёт подмётки, бросая в разные концы,
А мы в ней вроде бы ошмётки, что появились из грязи.
Спасибо, Солнышко родное, что успокаивает суть,
Так далеко, но что такое- с ним хочется вот просто жить.
А на дворе зима рисует свои узоры на стекле,
Как будь – то жизни вот диктует- гуляй, живи, Бог в вышине.
Расправлю плечи я в застенках и брошу грудь на встречу дню,
Пускай живёт, кто хочет в потёмках, я не люблю лишь суету.
Да кстати, смерть здесь -тоже царь всего церковного, подземного здесь царства,
Жизнь не даёт, а лишь берёт на шару к нам вот притулясь.
Души собирает в свой ковчег, кто сами к ней определились.
У неё служители свои, кто ей отпевает наши души,
А смерть собирает те плоды, лапшу нам вешая на уши.
Болезни все её проблемы, она искусно этим владеет всем.
Война и происки науки то всё движение её рук,
Лишь только человек -то плод Отца Всевышнего Святого
Он выбирает сам себе какой здесь выбрать путь.
Моя мечта в объятьях жизни, глоток той радости в душе,
Там, где барахтались лишь мысли во взглядах встреч наедине.
Ты мой тот омут в этом мире, что вот никак не обойдёшь,
А в нём всегда ты словно в тире промчишься мимо или позовёшь.
Омут- не болото, можно плавать, но дна не видно, не достать,
Один — вот берег- только старость да серость будней, что найдёшь.
Сказать, где лучше очень сложно, нет той вот радости в глазах,
Какое будет в этом счастье в той клетке или вот во вне.
Дорога жизни вся в ухабах и старость ползает по ней,
А счастье где – то там осталось у тех закрытых вот дверей.
Во всём мы сами виноваты, что развращаем с вами суть,
Что так сжимается меж нами, а прошлое не пытаемся вернуть.
Одна та тьма бредовой мысли, что Иисус Христос забрал все их грехи,
Даже тупой вот здесь от скуки не верит в эти слов вершки.
А вы все бредни с той помойки несёте в светлое своё,
Поставив смерть в свои простенки, забыв, что это не твоё.
А к вам пришедшее оттуда, где кровь и грязь вершили жизнь,
Измазав ваши чувства — вот то блюдо, что они вам преподнесли.
Солнце Всевышнее вот был наш Бог, Рай, что Отец Всевышний в нём построил.
Чтоб жизнь нам дарить вот от - туда бы смог, а мы всё топчемся на смерти блюде.
Самая чистая в мире любовь, словно тот лучик от нашего счастья,
Но мы втаптываем в букет этот страсть, грязь ту прилипшую в это объятие.
И разбавляем вот ими любовь- чувство, рождённое жизнью,
Пьём, как вино рождая ту ложь, что прилепилась к ней с этой вот грязью.
Всё испоганив живём как в бреду, мама- венец того чистого слова,
Что мы закрыли сейчас здесь в хлеву жизнь, начинавшуюся со всего здесь святого.
Нам блуд дороже стал крови детей, что вытираем мы здесь о пороги,
Вот понастроенных нами церквей и топчем, топчем к ним свои дороги.
