Вагонные споры - последнее дело,
Когда больше нечего пить.
Но поезд идет, бутыль опустела,
И тянет поговорить.
И двое сошлись не на страх, а на совесть -
Колеса прогнали сон.
Один говорил - наша жизнь - это поезд.
Другой говорил - перрон.
Один утверждал - на пути нашем чисто,
Другой возражал - не до жиру.
Один говорил, мол, мы - машинисты,
Другой говорил - пассажиры.
Один говорил: нам свобода - награда,
Мы поезд куда надо ведем.
Второй говорил: задаваться не надо,
Как сядем в него, так и сойдем.
А первый кричал: нам открыта дорога
На много, на много лет.
Второй отвечал: не так уж и много -
Все дело в цене на билет.
А первый кричал: куда хотим, туда едем,
И можем, если надо, свернуть!
Второй отвечал, что поезд проедет
Лишь там, где проложен путь.
И оба сошли где-то под Таганрогом,
Среди бескрайних полей,
И каждый пошел своей дорогой,
А поезд пошел своей.

А.Макаревич

Если Вы любите Макаревича, то у нас больше общего, чем могло показаться на первый взгляд.
***
Когда ко дну идет баркас
Или рыбачья фелюга,
Шаланда, шлюпка, словом, то,
Что не господствует в размерах,
Картина бедствия проста:
Седой матрос кричит "Полундра!",
И, не теряя время на
Пусты споры и дебаты,
Весь экипаж, покинув борт,
Стремится к полосе прибоя.
Но если вдруг ко дну идет
Трансокеанский белый лайнер
В двенадцать с лишним этажей,
Картина бедствия иная:
В машинном - паника. Вода
Все туже давит в переборку,
Искрит проводка,
Гаснет свет...
А наверху еще гуляют,
Горят огни, играет джаз,
Стюард, надушенный не в меру,
Разносит "Брют", и нет причин
Для огорчений и тревоги.
И мне все чаще снится сон:
В машинном - паника. Вода
Все туже давит в переборку,
Искрит проводка, гаснет свет,
Я остаюсь один в отсеке,
И вот уже соленый лед
Дошел почти до подбородка,
Через двенадцать этажей
Я слышу музыку и смех,
И мне до них не докричаться...