Заметки про нашего мальчика

3.

В те времена и слова-то такого не было — моббинг, но сам моббинг существовал всегда, просто нам повезло — никого из нас (ни меня, ни мужа, ни Мишу) никогда не травили. Моббинг в школе штука такая, любой может стать жертвой: самый толстый или самый больной, круглый отличник или самый тупой, одетый хуже или, наоборот, лучше всех, в общем, хоть как-то выделяющийся. Если выделяющихся нет — можно придумать что-нибудь порочащее. Вовик наш в классе оказался самой подходящей мишенью, он у всех был как бельмо на глазу. В первом классе ему досталось по полной. У него вечно что-то пропадало: то шапка, то одна варежка (через день-два чудесным образом находились), то альбом для рисования (нашелся через неделю без обложки), то пенал (нашелся, но без карандаша с резинкой) и т. д. Я никак не могла списать это на его забывчивость и рассеянность, наоборот, он был собран и аккуратен сверх меры. Поэтому никогда его не ругала, чувствовала, что его вины тут нет. А он расстраивался. Потом стало еще хуже — дошло до драк. В классе он дружил с соседским мальчиком, Алешей Тимофеевым, этот Алеша тоже был выдающейся личностью: крупный увалень, на голову выше нашего маленького и шустрого Вовика, тугодум, очень медлительный во всем. Ну, в общем, такой же кандидат на роль жертвы, как и наш ребенок. Их обоих постоянно задевали на переменах — толкали, ставили подножки, после школы, по дороге домой, могли запустить в спину ком грязи или сорвать ранец и бросить его в лужу... Особенно изгалялись двое — Женя Кравченко и Петя Донцов, дети вроде бы из нормальных семей, мама Жени работала в торге, мама Пети была зубным врачом. Я пыталась поговорить с Петиной мамой, но из разговора ничего не вышло, она мне сказала: дети сами разберутся, не надо лезть в их отношения. Дошло до того, что папа Алеши стал их встречать после уроков возле дверей школы. Правда, не каждый день, а только когда работал во вторую смену. Я пыталась научить ребенка давать сдачи — без толку, драться он не умел и не хотел, точно так же, как и Алеша. В те дни, когда Алешин папа не мог их встретить, они просто спасались бегством, причем Алешка вечно отставал. Пожаловаться учительнице (как делают в Германии) или натравить на обидчиков Мишу (он учился в той же школе) ни детям, ни родителям даже в голову не приходило — это же не по понятиям, прослывешь ябедой, это еще хуже, чем слабак.

Хорошо, что все это продолжалось недолго. Плохо, что закончилось очень печально. Однажды Алеша с Вовиком слегка задержались, не успели вовремя уйти из школы, а Петя с Женей и еще одним мальчиком из их класса, Максимом, перегородили им дорогу к светофору, не давали пройти, швыряли в них камни. В это время мимо проходил какой-то старшеклассник (так рассказывал мне Вовик), он увидел это побоище, крикнул им что-то типа "А ну, прекратили!" Петя с Женей послушались, перестали швыряться, а Максим — нет. Тогда незнакомый мальчик погнался за ним, поймал и стал бить. Кулаками. Избил и ушел. В результате Максим попал в больницу с разрывом селезенки. Все обошлось, к счастью, но резонанс это дело получило громкий. Детей таскали на опознания, требовали назвать имя, от нашего Миши добивались признания, что старшеклассник, повинный в избиении, имеет к нему какое-то отношение. Миша сразу сказал, что понятия не имеет, кто это такой, нет у него ни таких друзей, ни таких одноклассников. Дети тоже никого не опознали в школе — ни Алеша с Вовой, ни Петя с Женей, ни Максим. Так никого не нашли и никого не наказали. Это был просто случайный прохожий, поди найди такого — мальчика лет пятнадцати-шестнадцати (Вовик сказал, что он был постарше Миши, но не намного), темноволосого, без особых примет. На том дело и закончилось. Но после этого случая Вовика с Алешкой гнобить перестали.

****************
Вспомнилась еще одна "первоклассная" история — конфликт с Натальей Борисовной в конце первого полугодия.

Однажды Вовик пришел домой без портфеля. Рассказал нечто, на наш взгляд, совершенно невероятное: якобы учительница его ударила. Поэтому он демонстративно собрал свои вещи и пошел к двери, а когда учительница попыталась его задержать, швырнул портфель на пол и ушел всё равно. Хорошо, что было еще тепло, и он был в одной форме, в таком состоянии он, наверно, и про верхнюю одежду бы не вспомнил, у него было одно желание — немедленно покинуть школу.

- За что ударила? - ничего не понимая, спросила я. - Ты плохо себя вел?

- Нет. Не за то, что плохо себя вел, а за то, что плохо писал.

Мне это показалось совсем диким. Как это, ударить ученика за плохой почерк? Бред какой-то...

Выяснить удалось следующее. Он действительно поначалу писал аккуратно, очень старался — пока не научился. Потом это ему наскучило, и он стал писать быстро, но мелко и некрасиво. Наталья Борисовна пыталась его вразумить, но не тут-то было. Выводить буквы красиво ребенок отказывался категорически. И учительница не выдержала: шлепнула его по руке ладонью. Это его страшно оскорбило, его же никто никогда не бил - ни мама, ни папа, ни брат, а тут - чужая тетка, да какое она имела право! Он же ощущал себя личностью, и шлепок этот воспринял именно как насилие над личностью. Мы с мужем пытались как-то его успокоить, приводили разные доводы, но поскольку сами никак не могли учительницу оправдать, выходило у нас плохо. Одно ребенок понял - в школу ходить придется все равно, альтернативы нет.

И он стал именно что ходить в школу, а не учиться в ней. Сидел на уроках, ничего не делая, просто смотрел в окно. До каникул оставалось всего ничего. Начались контрольные работы за четверть. О чем он думал, я не знаю, о событиях знаю только со слов Натальи Борисовны. Первая контрольная была по математике. Он не стал ее писать. Точно так же, как и на обычном уроке, сидел, сложа руки, и смотрел в окно. Учительница не знала что делать. Но пересилила себя, сказала:

- Вова, выйдем в коридор.

Вышли.

- Ты меня извини, - сказала Наталья Борисовна. - Я виновата. То, что я тебя ударила по руке, это неправильно. Но и ты ведешь себя неправильно. Не как школьник. Здесь не детский сад, ты должен это понимать, никто с тобой цацкаться не будет. Если не будешь учиться, вернешься в детский сад, куда ты по возрасту относишься. Ты этого хочешь?

- Нет, - сквозь зубы ответил ребенок.

- Тогда иди в класс, у тебя есть еще 25 минут, хватит, чтобы написать контрольную. И забудем эту историю. Согласен?

- Да, - сказал ребенок.

И действительно — пошел, написал контрольную, получил свою пятерку. Он ее простил, но не забыл. Уважительное отношение к учительнице так и не вернулось.