Певица

Валя была самой обычной девочкой. Не красавица, но с милым лицом, еще по-детски круглыми щеками, прямыми волосами соломенного цвета, которые ей не нравились - она мечтала о кудрях, поэтому с вечера, намочив волосы, туго-туго заплетала косички, а утром их расплетала, получалось подобие кудрей. Самодельные кудри держались недолго, до первой перемены, но Валя не ленилась, каждый вечер проделывала процедуру приручения волос в надежде, что к моменту, когда она станет взрослой, волосы наконец привыкнут и будут лежать красивыми волнами сами, без ежевечернего заплетания косичек.

Училась она средне - перебивалась с тройки на четверку, никакими особыми талантами не блистала. Но одна особенность у нее все-таки была: Валя до самозабвения любила петь. Голос она имела громкий, сильный, но, к сожалению, некрасивого тембра - визгливый; когда Валя пела, хотелось заткнуть уши и бежать, куда глаза глядят. К тому же у нее совсем не было слуха: в Валином исполнении любая песня звучала на манер "Синего платочка", вернее сказать, его первых двух строчек. Почему именно "Синий платочек", как ей это удавалось, не мог понять никто. Ну, вот попробуйте сами спеть, скажем, "Темную ночь" на манер "Синего платочка" - я уверена, у вас ничего не получится. А у Вали получалось:

Темная ночь, только пули
Сви-и-истят по степи...

Дальше шли сплошные ля-ля-ля-ля, до следующего куплета:

Ты меня ждешь и у детской
Кро-о-оватки не спишь...

Ну и далее в том же духе, сплошной "Синий платочек".

Наш девятый класс был сборный, все пришли в среднюю школу после окончания восьмилетних, которых в городе было три, а десятилетка - одна. Валя была вообще не из нашего города, а из деревни неподалеку, о ней никто ничего не знал, поэтому поначалу все решили, что она придуривается. "Ну, Каменецкая, ты даешь!" - говорили мальчики, когда Валя пела на переменах. Валя воспринимала это как похвалу. Девочки только кривились и переглядывались. Но Валя не придуривалась - она просто не могла не петь, песни рвались из ее груди.

В школе уже много лет существовал хор, руководил которым учитель географии Петров. Песни там пели разные: и детские, и советские патриотические, и сочиненные лично Петровым: географ сам писал к ним и музыку, и слова. Петров был человеком с большими странностями, без жены, без детей. Хор заменял ему семью. Это была "плоть от плоти его, кровь от крови". Ученики его мало волновали, они были просто инструментами, причем не очень хорошими, главным для Петрова было - довести их до ума, чтобы слаженно звучали. Но мы его любили.

В хор Петров брал только старшеклассников, не заморачиваясь с малышней. Желающих было немного, дети менялись - одни оканчивали школу и уходили, другие, наоборот, приходили после восьмого класса из других школ, и хотя никаких особых требований к слуху и голосу учитель не предъявлял, чтобы набрать необходиное для хора количество певцов Петрову приходилось заманивать народ обещанием всем поющим в хоре выставить четверки по географии автоматом. Тем, кто пел у него в ансамбле (а Петров руководил еще и ансамблем, выступал с ним на всяких смотрах, нередко занимал призовые места), он выставлял пятерки не глядя, но в ансамбль попасть было трудно, для этого надо было и в самом деле уметь петь. Я туда попала случайно: когда Петров отбирал девочек из хора для своего ансамбля, оказалось, что у меня очень низкий голос, чуть ли не бас, редкий голос для девочки-подростка. Петров был счастлив, обнаружив меня. Хотя я не обладала ни особым умением петь, ни особой музыкальностью, но слух у меня был, а для партии третьего голоса, сказал Евгений Николаевич, моих данных вполне достаточно.

Валя не претендовала на то, чтобы петь в ансамбле, но и в хор Петров ее не взял, отмел сразу, сказав: "Нет, Каменецкая, ты не можешь петь в хоре. У тебя нет музыкального слуха." Валя умоляла принять ее в хор, но Петров был непреклонен. Единственное, что он ей разрешил, это присутствовать на всех репетициях, но при условии, что она будет сидеть с закрытым ртом. Валя пообещала, что она будет нема, как рыба.

Через какое-то время Вале показалось мало просто сидеть в зале во время репетиций, и она опять стала приставать к Петрову: "Евгений Николаевич, а можно, я буду стоять на сцене вместе со всеми? Я буду петь беззвучно, только губами шевелить, вот увидите, меня не будет слышно. Можно, Евгений Николаевич?"

Петров, человек, в сущности, добрый, разрешил. И гордая Валя встала в общие ряды. Не только на репетициях, но и во время выступлений. Но долго она не продержалась. Во время одного из выступлений хора Валя не выдержала и раскрыла рот. Голос её - сильный, резкий, похожий на визг, почти ультразвук, так долго удерживаемый взаперти - взмыл над залом, ударил по ушам, зазвенели стекла... Хор замолк, как будто всем разом заткнули рты.

Что тут поднялось в зале, трудно поддается описанию. Хохот, гвалт, топанье ногами, свист и улюлюканье... У Петрова случился сердечный приступ, пришлось вызывать скорую. Слава богу, скорая приехала достаточно быстро, еще бы полчаса, и история могла закончиться инфарктом. А так - откачали, и ладно. Но Валя навеки была отлучена от хора.