Мне удалось в начале третьего тысячелетия в моих буднях вести самую обыкновенную датскую жизнь. Одновременно несу во мне знание что Иисус жив. И я не являюсь ни странной, ни капризной, ни оторванной от жизни или спряталась в кругах святости. Я разговариваю со всё большим количеством людей о той встрече, но бОльшая часть моего окружения ничего не знает об этом и не замечает во мне никаких изменений.

Мой младший сын полагает что не так много об этом думает. "Но ты совершенно точно не такая строгая, но может быть здесь дело в том что мы стали старше", говорит он о себе и о своих двух старших братьях.

Среднему я кажусь "подчас несколько отсутствующей", но "с другой стороны мы можем друг с другом серьёзно говорить", объявляет он. Он провёл много бесед со мной и со своим отцом о том как ему устроить свою жизнь.

"Ты говоришь больше о важном, о жизни, больших мыслях. В некотором роде ты стала серьёзнее." Он красноречивее своих братьев. То что пережила их мать никак не повлияло на личную веру каждого из них. Даже у старшего, который после автоаварии в Норвегии пережил нечто похожее как и я.

"Но мы же и похожи с тобой", говорит он. "Мы оба сентименталисты. Это входит напрямую во внутрь, неправда ли? И мы оба можем писать стихи."

Мой муж всё ещё женат на мне. И это несмотря на то что я нахожусь в постоянном движении, всегда в пути. Какое беспокойство!, думаю я. Но он всё ещё со мной и он так же как и раньше находит что я всё та же Шарлота, на которой он женился.

"Хотя некоторые стороны в тебе выявляется более явно. Особенно то что ты стала более чувствительной", звучит его сдержанный итог наших разговоров в продолжении многих вечеров и наше обоюдное желание держаться друг друга вопреки большой дистанции в вопросах веры.

199