Многие знаю, как было:
Свой пещерный разоренный, нищий быт поздней осенью 1919 года она описывает так:
╚Живу с Алей и Ириной (Але 6 л<ет>, Ирине 2 г<ода> 7 м<есяцев>) в Борисоглебском переулке, против двух деревьев, в чердачной комнате, бывшей Сережиной. Муки нет, хлеба нет, под письменным столом фунтов 12 картофеля, остаток от пуда, ╚одолженного╩ соседями ≈ весь запас!.. Живу даровыми обедами (детскими). Жена сапожника Гранского ≈ худая, темноглазая, с красивым страдальческим лицом ≈ мать пятерых детей ≈ недавно прислала мне через свою старшую девочку карточку на обед (одна из ее девочек уехала в колонию) и ╚пышечку╩ для Али...╩
В ту пору Цветаева держалась только помощью добрых людей; в своих записях она упоминает еще нескольких выручавших ее: соседку с тремя детьми, присылавшую суп Але и Ирине и помогавшую деньгами; В. К. Звягинцеву ≈ в то время актрису Второго передвижного театра, и ее мужа, А.С. Ерофеева, которых знает всего ╚без году неделю╩, еще одного знакомого, который ╚дает спички, хлеб. Добр, участлив╩. ╚Бальмонт рад бы, ≈ продолжает она, ≈ да сам нищий. (Зайдешь, кормит и поит всегда.) Его слова: ╚я все время чувствую угрызения совести, чувствую, что должен помочь╩ ≈ уже помощь. Люди не знают, как я безмерно ≈ ценю слова
Двадцать седьмого ноября Марина Ивановна сделала непоправимый шаг, обернувшийся трагедией. Кто-то посоветовал ей и помог поместить Алю и Ирину в Кунцевский приют.
Вскоре Аля тяжело заболела; болезнь длилась три месяца.
Тяжелобольную Алю (арина Ивановна привезла в Москву, выхаживать ее помогала В. А. Жуковская, у нее временно и поселилась Цветаева с дочерью. Помогала и Вера Эфрон; Лили не было в Москве; она только что устроилась на работу в провинции и как раз собиралась взять к себе пожить маленькую Ирину. Но это не осуществилось: 15 или 16 февраля2 девочка угасла в приюте, не болея и не принимая пищи. (Впрочем, как впоследствии писала Ариадна Эфрон, ╚там просто не кормили╩, обворовывали детей.)
╚Москва, 7/20 февраля 1920 г.
Друзья мои!
У меня большое горе: умерла в приюте Ирина ≈ 3-го февраля (по старому стилю. ≈ А.С.), четыре дня назад. И в этом виновата я. Я так была занята Алиной болезнью (малярия, ≈ возвращающиеся приступы) ≈ и так боялась ехать в приют (боялась того, что сейчас случилось), что понадеялась на судьбу...
Узнала я это случайно, зашла в Лигу спасения детей на Соб<ачьей> площадке разузнать о санатории для Али ≈ и вдруг: рыжая лошадь и сани с соломой ≈ кунцевские ≈ я их узнала. Я взошла, меня позвали. ≈ ╚Вы г<оспо>жа такая-то?╩ ≈ Я. ≈ И сказали. ≈ Умерла без болезни, от слабости. И я даже на похороны не поехала ≈ у Али в этот день было 40, 7... сказать правду? ≈ я просто не могла. ≈ Ах, господа! ≈ Тут многое можно было бы сказать. Скажу только, что это дурной сон, я все думаю, что проснусь. Временами я совсем забываю, радуюсь, что у Али меньше жар или погоде ≈ и вдруг ≈ Господи, Боже мой! ≈ Я просто еще не верю! ≈ Живу с сжатым горлом, на краю пропасти. ≈ Многое сейчас понимаю: во всем виноват мой авантюризм, легкое отношение к трудностям, наконец, ≈ здоровье, чудовищная моя выносливость. Когда самому легко, не видишь, что другому трудно...
Другие женщины забывают своих детей из-за балов ≈ любви ≈ нарядов ≈ праздника жизни. Мой праздник жизни ≈ стихи, но я не из-за стихов забыла Ирину ≈ я 2 месяца ничего не писала! И ≈ самый мой ужас! ≈ что я ее не забыла, не забывала, все время терзалась и спрашивала у Али: ≈ ╚Аля, как ты думаешь...╩? И все время собиралась за ней, и все думала: ╚Ну, Аля выздоровеет, займусь Ириной!╩ ≈ А теперь поздно...
Господа, если придется Алю отдать в санаторию, я приду жить к Вам, буду спать хотя бы в коридоре или на кухне ≈ ради Бога! ≈ я не могу в Борисоглебском, я там удавлюсь.
Или возьмите меня к себе с ней, у Вас тепло, я боюсь, что в санатории она тоже погибнет, я всего боюсь, я в панике, помогите мне!
Малярия лечится хорошими условиями, Вы бы давали тепло, я еду...
У Али на днях будет д<окто>р ≈ третий! ≈ буду говорить с ним, если он скажет, что в человеческих условиях она поправится, буду умолять Вас: м. б. можно у Ваших квартирантов выцарапать столовую? Ведь Алина болезнь не заразительная и не постоянная, и Вам бы никаких хлопот не было. Я знаю, что прошу невероятной помощи, но ≈господа! ≈ ведь Вы же меня любите!
О санатории д<октор>а говорят, п. ч. у меня по утрам 4 ≈ 5╟, несмотря на вечернюю топку, топлю в последнее время даже ночью.
Кормить бы мне ее помогали родные мужа, я бы продала книжку через Бальмонта ≈ это бы обошлось... Господа! Не приходите в ужас от моей просьбы, я сама в непрестанном ужасе, пока я писала об Але, забыла об Ирине, теперь опять вспомнила и оглушена... Если можно, никаким общим знакомым ≈ пока не рассказывайте, я как волк в берлоге прячу свое горе, тяжело от людей.
Еще одно письмо В. К. Звягинцевой ≈ от 25 февраля:
╚Верочка!
Вы ≈ единственный человек, с кем мне сейчас хочется ≈ можется ≈ говорить... Милая Вера, я совсем потеряна, я страшно живу. Вся как автомат: топка, в Борисоглебский за дровами ≈ выстирать Але рубашку ≈ купить морковь ≈ не забыть закрыть трубу ≈ и вот уже вечер, Аля рано засыпает, остаюсь одна со своими мыслями, ночью мне снится во сне Ирина, что ≈ оказывается ≈ она жива ≈ и я так радуюсь ≈ и мне так естественно радоваться ≈ и так естественно, что она жива. Я до сих пор не понимаю, что ее нет, я не верю, я понимаю слова, но я не чувствую, мне все кажется ≈ до такой степени я не принимаю безысходности ≈ что все обойдется, что мне ≈ это ≈ во сне ≈ урок, что ≈ вот ≈ проснусь...
С людьми мне сейчас плохо, никто меня не любит, никто ≈ просто... не жалеет, чувствую все, что обо мне думают, это тяжело. Да ни с кем и не вижусь.
Мне сейчас нужно, чтобы кто-нибудь в меня поверил, сказал: ╚А все-таки Вы хорошая ≈ не плачьте ≈ С<ережа> жив ≈ Вы с ним увидитесь ≈ у Вас будет сын, все еще будет хорошо╩...
Все во мне сейчас изгрызано, изъедено тоской...
≈ Милая Вера, пишу на солнце и плачу, потому что я все в мире любила с такою силой!.. Никто не думает о том, что я ведь тоже человек. Люди заходят и приносят Але еду ≈ я благодарна, но мне хочется плакать, потому что никто ≈ никто за все это время не погладил меня по голове... И потом... мне начинает казаться, что Сереже я ≈ без Ирины ≈ вовсе не нужна, что лучше было бы, чтобы я умерла, ≈ достойнее! ≈ Мне стыдно, что я жива. ≈ Как я ему скажу?
И с каким презрением я думаю о своих стихах!..╩
В те страшные дни Марина Ивановна не вынесла быта ≈ не хватило сил. Не физических (они были) ≈ внутренних. Вообразим себе тот день, когда она забрала из приюта почти безнадежно больную Алю: ╚и брюшняк, и сыпняк, и ╚инфлюэнца╩, и еще что-то╩, ≈ писала Ариадна Сергеевна в 1966 году П. Г. Антокольскому. Она вспоминала, как мать вынесла на руках ее, ╚завернув в шубу, на большую дорогу; ╚транспорта╩ в те годы не было; какие-то попутные сани увезли нас. А Ирина еще ╚дюжила╩ ≈ ходила, не лежала; все просила ╚чаю╩...╩ Марина Ивановна боролась за жизнь старшей дочери, и ужас при мысли о том, что она может потерять Алю, заслонил для нее все остальное.
Когда события, потрясшие душу, хотя бы немного отступают в прошлое, тогда поэт обретает голос, чтобы о них говорить. После смерти маленькой Ирины Цветаева онемела и только весной нашла в себе силы написать реквием ей ≈ пронзительный в простоте нежности и горя; выразить вселенскую скорбь матери, потерявшей ребенка:
Две руки, легко опущенные
На младенческую голову!
Были ≈ по одной на каждую ≈
Две головки мне дарованы.
Но обеими ≈ зажатыми ≈
Яростными ≈ как могла! ≈
Старшую у тьмы выхватывая ≈
Младшей не уберегла.
Две руки ≈ ласкать-разглаживать
Нежные головки пышные.
Две руки ≈ и вот одна из них
За' ночь оказалась лишняя.
Светлая ≈ на шейке тоненькой ≈
Одуванчик на стебле!
Мной еще совсем не понято,
Что дитя мое в земле.