Чем больше человек полагается на искусственный интеллект, тем меньше он может рассчитывать на свой.

спустя 10-15 лет...

Вечером я смотрел старый, но всё ещё популярный ток-шоу, в котором ведущий вёл тяжёлый, выматывающий диалог с профессором Думчевым — идеологом нового гуманитарного консенсуса.
Думчев говорил всегда ровно, вкрадчиво, с тяжеловесной уверенностью, которая не требовала доказательств. Его образ был нарочито архаичным: строгий чёрный костюм, борода, аккуратно обрезанная на манер византийских икон.

— Смысл? — говорил Думчев. — Смысл — это иллюзия, навязанная человеку эпохой модерна. Иллюзия индивидуальности, личного выбора, свободного "я". Все великие цивилизации достигали гармонии лишь там, где личность растворялась в высшей воле. Будь то Бог, Царь или Общество.

— Но вы же не хотите сказать... — начал ведущий, но Думчев перебил его, улыбаясь, как преподающий учитель:
— Я говорю, что элиты мира поняли: конец индивидуализма — это их последний шанс сохранить контроль. Свободный человек — непредсказуем. А непредсказуемое не управляется. Мы живём в финале свободы. В новом порядке личность будет отброшена как атавизм.
— И кто же определит этот порядок?
— О, это уже определено. Спросите себя, кому принадлежит инфраструктура, алгоритмы, контроль над данными. Это и есть новые боги.

К шоу подключился Стиверсон, представитель Совета глобальных транснациональных альянсов. Человек без возраста, без выражения. Его улыбка — как рекламный логотип компании, которая давно поглотила сама себя.

— Профессор, ваши слова звучат красиво, но они из прошлого. Личность, в её классическом понимании, устарела. Мы не стираем личность — мы трансформируем её. Личность станет частью больших систем — распределённых разумов, облачных этик, нейронных коллективов. Это не отказ, а эволюция. Свобода будет другой — свободой выбора лучших алгоритмов поведения. Это избавит людей от страха, боли, ответственности. Им не придётся решать за себя.
Они будут жить в мире, где им подскажут, что лучше для них и для планеты.

Думчев, возразил жёстко, с презрением:

— Вы отрицаете саму трагедию свободы. Человечество без трагедии, без права на ошибку — это скот во цифровой ограде ваших алгоритмов. Ваше будущее — концлагерь, но с ароматом лаванды. Человечество должно вновь обрести дух Империи, Логоса, Прямоты. Вы хотите убить Историю. Я говорю — История начнётся заново. С крови и очищения.

Стиверсон продолжал, спокойно, почти скучно:
— Кровь? Очередной архетипичный бред. Мы давно переработали эти нарративы.
Системы будущего — это системы без травмы, без героев, без падений и подъёмов. Вам не нравится? Сопротивляйтесь. Ваше сопротивление тоже учтено в алгоритмах сценарного моделирования. Вы будете поглощены. Даже ваши речи — часть обучающего датасета будущего.

Думчев, глядя прямо в камеру:
— Люди, очнитесь. Вы будете поглощены... Они уже пишут за вас ваши сны. А значит — пора пробуждаться.

Стиверсон, глядя в камеру с той же улыбкой:
— Нет, профессор. Люди выберут не просыпаться. И это будет их свободный выбор.

Я вдруг понял: никто уже не слышит этих слов.
Слова обесценились.
Они растворялись в плотном тумане алгоритмов, предсказывающих каждую реплику, каждый наклон головы.
Оба были уже вписаны в сценарий.
Оба — и Думчев, и Стиверсон — были частью шоу, которое само себя жрало.

Но всё же Думчев пробивался сквозь шум.
Я уловил странное чувство: в голосе старика звучала какая-то неуместная... надежда.
Как будто тот говорил не в пустоту, а в рассвет, который должен был наступить вопреки всем прогнозам.

"Вы будете поглощены..."
Эта фраза зацепилась в мозгу как осколок.
Неужели я уже внутри?
Неужели я — часть алгоритма, реплика на вечер, предсказуемая реакция, заранее прописанная в моделях?

Я выключил экран.
Тишина обрушилась на комнату, как бетонная плита.
И в этой тишине я впервые за долгое время ощутил укол старого, почти вымершего чувства.
Сомнение.
Может, всё ещё не поздно выбрать ошибку?

Слова Думчева резонировали слишком сильно с тем, что я видел вокруг.
Люди ещё цеплялись за свою мнимую свободу, а в это время кто-то уже строил новую вертикаль — без них.