Ну тогда наверное интересно ещ╦ будет узнать, что думал про это уважаемый в это теме Шопенгауэр:
"...стоики... полагали, что действительное воздержание от всего, выходящего за пределы необходимого, не требуется, достаточно всегда рассматривать имущество и наслаждение как то, без чего можно обойтись, и подвластное случаю, - тогда действительное лишение, если оно придет, не будет ни неожиданным, ни трудно переносимым. Можно всем обладать и всем наслаждаться, надо только всегда сохранять уверенность, с одной стороны, в том, что все эти блага сами по себе не имеют ценности и что без них можно обойтись, и с другой - что они непрочны и бренны, считать их ничтожными и всегда быть готовыми отказаться от них. Более того, тот, кто вынужден, чтобы не стремиться к обладанию подобными благами, действительно отказаться от них, тем самым показывает, что в глубине души он считает их подлинными благами, которые надо вообще удалить из поля зрения, чтобы не испытывать к ним вожделения. Напротив, мудрец знает, что они совсем не блага, а безразличные вещи, αδιαφορα, во всяком случае προηγμενα . Поэтому, если ему представится возможность, он ими воспользуется, но всегда будет готов с полным равнодушием отказаться от них, если случай потребует этого, так как они των ουκ εφ' εμιν . В этом смысле Эпикур говорит (гл. 7), что мудрец подобен человеку, который, сойдя с корабля на берег и т. д., охотно последует за бабенкой, за мальчуганом, но всегда готов, услышав зов кормчего, сразу оставить их.
Так стоики за счет практики усовершенствовали теорию равнодушия и независимости, сведя все к ментальному процессу и допуская с помощью софистических аргументов, наподобие тех, которые содержатся в первой главе Эпиктета, пользование всеми удобствами жизни. При этом они, однако, упустили из виду, что все привычное становится потребностью, отказаться от которой можно только испытывая страдание, что воля не позволяет играть собой, не может наслаждаться, не испытывая любви к наслаждениям, что собака не остается равнодушной, когда у нее вырывают из пасти кусок жаркого, как не останется к этому равнодушен и мудрец, если он голоден, и что между вожделением и воздержанием нет середины. Они же полагали, что следуют своим принципам, если, возлегая за пышной римской трапезой, не пропускали ни одного блюда, уверяя при этом, что все это для них не более, чем προηγμενα, а не αγαυα, или, попросту говоря, они пили, ели и жили в свое удовольствие, не считая нужным благодарить за это Бога, а, напротив, делая кислую мину и решительно утверждая, что все это обжорство их совершенно не занимает. Таково было средство стоиков, которое позволяло им выходить из трудного положения. Они были героями на словах и относились к киникам приблизительно так, как разжиревшие бенедиктинцы и августинианцы к францисканцам и капуцинам. Чем больше они пренебрегали практикой, тем острее становилась их теория."