У иудеев существовала давняя концепция Мессии, включающая вопросы его "узнавания". Иисус не отвечал практически ни одному требованию , предъявляемому традицией к МессииМногие , уверовавшие вначале в Него как в Мессию, позже отказались принимать Его .За что можно осуждать этих людей, увидевших в Нём лишь харизматичного Учителя, объявившего Себя Мессией, но по их убеждению, не ставшего им ?
Tем более, как могли иудеи, впитывавшие Тору с молоком матери и знавшие ее наизусть, в человеке увидеть Бога?

"Жители ведь признали Иисуса "Илиею воскресшим" -- и только удерживались признать "Богом", помня слова: "Да не будут тебе Бози инии разве Мене". Последние слова были для евреев национальные слова, с Синая. Им поколебаться в них было невозможно..

Возможно ли было, чтобы площадь, толпа, , а наконец и ответственные вожди Израиля признали Его Мессиею, и притом до Воскресения?! Если Фоме, близкому ученику, было позволительно усомниться, чего же требовать оттолпы народной? Да и Фома судил п о с л е воскресения, увидя осязательно Воскресшего. А Израилю приходилось изменить "да не будут тебе Бози инии" р а н е е воскресения.

Если бы Христос не воскрес, и мы усомнились бы, Мессия ли Он. Но ведь Он не воскрес до воскресения: за что же было судить Израиля, воскликнувшего о человекообразном Чудотворце: "Он Илия, сошедший с неба, Иоанн оживший: но Сын Божий -- о таком не слышали ни от Моисея, ни от пророков". Заметим, что у пророков и в псалмах есть об "отрасли Давида", "Отроке", "овце, ведомой на заклание". Но определительного учения, и даже термина о "Сыне Божием" -- нет иначе, чем в смысле, что все люди суть "сыны Божии"?

Таким образом, евреи остановились принять нечто неслыханное, невозможное, невероятное, противоречащее и "Аз есмь Господь Бог Твой", и "не будут тебе Бози инии разве Мене". ...Еще раз настаиваю: если Фома ошибся -- позволено ошибиться и Израилю. А если Израилю позволено ошибиться, ..безвинны. Безвинная мука есть. …

..я думаю и уверен, что тайна их гонения лежит именно в загадочных сторонах Евангелия... (ц)

Никто не может прийти к Отцу токмо как через Сына"

В Евангелии нет прямого указания на физическое угнетение "отщепенцев" и "сопротивляющихся" . Но есть предпосылки для него --малые, большие, вообще все .

Церковь, р а з р а б а т ы в а в ш а я Евангелие , впадала в эти предпосылки, приставляя к ним, в сущности, уже и факт преследования.

В изречении Иисуса: "Никто не может прийти к Отцу токмо как через Сына" уже есть предпосылкa не только духовного, но и телесного стеснения. : "Аще не родишься водою и Духом -- не можешь войти в Царствие Небесное".

...Тьма -- вне церкви.

В словах "не приходят к Отцу токмо как через Сына" -- сужение путей веры, доведение его до единственного. В этом, так сказать, закрытии таможенной линии, кроме одного пункта перехода "в свет", есть достаточная причина для ужаса и смятения , результат которых и составили "преследования". Ведь до этого "одного пути" в мире вовсе не было религиозных преследований. Не было самого этого понятия.

У евреев не было прозелитизма; пророки говорили всем народам -- ибо Бог над всеми ими, у всех их. Но никого они не загоняли и даже никого усиленно не звали. Евреи только не обwaлись с другими народами; но это другое дело. Христиане же ко всем идут "в братцы" с требованием, чтобы "братец" самоуничтожился и принял в себя, как в мешок, "новое вино". Жар "апостольский" есть новое после Христа явление, не слыханное в эпическом покое древности.

Газы христианства развиваются, как при выстреле из пушки: сперва искорка, а потом -- неудержимая сила. Уже Павел почти преследует; прозелитизм -- необычайно возрос; да и раньше апостолы хотели свести огонь на одно селение, "не принявшее Иисуса". Но "Жених" еще удержал. Только издали Он сказал: "Содому и Гоморре будет отраднее в день Суда, нежели городу сему, видевшему такое знамение и не принявшему Меня". "(ц)

Эти слова сказаны не иудеем или (тем более) атеистом. Они принадлежат известному русскому религиозному философу, православному Василию Розанову.

Это ему принадлежат также слова:

"Христос загипнотизировал человечество, внушил нелюбовь к бытию, любовь к небытию. Религия его одно лишь признала прекрасным — умирание и смерть, печаль и страдание".