оставалась единственная закавыка: почему о ней сообщил не сам Иисус?

В конце концов, Он был только что казнен — самой унизительной, позорной и самой мучительной из казней. Его противники издевались над ним: «Эй! Разрушающий храм и в три дня созидающий! Спаси себя самого и сойди с креста» (Мф. 27:40).

Как были бы потрясены все эти люди, если бы они вновь увидели его живьем во плоти! Как перепугались бы иродиане, саддукеи и фарисеи! Как затрепетали бы Анания и Каиафа! Римские солдаты, которые только что увенчали его терновым венцом, попадали бы на колени уже не понарошку!

А уж об энтузиазме рядовых членов секты нечего и говорить — разбежавшиеся после унизительного разгрома, морально сломленные гибелью вождя, они бы тут же воспряли духом при виде Иисуса, снова сидящего, как ни в чем не бывало, рядом с сокровищницей в Иерусалимском храме!

Было совершенно непонятно, почему в таких условиях Иисус сообщил о своем воскресении не лично, а через апостолов.

На это тоже был найден замечательный ответ.

Дело в том, что после воскресения Иисус вознесся. Он отправился живым на небо, чтобы вернуться оттуда в ближайшем времени с войском ангелов, как и обещал.

Удивительная скромность, которую проявил по воскресении Мессия, и его подозрительное нежелание появляться на широкой публике, еще в Античности стали предметом язвительных подковырок.

Что же помешало вашему Мессии явиться римскому народу, императору и Сенату? — с ехидством спрашивал христиан неоплатонист Порфирий.

Не осталась эта скромность незамеченной и в век Просвещения. «Если целью Бога, — писал Реймарус, — было сделать Воскресение ясным и достойным доверия событием, почему он не показал Иисуса после его Воскресения каким-либо другим людям, кроме как самим апостолам?.. Разве не уверовали бы люди в Воскресение совершенно естественным путем, без чуда, и разве не приняли бы его все, если бы Бог, после распятия и погребения, позволил бы Иисусу быть увиденным и осязаемым живым, в Храме, перед лицом Синедриона, и перед лицом всех обитателей города?»

Как видим, деист Реймарус в 17 в. пользовался совершенно теми же аргументами, что неоплатонист Порфирий за пятнадцать столетий до него, причем совершенно независимо от последнего: текст Порфирия тогда еще был неизвестен.

Эта очевидная скромность Иисуса беспокоила и самих христиан. Как мы видели, во II–IV вв. они в изрядном количестве сочиняли фейковые официальные реляции о воскресении Иисуса.

Но были ли воскресение и вознесение Иисуса на небо уникальными событиями для Иудеи I в.н. э?