Лев Толстой и Церковь

После появления статьи Толстого "Не могу молчать!" со страстным призывом прекратить смертные казни (июль 1908 г.) в его адрес посыпались обвинения и угрозы расправы. Правительственная газета заявила, что Толстого "по всей справедливости следовало бы, конечно, заключить в русскую тюрьму" .."Тебя давно ждет виселица", "Смерть на носу", "Покайся, грешник", "Еретиков нужно убивать" - писали Толстому

Но отдельно следует остановиться на борьбе «святого» Иоанна Кронштадтского против Льва Толстого. Он выступил обличителем Толстого задолго до вынесения синодального «Определения», когда в самом Синоде еще только возникали первые мнения о необходимости отлучения писателя.

"Отец Иоанн" не мог даже временно принять точку зрения, что Христос – не Бог, что Мария – не непорочная Дева, что Воскресения не было, что Искупление – вымысел. Наконец, человек, посвятивший всю свою жизнь Церкви и растворивший свою личность в торжестве литургии, не мог даже на секунду допустить, что Толстой может быть прав, отрицая «таинствa»

Поразителен этот невероятный накал личной ненависти , исходящей от священника:

«дьявольская злоба», «кумир гнилой», «льстивая лиса», «смеется над званием православного крестьянина, в насмешку копируя его». …«… Толстому мало плюнуть в глаза»;

«…Вам по Писанию, нужно бы повесить камень на шею и опустить с ним в глубину морскую, Вам не должно быть места на земле».

«…и Лев Толстой, как свинья , попирает всё это своими ногами, на глазах всех христиан».

Непостижимо, но все эти слова произнесены и даже напечатаны священником. Он был «искренним священником». Только в этом заключалась его святость.

Иоанна Кронштадтского мало волнует, что Толстой – большой писатель. Но что его действительно сильно задевает, так то, что Толстой – граф! Почти во всех выступлениях отца Иоанна против Толстого звучит этот акцент: граф! граф!

Ценой их спора была ЦЕРКОВЬ. И это была такая «цена вопроса», когда Кронштадтский понимал: или он, или Толстой! Если прав Кронштадтский, Толстой – невозможен. Бог не должен терпеть его на земле. А если Бог терпит его на земле, значит, что-то нарушилось в общении неба и земли. В «проповеди» Кронштадтского против Толстого вдруг врываются слова молитвы, обращенной то к святым угодникам, то к самому Христу с отчаянной просьбой, чтобы с неба прозвучал какой-то ответ Толстому:

«Святителю отче Николае, приди от высоты небесной и явлением твоим страшным обличи сего безумца, дерзающего не в сердце только своем, а явно и громко проповедовать, якобы Христос не есть Бог"

И наконец:

"сгорай в огне неугасимом, уготованном отцу твоему, диаволу, которому ты усердно служил!»

Это была уже не полемика, не проповедь и не высказывание. Это было уже откровенное проклятие от священника на веки веков.

Последними словами Иоанна Кронштадтского о Толстом можно считать его запись в дневнике 1908 года:

«6 сентября. Господи, не допусти Льву Толстому, еретику, превзошедшему всех еретиков, достигнуть до праздника Рождества Пресвятой Богородицы, Которую он похулил ужасно и хулит. Возьми его с земли – этот труп зловонный, гордостию своею посмрадивший всю землю. Аминь. 9 вечера…»

22 января 1909 года, Лев Николаевич записал в своем дневнике:

"Вчера был архиерей, ... Он, очевидно, желал бы обратить меня, если не обратить, то уничтожить, уменьшить мое, по их - зловредное влияние на веру в церковь. Особенно неприятно, что он просил дать ему знать, когда я буду умирать. Как бы не придумали они чего-нибудь такого, чтобы уверить людей, что я "покаялся" перед смертью. И потому заявляю, что возвратиться к церкви, причаститься перед смертью, я так же не могу, как не могу перед смертью говорить похабные слова или смотреть похабные картинки, и потому, все что будут говорить о моем предсмертном покаянии и причащении, - ложь. ... похоронить меня прошу также без так называемого богослужения..."