"Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю..."
Prodolzhenie (L.N. Tolstoj "Ispoved'" )
...Разум работал, но работало и ещё что-то другое, что я не могу назвать иначе, как сознанием жизни.
и эта-то сила и вывела меня из моего отчаянного положения и совершенно иначе направила разум. Эта
сила заставила меня обратить внимание на то, что я с сотнями подобных
мне людей не есть всё человечество, что жизни человечества я ещё не
знаю.
Оглядывая тесный кружок свёрстных мне людей, я видел только людей, не понимавших вопроса, понимавших и заглушавших вопрос пьянством жизни, понявших и прекращавших жизнь и понявших и по слабости доживавших отчаянную жизнь. И я не видал иных.
... Как ни странно, ни неимоверно-непонятно кажется мне теперь как я мог до такой степени смешно заблуждаться, чтобы думать, что жизнь моя, Соломонов и Шопенгауэров есть настоящая, нормальная жизнь, а жизнь миллиардов есть не стоящее внимания обстоятельство, как ни странно это мне теперь, я вижу, что это было так. В заблуждении гордости своего ума мне так казалось несомненным, что мы с Соломоном и Шопенгауэром поставили вопрос так верно и истинно, что другого ничего быть не может, так несомненно казалось, что все эти миллиарды принадлежат к тем, которые ещё не дошли до постижения всей глубины вопроса, что я искал смысла своей жизни и ни разу не подумал: "да какой же смысл придают и придавали своей жизни все миллиарды, жившие и живущие на свете?"
..понимать смысл жизни, то искать этого смысла жизни мне надо не у тех,которые потеряли смысл жизни и хотят убить себя, а у тех миллиардов отживших и живых людей, которые делают жизнь и на себе несут свою и нашу жизнь. И я оглянулся на огромные массы отживших и живущих простых, не учёных и не богатых людей и увидал , что все эти миллиарды живших и живущих людей, все, за редкими исключениями, не подходят к моему делению, что признать их не понимающими вопроса я не могу, потому что они сами ставят его и с необыкновенной ясностью
отвечают на него.
Оказывалось, что у всего человечества есть какое-то не признаваемое и презираемое мною знание смысла жизни. Выходило то, что знание разумное не даёт смысла жизни, исключает жизнь; смысл же, придаваемый жизни миллиардами людей, всем человечеством, зиждется на каком-то презренном, ложном знании.
Разумное знание в лице учёных и мудрых отрицает смысл жизни, а огромные массы людей, всё человечество -- признают этот смысл в неразумном знании.
И это неразумное знание есть вера, та самая, которую я не мог не откинуть. Это всё то, чего я не могу принять, пока я не сошёл с ума.
...я должен понять жизнь не исключений, не нас, паразитов жизни, а жизнь простого трудового народа, того, который делает жизнь, и тот смысл, который он придаёт ей. и я обратился к нему и к тому смыслу, который он придаёт жизни.Смысл этот народ черпает из всего вероучения, переданного и передаваемого ему пастырями ..so смыслом народной веры неразрывно связано много такого, что отталкивало меня и представлялось необъяснимым: таинства, церковные службы, посты, поклонение мощам и иконам.
Отделить одно от другого народ не может, не мог и я.
почти две трети всех служб или вовсе не имели объяснений, или я чувствовал, что я, подводя им объяснения, лгу и тем совсем разрушаю своё отношение к Богу, теряя совершенно всякую возможность веры.
Сколько раз я завидовал мужикам за их безграмотность и неучёность.Из тех положений веры, из которых для меня выходили явные бессмыслицы, для них не выходило ничего ложного; они могли принимать их и могли верить в истину, в ту истину, в которую и я верил. Только для меня ясно было, что истина тончайшими нитями переплетена с ложью и что я не могу принять её в таком виде.
...я ещё держался православия. Но явились вопросы жизни, которые надо было разрешить, и тут разрешение этих вопросов церковью -- противное самым основам той веры, которою я жил, -- окончательно заставило меня отречься от возможности общения с православием.
...я увидал, что всех, не
исповедующих одинаково с ними веру, православные считают еретиками,
точь-в-точь так же, как католики и другие считают православие
еретичеством; я увидал, что ко всем, не исповедующим внешними символами и
словами свою веру так же, как православие, -- православие, хотя и
пытается скрыть это, относится враждебно, как оно и должно быть,
во-пёрвых, потому, что утверждение о том, что ты во лжи, а я в истине,
есть самое жестокое слово, которое может сказать один человек другому,
и, во-вторых, потому, что человек, любящий детей и братьев своих, не
может не относиться враждебно к людям, желающим обратить его детей и
братьев в веру ложную. И враждебность эта усиливается по мере большего
знания вероучения. И мне, полагавшему истину в единении любви, невольно
бросилось в глаза то, что самое вероучение разрушает то, что оно должно произвести.
этот вопрос представляется первым: почему истина не в лютеранстве, не в католицизме, а в православии?
Нельзя ли, -- говорил я, -- выше
понимать учение, так, чтобы с высоты учения исчезали бы различия, как
они исчезают для истинно верующего
И я всё понял. Я ищу веры, силы
жизни, а они ищут наилучшего средства исполнения перед людьми известных
человеческих обязанностей. И, исполняя эти человеческие дела, они и
исполняют их по-человечески. Сколько бы ни говорили они о своём
сожалении о заблудших братьях, о молитвах о них, возносимых у престола
всевышнего, -- для исполнения человеческих дел нужно насилие, и оно
всегда прилагалось, прилагается и будет прилагаться.
...При Алексее Михайловиче сжигали
на костре, т. е. по времени прилагали высшую меру наказания; в наше
время прилагают тоже высшую меру -- запирают в одиночное заключение. И я
обратил внимание на то, что делается во имя вероисповедания, и
ужаснулся, и уже почти совсем отрёкся от православия. Второе отношение
церкви к жизненным вопросам было отношение её к войне и казням.
В это время случилась война в России. И русские стали во имя христианской любви убивать своих братьев. Не думать об этом нельзя было. Не видеть, что убийство есть зло, противное самым первым основам всякой веры, нельзя было. А вместе с тем в церквах молились об успехе нашего оружия, и учители веры признавали это убийство делом, вытекающим из веры. И не только эти убийства на войне, но во время тех смут, которые последовали за войной, я видел членов церкви, учителей её, монахов, схимников, которые одобряли убийство заблудших беспомощных юношей. И я обратил внимание на
всё то, что делается людьми, исповедующими христианство, и ужаснулся.......
..............................................................................................