Таки да - не ждали...
***
День выдался - на удивление... Настоящее бабье лето! Золотистые солнечные блики наполняли светом всю комнату, а за окном - даром что осень! - пел, разливаясь витиеватыми трелями, соловей. Казалось, счастье - вот оно: только протяни руку - и дотронешься...
" Эх, нету Вовы, он бы энто все как надо описал!..." - подумала Майя - маленькая отважная женщина с блестящими глазами. Отважная - потому что не каждая женщина с простой деревенской биографией согласится стать супругой Поэта. Майя была именно таким редчайшим исключением.
Дел в хозяйстве сегодня (впрочем, как и всегда) было невпроворот. Перебирая гречку, она привычно мечтала о возвращении мужа, который (полгода уже как!) уехал пытать поэтического счастья в одну известнейшую на весь мир СТИХиатрическую вОльницу... Майя привыкла к постоянным деловым поездкам супруга, но - даже через 15 лет семейной жизни - все так же трогательно продолжала грустить в его отсутствие. Только изнурительная домашняя работа помогала ей хоть как-то унять непроходящую тоску по любимому Вовочке...
Резкий звонок в дверь прервал сладко-печальные мысли Майи.
- ХОСПОДЯ, неужели Вова??? А-яй-╦й-яй-╦й... А у меня -то даже борща нету!... - молнией пронеслось в мозгу женщины. Последнее, о чем она успела подумать, открывая дверь, - ╚...эх, занавески надо бы постирать, да все руки не доходят...╩
- Вам телеграмма!
На крыльце стоял почтальон. Страшное предчувствие заставило Майино сердце замереть на мгновение, а затем - забиться раз в 20 быстрее...
-Что случилось?- спросила она пересохшими губами. Руки бессознательно теребили пуговичку на платье.
- Вам телеграмма! - тоном ботаника-зубрилки повторил почтальон. - Распишитесь в получении!
Развернув телеграмму, она несколько раз перечитала странный текст:
╚Вчера зпт 17/9/07 в 22:07 зпт на дуэли в Читальне преСТАвился г-н Громыховский тчк примите поздравления тире был чудо как хорош вскл ДоМи Ля тчк╩
***
- Хосподя, какие ж люди бессердечные бывают! С ТАКИМ - поздравляют!!! Не, этот двадцать первый век не то, что двадцатый!!! - в сердцах сказала соседка Клава, одолжившая Майе черный платок. А Майя уже взяла себя в руки. Придя домой, она собрала детей и рассказала им, что случилось. Дети, видевшие папу не сказать, чтобы очень много раз, встретили новость спокойно. Майя же решила сделать все, как полагается, чтобы все-- как у людей!
- Доча! Садись за фортепьяну и играй Левый марш! Вовочка его так любил!.. И пел сам... И плясал... Ой, Хосподя, на все воля твоя, царица небесная ...
А вы, детки, сбегайте в папин кабинет да принесите рукописи его стихов - будем учить наизусть! Ибо после смерти Поэта и начинается настоящая его слава! Мы с вами теперь - семья Гения. Соответствовать надобно... Так-то вот жизнь повернулась, мдааа...
2.
Громыховский был в ударе. Он говорил громче обычного, глаза горели пролетарским неугасимым огнем еще ярче, чем всегда. Он даже пытался шутить - и это у него даже иногда получалось! Еще ни разу не было у него такого оглушающего успеха, как вчера на дуэли! Слава - настоящая слава - пришла к нему неожиданно, но вполне заслуженно. Так считал он сам, так думали и его друзья - стихушники. У всех был и еще один повод для праздника: выписка!
Отметить это все хотелось широко, по-русски. Праздновать выписку начали еще в Гнезде, потом решили, что неплохо бы погулять в каком-нибудь кабаке. И вот теперь вся теплая компания сидела в необычном кабачке "Таверна". Необычном - потому, что здесь собралась довольно приличная публика, да и скатерти оказались на удивление чистыми.
- Ну, богема, мля, - громыхнул Вова, - Но откуда скоморохи? Шо за дела?
- Да не все ли тебе равно, откуда? - заржал Колобок (он был пьянее всех, вместе взятых, ибо выпитое вино тут же ударяло ему в голову). - Меня вот и то пустили! Хотя и дверь пришлось с петель снимать.. Хорошие люди, гостеприимные!
Друзья раздавливали очередной пузырь, когда Давыдофф, по привычке рассматривающий красивых женщин, вдруг задумчиво сказал:
- Что за фея?..
Взгляд корнета оценивающе скользил по стройной фигурке незнакомки, сидящей у стойки бара. Прелестница тем временем открыла сумочку и начала лихорадочно в ней рыться, забыв на минуточку даже о собственной грациозности.
- Что за женщина! Какой темперамент!!!
Корнету было явно не до мужской компании... Он увидел, что достав помаду, незнакомка лихорадочно начала что-то рисовать ею у себя на лбу. Корнет не мог налюбоваться порывистостью ее движений и обдумывал, какой бы фразой он смог бы обратить на себя внимание этой неприступно серьезной женщины. Как назло, в таких случаях в голову ему лезли только стихи (его собственные, естессно). Фея действительно казалась неприступной, как вдруг, решительно повернувшись к пожирающему е╦ глазами корнету, прошептала:
- Плачу натурой...
Давыдофф от неожиданности икнул. Впервые в жизни ему предложили такую оплату, а он оказался к этому не готов (причем, ни к чему). Это был провал...
Он резко повернулся к Блондинке, оставив свои жалкие попытки сконцентрироваться на волшебных глазах феи, умолявших его о неземных удовольствиях. Однако вниманием Блондинки уже полностью завладел Чукчун: обняв ее за плечи, он раскрывал ей суть вещей:
- Представь, мы стоим сейчас в центре вселенной! Что это значит? Да просто все аспекты проплывающей мимо нас реальности могут быть проинтре... пре.. третированы таким образом, что мы - не люди, понимаешь?
- А кто же?- робко спросила блондинка. Она, конечно, уже знала все, что может ответить ей этот ╚юноша бледный со взором горящим╩, но по привычке, выработанной самой жизнью, продолжала делать вид, что ничего не понимает.
В это самое время Грома (так ласково называли Громыховского СТИХушники), засунув пальцы в рот, попытался было свистнуть... но оказалось, пальцы были не его, а сидевшего рядом Прозофила. Свиста не получилось.
Томат, увидев, как корнет Давыдофф молча, с несчастным выражением лица, пьет одну рюмку за другой, не выдержал:
- Эй, Додик, ну что ты в самом деле!
- Да брось ты их, баб этих, давайте-ка все вместе накатим! Хватит грустить, братан! Жизня - она ж многогранна, панимашь? Мно-гра-ггро-гран-на!!! - подхватил Чукчун.
Метрдотель с огромными бицепсами, подойдя к столику разбушевавшихся творцов, вежливо, но настойчиво спросил (причем вопрос был явно риторический - это было ясно даже Блондинке):
-А не пора ли вам, дорогие, на выход?
- Да ты!!! Да я!!! - от возмущения у Громыховского даже слов поначалу не нашлось. - Да понимаешь ли ты, что сила пролетарская перед тобою? Мы право имеем, понял???
- Ах, Громик, миленький, право же оставьте!- пролепетала Блондинка, - посмотрите, как светят нынче зв╦зды! Что? Это лампы? Да какая, право разница, давайте же махн╦м на набережную, почитаем стихи....
Все были уже в том замечательном состоянии русского духа, которое принято называть приподнятым.Хотелось петь, делать прекрасные и милые глупости: материться от всей души, орать на всю улицу, приставать ко всем проходящим мимо женщинам и игриво улыбаться ментам.
***
Литбанда шла по ЭНской улице в самом прекрасном расположении духа. Впереди была свобода, за плечами - рюкзаки с ╚историей болезни╩ (ДоМи Ля выдала каждому на прощание их многотомники собственного сочинения), ну и, естественно, Колобок... Причем, если многотомники, кроме тяжести, никакого прочего дискомфорта не доставляли, то Колобок постоянно орал: "Эй, залетные, поживее!" или же наоборот, обиженно сопел о том, что хлеб на пол бросать грешно, а катать его по полу - грех двойной. Товарищи лишь любовно посылали его подальше: мол, молчи уж, хлебобулочный! Везде тебя таскать приходится, дождешься - покатим вручную!"
- А где Блондинка? - вдруг спросил корнет. А, вот же она! - увидев фонарный столб, Давыдофф завернул к нему и приобнял. - Замерзла, детка!
- Только что была... - Фрекен Бок пожала плечами, - минуту назад разговаривали с ней о варенье...
- Эй, ал╦, - очнулся Прозофил, - тут мимо проходили какие-то подозрительные субъекты, предположительно грузинской национальности: кстати, вы слышали последний анекдот про грузинов?
- Заткнись, ПроЗаек, не до тебя! Там грузины блондинку украли! - заорал Чукчун. - Братцы, все сюда! Да оторвите же корнета от фонарного столба и заткните ему рот Томатом - спасать надо боевую товарку от грузинского нашествия! Громыховский, это не мяч, это ж наше Незакатное, а ты его по голове! Какой футбол, когда собраться надо и всей силою переть на врага!..
Стратегия была разработана в считанные секунды. Корнет выскочил на дорогу перед грузинами внезапно и стал оказывать на них моральное давление:
- Вы как с женщиной обращаетесь! С головой - и в мешок упрятали!
- А... как надо-то?
- Берете ее на руки - вот так... - Корнет бережно освободил Блондинку из мешка, подхватил на руки и снова обратился к компании "черноусых": - И сразу после этого, господа - быстрее, пока не очухалась - крадете! - с этими словами Давыдофф что есть духу дал деру, крича на ходу ошарашенным грузинам: "Все поняли?"
Чукчун аж присвистнул от удивления:
- Быстро ты!!!
- Взял нахрапом! - похвастался корнет.
Неожиданно с громкий криком: ╚Кийййя!!!╩ из кустов выпрыгнула Мас╦, держа в руках выкорчеванную с корнями березку. Она размахивала ею так яростно и самозабвенно, что компания поневоле залюбовалась ее поистине японской грацией. Но Мас╦ вдруг резко остановилась и захлопала глазками:
- А где вразеская банда? Я что, пришра сришком поздно?
Корнет попытался объяснить ей, что все уже кончено, но Мас╦, скорбно сложив руки на груди, прошептала:
- Мне нет прощенья, друзья! Пожалуй, я запятнала позором свою честь. Уйду и сделаю себе харакири!
-Сепуку. Правильно - сепуку, - вдруг ни с того ни с сего ляпнул Прозофил...
Наступившую на миг тишину разорвал истошный крик, наполненный нежностью одинокой женщины:
-Любимый! Ты вернулся! Вернулся!!!
Голос принадлежал Фрекен Бок. В небе над городом пролетел Ми-8... Потом - еще два... Видимо, неподал╦ку проходили учения... Но реакция Фрекен Бок на каждый из пролетающих мимо вертолетов всегда была одна и та же: она махала им вслед платочком, подозрительно напоминающим больничную наволочку.
- Он улетел - милый, милый Карлсон! Но он верн╦тся, вы слышите, верн╦тся, он обещал! - склонив голову на плечо Прозофилу, прошептала она...
***
В проулке между домами сидел щенок терьера....
- Друзья, собачки! Собачки...- губы прозофила задрожали, а глаза наполнились слезами умиления. - Бобик, вот и я, вс╦ будет хорошо...
Давыдофф, по своему обыкновению, пытался разглядеть Прекрасную Даму в каждом столбе, и в какой-то момент разглядел... Он резко остановился возле коровника и, заглянув в глаза испуганной буренке, страстно продекларировал: "И очи синие бездонные/ Цветут на дальнем берегу..." Корова не оценила классики, заинтересовало ее только слово "Цветут", о чем она тут же сообщила одобрительным мычанием.
- Так это же моя говядина! - Громыховский хлопнул себя по лбу и пояснил: - Моя племенная корова породы "Баварская бОрзая", зовут Памелла. Столько молока дает!..
Путешествие плавно подошло к финалу - перед утомленными взорами СТИХушников возникла, наконец, усадебка Громыховского. В предвкушении долгожданного отдыха, компания вломилась в дверь...
3.
Майка, чего стоишь с открытым ртом? НЕ ЖДАЛА? ВЫПИСКА у нас!
- Вовочка! Живой!!!
- А ты как думала?! Ты ж знаешь, Майка: ╚Надо мной, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа!╩
- Радость-то какая! А кто же это, Вовочка, с тобой?!.
- Кореша мои, такие же стИхи, как я. Бегом баньку истопи, накорми да спать положи - они проездом всего на пару недель...
Кореша (хором):
- Не нада БАНьки!!!