Семейные истории
Квартирный вопрос
6.
Приключения наши на этом не закончились.
А не родить ли нам еще одного ребенка? Tакая "гениальная" идея вдруг посетила мою голову. А что, годы идут, пора задуматься, ведь после тридцати рожать детей врачи не рекомендуют - слишком велика вероятность родить ребенка с отклонениями. Сколько мне до тридцати-то осталось, всего ничего, каких-то три года. Эдак я рискую остаться мамой единственного ребенка. Перспектива эта меня пугала - и я, и муж, оба росли единственными детьми (у меня, еще до моего рождения, умерла старшая сестра, у мужа, прожив всего несколько дней, умер брат-близнец) и знали, что ничего хорошего в этом нет. Условия для жизни у нас существенно улучшились, можно сказать, наконец появились все удобства в доме: вода, туалет, паровое отопление, даже балкон... Места, конечно, не так уж много, но для детской-то кроватки его точно хватит. И вообще, очередь же на получение жилья движется, когда-то же мы должны будем получить квартиру - или я, или муж, кому повезет.
Сейчас, думая об этом, я не устаю себе удивляться. Ну ладно бы, у нас не было детей, но ведь один-то ребенок уже был, куда еще второго в таких условиях заводить? Но тогда мысль эта прочно засела у меня в мозгу и никак не хотела оттуда уходить. Лишние шесть квадратных метров вскружили мне голову. Конечно, у нас прекрасный мальчик, умница, красавчик, в нашу породу - похожий как две капли воды на деда, моего отца: волнистые каштановые волосы, карие глаза, чудесная улыбка... Но вот если бы еще и девочка, как было бы здорово! И чтоб была похожа на мужа: с гладкими черными, как у индианки, волосами и синими глазами... Я прямо видела эту девочку как живую, но сказать мужу о своей мечте никак не решалась, боялась, что он меня сочтет сумасшедшей.
Но как-то раз он сам обратился ко мне:
- Лина, у меня есть идея. А что, если нам родить еще одного ребенка?
Оказывается, мы думали с ним в одном направлении, только оба боялись высказать мысль вслух из одних и тех же соображений. Муж молчал, тоже считая, что я сочту его психом, но в конце концов решил высказаться. В общем, сказано - сделано. Правда, никакой девочки у меня не родилось, родился мальчик, как по заказу - за четыре дня до моего тридцатилетия. Подарок ко дню рождения.
Муж приехал в роддом забирать меня с другом Романом на его машине, при этом взял все, что нужно для ребенка, но забыл мою обувь. Это было ужасно. Был конец января, и босиком, вернее, в колготках, я не могла выйти на улицу. Правда, сомневаюсь, что на такой подвиг я бы рискнула даже летом. Хоть до машины и всего ничего, метров двадцать, но неудобно же, люди кругом. Роман, друг мужа, пожертвовал мне свои ботинки — остался в машине в носках. Я вышла в мужских ботинках сорок третьего размера, дошла до машины, села и вернула ботинки Роману. Мне было ужасно стыдно. Когда подъехали к общежитию, я не вышла из машины, а сидела и ждала, пока муж не принесет мне туфли. Как я была на него зла!
Сразу было ясно, что малый по
темпераменту — типичный холерик, этим уж действительно в мужа. В доме он спал мало,
просыпался от каждого звука, пришлось практически сразу выкидывать его
спать на балкон, несмотря на то, что стоял довольно холодный февраль.
Если Мишу я приучала к холоду постепенно, то Вовика стала выносить почти
сразу на час, а потом и больше. Хотя невдалеке была оживленная трасса,
большегрузные автомобили ревели так, что и до нас доходили эти звуки, на
этот шум он не реагировал и спал нормально. У меня не было другого
времени для дел, как только во время его дневного сна.
Я была
совершенно одна, ни на чью помощь не рассчитывала: муж работал с утра до
вечера,
мама не приехала - в нашей комнате спать ей было негде, приходилось
управляться самой. Миша уже пошел в первый класс, началось второе
полугодие, с ним надо было хоть немного заниматься, всех надо было
кормить, ежедневные стирки тоже отнимали массу времени, я крутилась, как
белка в колесе. Вспоминаю себя, мечущуюся между кухней и умывалкой: в
кухне жарятся блины, в умывалке в ведре полощутся прокипяченные пеленки.
Пока жарится очередной блин, успеваю сбегать в умывалку — сполоснуть и
выжать одну пеленку. Многостаночница.
В отличие от Миши Вовик никогда не ждал, пока его развернут, чтобы
пописать, прекрасно писал в пеленки, так что стирки у меня было — выше
крыши. К счастью, он тоже, как и Миша, с двух месяцев начал
сигнализировать во
время дневного бодрствования о том, что хочет писать, так что я наконец
избавилась по большей части от мокрых и грязных пеленок. Но если Миша
мог спокойно лежать, возясь с игрушками, играя своими ручками-ножками
или просто разглядывая окружающую обстановку, то малый был неспособен и
минуту полежать спокойно: в месяц научившись переворачиваться, он
крутился и катался по дивану, как заведенный (в кроватке не лежал
вообще, тут же закатывался в угол и ужасно орал, требуя, чтобы его
выпустили на свободу), ни на секунду его нельзя было оставить одного —
только на балконе, укутанного в одеяла. Правда, ночью он, слава богу,
спал так же, как и Миша — беспробудным сном. Он же был здоровый мальчик,
просто очень активный и эмоциональный.
Спокоен был, по словам моего мужа, только "когда спал зубами к стенке". При этом никогда не орал без причины, всегда - только по делу. Он с самого младенчества знал, чего хочет, и упорно этого добивался любыми доступными ему средствами, причем рев - это было уже последнее средство, когда остальные не помогали.
Он очень рано научился вставать в кроватке, подтягиваясь за прутья, и ходить по ней, ему и шести месяцев не было. Садиться он еще не умел, зато из стоячего положения мог в любой момент перейти в сидячее, просто перестав держаться за спинку кроватки, что и делал регулярно. Я боялась, что у него будут кривые ножки или проблемы с позвоночником (меня пугала участковая врач-педиатр, гворила: мамаша, что ж вы делаете, ребенок у вас сидит в 5 месяцев даже без поддержки), но я ничего не могла поделать: Вовик с пяти месяцев не хотел лежать категорически. В 6 месяцев он уже ползал по нашей комнате, а месяцев с семи это был просто какой-то вихрь, фигаро здесь - фигаро там, я не успевала за ним следить. Одно спасение было - засунуть в кроватку, ведь у меня была масса домашних дел вне комнаты. Я не могла его брать с собой, грязный пол на общей кухне и в общей умывалке (общежитие, что с него взять) был совершенно не приспособлен для ползания младенца, в коляске его было не удержать - он норовил оттуда вывалиться, коляска была только для сна на балконе. Дома его было невозможно уложить спать, а на балконе у меня было проверенное средство, сродни гипнозу: я развешивала там на веревке какие-нибудь тряпки - его ползунки, кофточки, простынки... Дом стоял на высоком холме, там постоянно гулял ветер, он развевал тряпки, ребенок следил за ними взглядом: туда-сюда, туда-сюда, как гипнотизируемый за шариком гипнотизера, и буквально через пару минут засыпал. Вот тут наступало моё время: за два часа его сна я могла переделать кучу всяких дел, и тогда я тоже носилась, как баба-яга на помеле, чтобы все успеть.
Из тех времен -
когда я его для моего спокойствия запихивала в кроватку - осталась
история с транзисторным приемником. Я ушла на кухню, малыш спокойно
бродил по кроватке, периодически плюхаясь на попу, чтобы отдохнуть. Я
регулярно заглядывала в дверь - проверяла, все ли в порядке. Все было
прекрасно, малыш ворковал, сам себя занимая каким-то игрушками. Наконец,
все по-быстрому приготовив, я вернулась в комнату и тут обнаружила
жуткую картину: ребенок через прутья дотянулся до покрывала, которым был
укрыт диван, стоявший впритык боковой стенкой к кроватке
(перпендикулярно к ней). Ухватившись за покрывало, он тянул его до тех
пор, пока не подтянул к себе. На дальней стороне дивана стоял
транзисторный приемник, ради него вся эта операция и была им задумана.
На первый взгляд ничего ужасного не
произошло - приемник не упал, малыш не надорвался - наоборот, счастливо
хохотал. Но это только на первый взгляд. Я глянула на приемник, и
волосы на моей голове встали дыбом от ужаса: на приемнике не было ни одного из трех тумблеров, причем
один из них был вырван, а два других выломаны. В кроватке тумблеров не
было, не было их и на полу. Куда же он их дел? В панике я стала трясти
малыша с криком: говори, куда ты их дел, ты что, проглотил их? Ребенок
только весело смеялся в ответ - должно быть думал, я так с ним играю.
При этом хлопал себя по груди. И тут я заметила, что ползунки как-то
странно оттопыриваются. Я тоже похлопала по его груди: все три тумблера
были там! Слава
тебе господи, - с облегчением подумала я, - какое счастье - не
проглотил! Но подивилась, во-первых, его силе, совершенно не
младенческой, понадобившейся для выламывания тумблеров, во вторых,
хитрости - это ж надо было додуматься - использовать покрывало, чтобы
добраться до вожделенной "игрушки", а потом еще и спрятать трофеи "за
пазухой". Вот тебе и младенец шести месяцев от роду, кто бы мог подумать!
Месяцев в семь малыш устроил в доме потоп. В общежитии постоянно были
перебои с водой, поэтому водой мы запасались. В углу стоял эмалированный
20-литровый бак с крышкой, наполненный водой. Он не всегда бывал полным
- доливали из ведра по мере надобности. В один из дней Вовик этот бак
перевернул. Он сбросил с него крышку, а потом присел на краешек. Воды в
баке было меньше половины, так что нажать попой на край и перевернуть
его ребенку особого труда не составило. Именно попой - мы провели
эксперимент, руками он бы не смог. Я выходила из комнаты буквально на
пару минут, а когда вернулась, застала его блаженно плескающимся в луже.
В этот же бак он как-то закинул мой любимый нож для резки мяса
- дотянулся, как видно, до края стола, слава богу, что не порезался. Я искала нож неделю - как назло,
вода всю неделю была, так что в бак никто не заглядывал. А когда воду в
очередной раз отключили, и я полезла за ней в бак, я увидела на дне
успевший заржаветь нож. Вода, конечно, тоже вся была ржавая. "Ты
вредитель, ты испортил мой лучший нож" ,- сказал я ему самым серьезным
тоном, на который была способна. Он в ответ только захихикал - его не
интересовали мои проблемы, он познавал мир.
Однажды он тихонько подполз ко мне, когда я мыла морозилку в холодильнике, и утащил за горлышко бутылку подсолнечного масла, которая стояла на дверце. Стеклянная литровая бутылка масла была для него тяжела, он тут же выпустил ее из рук. Все это произошло очень быстро, я не успела среагировать, и бутылка разбилась. Осколки я, конечно, тут же собрала, но масло растеклось по комнате, потом мы неделю катались на этом линолеумном полу, никак не могли полностью избавиться от тончайшей масляной пленки - тогда же не было никаких обезжиривающих средств, кроме хозяйственного мыла, не было бумажных полотенец, даже лишних тряпок в доме не было. Это было еще то приключение.
Но все это было не страшно, в общежитии случались истории и пострашнее. К примеру, у одной из моих соседок по этажу двухлетний ребенок умудрился залезть в холодильник и закрыться там, а выбраться наружу не смог. Она оставила его на час одного - стирала, а когда пришла, он уже успел хорошо замерзнуть. Закончилась история двусторонним воспалением легких, вот был ужас так ужас.
Соседки мне говорили: "Он у тебя так быстро ползает, вот увидишь -
поздно пойдет, кто хорошо ползает, не спешит начинать ходить." Как бы не
так! Удивив нас всех, он пошел, едва ему исполнилось девять месяцев.
Хотя чему там было удивляться - он уже давно мог ходить с поддержкой,
ну, сделал еще шаг вперед, отказался от поддержки. Миша берег от него
свои школьные вещи, но не всегда удавалось уследить, он умудрялся
хитростью их утаскивать - из ранца или прямо со стола. Он мял и рвал
мишины тетрадки (учебники - никогда), утаскивал и прятал его
крандаши-резинки-линейки... Бедный Миша от него в первом классе
натерпелся. Но к
году все это закончилось, он стал намного разумнее. Последним из
приключений в общежитии была утащенная банка абрикосового варенья. Она
стояла в буфете за стеклом, но он подтащил к буфету табуретку, влез на
нее, с табуретки вскарабкался на буфетную доску и достал банку.
Когда я вошла в комнату и увидела эту картину - ребенок на буфетной
доске, в руках банка варенья, которую он разглядывает с явным намерением
открыть, то, к счастью, удержалась от крика, ведь от моего крика он бы
мог свалиться с буфета. Чтобы его не спугнуть, я стала к нему
приближаться медленно, но он все же увидел меня. И что сделал этот
маленький паршивец? Он тут же выпустил банку из рук, а руки завел за
спину. Банка грохнулась
на пол, разбилась вдребезги, брызги варенья вперемешку со стеклом разлетелись по всей
комнате, а Вовик даже не шелохнулся: стоял на буфете, заведя руки за
спину, и преданно глядел мне в глаза: мол, смотри, какой я хороший, я
тут ни при чем, банка сама свалилась, типа - я сам по себе, банка - сама
по себе, я к ней никакого отношения не имею.