Семейные истории
КОММУНАЛКА
Мы долгое время жили в коммунальной квартире. Моим родителям принадлежало 2 смежных комнаты, 32 кв. метра. Соседи менялись постоянно. Две остальных комнаты в четырехкомнатной квартире принадлежали цементному заводу, завод строил жилье, люди получали отдельные квартиры и уходили, а эти две комнаты были как бы семейным общежитием, временным жильем для работников цементного завода. Сначала, когда мы туда вселились, это была одна семья с тремя детьми, а потом, когда они получили трехкомнатную квартиру и ушли, в эти две комнаты вселились сразу две семьи: Котовы, Тоня с Колей и четырехлетним Вовкой, и Козловы, Леша с Галей и двухлетней Иришкой.
Коля Котов работал на
заводе слесарем, был смирный, дружелюбный, но не дурак выпить, причем
Тоня каждый раз удивлялась - где он берет деньги на
выпивку, ведь она в день аванса и зарплаты встречала его у проходной и
всё, до копейки, отбирала. Но, как видно, находились дружки, что поили
его забесплатно, по доброте душевной. А может, кто-то из заводских
дружков помогал ему прятать деньги от Тони. Тоня работала поварихой в
детском саду, была патологически аккуратна - завела обычай мыть окна на
кухне каждую неделю (до нее их мыли раз в месяц), а газовые конфорки
плиты доводить до зеркального блеска (без всяких моющих средств, только с
помощью песка и елочной мишуры). Зарабатывала она мало, из-за вечной
нехватки денег была зла на весь белый свет. В дни, когда Коля приходил
пьяненьким, Тоня превращалась в настоящую фурию, била бедного Колю чем
попало. Коля истошно кричал: "Тонечка, только
не по лицу, прошу тебя!" , "Тонечка, не бей, больше никогда, клянусь!" ,
"Только не мокрым полотенцем!"
Лёша Козлов работал
механиком, был женат второй раз, с первой женой разошелся, она с дочкой
осталась в Ленинграде, а он приехал в Сланцы в надежде получить
квартиру. В Ленинграде ему ничего не светило, там у него была только
комната в коммуналке, которую он при разводе оставил жене. Вторая жена
Галя была моложе него лет на десять и с советской точки зрения ленива до
безобразия. Она никогда не работала - Лёша женился на ней, как только
она школу закончила, сразу забеременела, родила Иришку и только ею и
занималась, хотя Иришке было уже два года. И помощница у неё была - баба
Стеша,
высокая, невероятно худая старуха, которая приходила периодически
нянчить Иришку и наводить порядок в их комнате и в местах общего
пользования, когда была Галина очередь делать уборку. Чистюля Тоня
только головой качала: вот ведь, прости господи, лентяйка, посуду за
собой не уберет, пол не помоет, всё за неё прислуга должна делать! Но
баба Стеша её всегда осаживала, была она уже старенькая, а пенсии не
заработала, потому как в колхозе всю жизнь прожила, а там - какие
пенсии? Переехала в Сланцы дочке помогать - детей растить, дети выросли,
теперь она зятю с дочкой обуза, куском хлеба попрекают, спасибо Гале с
Лёшей - и делом занята, и дома не сидит, глаза никому не мозолит, и
сыта, и деньги, хоть и маленькие, платят.
Помню, как баба Стеша на нашей кухне пряла пряжу с помощью веретена -
больше такого никогда и нигде не видела. Из этой пряжи она вязала
носочки на продажу, это был её второй источник дохода.
Котовы
с Козловыми тоже не задержались надолго в нашей многострадальной
квартире. Цементный завод построил очередной дом, и там они получили по
отдельной квартире. А у нас опять появились новые соседи: литовец
Ромуальдас (в обиходе Ромка) Кимтис с женой Светкой и годовалым
Валериком и латыш (по маме) Франц Кривенко с женой Клавдией, на тот
момент без детей.
Светка с Ромкой были очень красивой парой,
оба высокие, стройные, блондинистые.... Но брак их никак нельзя было
назвать счастливым. Светка играла в нашем городском народном театре,
прекрасно пела,
танцевла - была примой. Ромка её страшно ревновал, напившись, бил
смертным боем. До какого-то момента Светка придерживалась философии:
ревнует - значит любит, потом - а куда денешься, квартиры-то нет, уходить
некуда, надо сначала квартиру получить. Так и жила, терпела, родила со
временем еще одного мальчика - Сашеньку. Дети были тихие, запуганные -
боялись отца как огня. В гневе он бывал страшен, мог не только Светку
избить, но и детей, если они попадались ему под руку. Поэтому Светка,
чувствуя приближение очередного скандала, обычно выпихивала их из
комнаты, от греха подальше. Мы с мамой очень их жалели, отводили к себе,
чтобы они могли в тишине переждать очередную семейную бурю. Как-то в
период откровенности Светка призналсь мне, что она ненавидит Ромку.
Ромка
не был ее первым мужчиной, но до первой брачной ночи она никогда с ним
любовью не занималась, а после этой ночи у нее выработалось стойкое
отвращение к сексу вообще и с Ромкой в частности. Никакие Ромкины
попытки что-либо изменить к лучшему ни к чему не привели, отвращение не
проходило. Потому Ромка так бесновался - считал, что у Светки кто-то
есть помимо него. Может, так оно и было, не знаю, об этом Светка ничего
не говорила, а я не спрашивала. Мне было только 16, я жалела Светку, а
Ромку ненавидела. Мужчина, избивающий слабую женщину и собственных детей
- такому никаких оправданий не было, что бы там Светка ни сделала. Со
временем, когда они наконец получили квартиру, Светка с Ромкой
развелись,
там была потом скверная история с дележкой детей, но это было уже
потом, подробностей я не знаю.
Франц Кривенко был ещё красивее
Ромки. Тоже блондин, но потемнее, с очень выразительными глазами в
густых черных ресницах, да ростом был пониже Ромки и поплотнее. В
семействе Кривенко верховодила Клавдия. Была она страшна как смертный
грех: жиденькие волосы, широкое лицо, маленькие глазки, курносый носик, а
рот - длинная щель, почти от уха до уха. Фигуру имела топорную, а голос
- резкий и визгливый. Как ей удалось женить на себе красавчика Франца,
долго оставалось для меня загадкой, но она полностью его поработила, он
ей слово против боялся сказать. Однако как-то раз я все же набралась
смелости и спросила:
- Франц, почему ты
на Клавке женился, лучше девушки не нашлось?
- По глупости.
Вот смотрел-смотрел на Ромку со Светкой, как они грызутся, как кошка с
собакой, как Ромка Светку ревнует, да и решил - женюсь на некрасивой,
которая никому нужна не будет, зато будет меня любить, холить-лелеять, и
ревновать не придется.
Бред какой-то. Вряд ли это была
истинная причина для женитьбы, Франц, скорей всего, просто пошутил, но в
тот момент я ему почему-то поверила.
Работали они все в одной
бригаде - и Ромка, и Франц, и Клавка, причем со временем Клавдия
вступила в партию и стала у них бригадиром. Между делом родила сына
Игоря, как две капли воды похожего на Франца, с которым в основном Франц
и возился. С Францем мы
были друзья по кухне: оба были книгочеи, часто засиживались с книжкой
допоздна. Мама, обнаружив часа в два ночи, что меня нет в постели,
обычно выходила и загоняла меня спать - мне ведь было к восьми в школу.
То же самое делала и Клавдия, громким шепотом крича "Франц, домой!" Моя
мама ее боялась - Клавка умела и любила закатывать скандалы по поводу и
без повода. Со временем, когда я поступила в институт и уехала, мама
вообще перестала выходить на кухню, когда она там хозяйничала.
Домой
я приезжала нечасто - раз в месяц от силы, не хватало времени, ну и в
сессию - готовиться к экзаменам дома было невпример лучше, чем в
общежитии. В один из таких моих приездов мама попросила
у меня совета. Она случайно познакомилась с одной женщиной,
разговорились, пожаловались друг другу на жизнь. У женщины, совсем
молодой, было трое детей. Сначала родился один ребенок, потом двойня. А
жили они в однокомнатной квартире, стояли в очереди на расширение,
конечно, но когда это будет... Мама сказала, что они живут с мужем в
двух комнатах 32 кв. метра, но в четырехкомнатной коммуналке, все бы
ничего, но соседка ужасная, совсем от неё жизни нет, пока еще дочка (то
есть я) жила с ними, она как-то сдерживалась, а теперь совсем их
затерроризировала. И эта женщина предложила маме обмен, сказала -
соседки ей не страшны, она сама со своими тремя малышами устрашит кого
хочешь, а лишняя комната ей просто как воздух нужна. Мама
хотела знать, не буду ли я против такого обмена - я ведь лишусь своей
комнаты...
- О чем ты думаешь, мама, конечно, соглашайся, ты
так мечтала пожить в отдельной квартире, не думай ты обо мне - я в
Сланцах жить не собираюсь, - сказала я.
И мои мама с папой наконец ушли из проклятой коммуналки.