Все было по сценарию: я вихрем - мокрые белокурые пряди, слегка расплеснутая помада, юбка как у шестиклассницы - ворвалась в приличное купе первого класса для некурящих (я безбилетница) - и сразу приклеила глаза к нему...
Про таких говорят - интересное лицо. Как на рекламных плакатах "Davidoff", кажется, что за этим усталым взглядом, легкой небритостью, небрежно-изящным шелком черной рубашки скрывается нечто большее, чем банальный работник офиса.
Он сидел, заложив ногу на ногу - обручальное кольцо из белого золота, огромыный дорожный чемодан Luis Vitton, в профиль к бегущему цветастому шарфику луга за окном, и говорил негромким, но очень выразительным голосом с кем-то невидимым в Нью-Йорке. Мне никогда не нравилось звучание американского амглийского, но здесь мурашки сами бежали по спине, найдя благодатную почву.
Волосы - дорого и стильно постриженные - цвета вороного крыла, с тем же драгоценным отливом, кожа на запястьях почти шоколадная. Закончив разговор, он аккуратно положил серебристую ящерку телефона в боковой карман сумки и достал томик Гельдерлина из другого кармана. Кто в наши дни читает Гельдерлина? Он мне определенно нравился.
И быстро заметив мой интерес, он как бы нечаяно уронил закладку - металлическая резная полоска с шелковой алой ленточкой - и наклоняясь, почти задел холеной рукой мою лодыжку. Взгляд исподлобья, кристально-чистые серые глаза - лед и молнии. Я залилась румянцем и едва не рас хохоталась от его маленькой уловки.
Он еще минуты две листал в толстенькой синей книжке с тисненым кожаным переплетом, потом усмехнулся и отложил книгу в сторону, мечтательно уставившись в летящий пейзаж.
Я представила себе его дом (за городом, 8 комнат), жену (строгую милую брюнетку в костюме Chanel), собаку (роттвейлер) - все как из каталога "Schöner Wohnen"; эту образцовую распрекрасную жизнь. Сервис в нарядный цветочек; халатик на его жене с милыми ромашками, стоящий 2 моих недельных зарплаты: "Еще кофе, любимый?" - "Да, пожайлуста, дорогая, только меньше сливок!". О, меня тошнит от всей этой напускной святости.
А знает ли она, чем любимый занимался вчера в респектабельном отеле с красивой, но как-то не по-немецки одетой - слишком уж короткая юбчонка и обтягивающий свитерок - девочкой? Какими глазами смотрел на ее извивающееся шелковистое тело? Как сворачивались причудливыми белыми лотосами влажные от страсти простыни, как в зеркалах сто раз отражались танцующие переплетения двух горячих тел?
И никогда не узнает. Потому что этого никогда не будет.
"Sehr geehrte Damen und Herren! In Kürze erreichen wir Frankfurt am Main Hauptbahnhof, Sie haben folgende Umsteigemöglichkeiten... Das Zugpersonal bedankt sich für ihr Vertrauen und wünscht Ihnen weiterhin eine angenehme Reise und einen schönen Tag. Wir bitten alle Fahrgäste auszusteigen, Ausstieg Fahrtrichtung rechts"
Мой красавчик украдкой бросил взгляд на свои Rado, едва заметные из-под манжета цвета ночи и неохотно начал одеваться, готовясь к выходу. Я уже пропустила свою остановку и поэтому на этом же поезде собиралась поехать в обратном направлении.
Как только он вышел, я закинула ноги прямо в туфлях на шпильках на чистенькое сиденье и невозмутимо взяла в руки брошенную кем-то "FAZ". Когда я уже и не рассчитывала больше на это, он обернулся и улыбнулся только уголками рта и глазами, но я почувствовала тихую мольбу в этом прощальном жесте.
Я хотела крикнуть ему что-нибудь дерзкое вслед, быстро нацарапать свой номер телефона на клочке газеты и вдавить, догнав, в его смуглую ладонь или вызывающе засунуть в нагрудный карман как взятку стриптизерше, но он уже ушел, а я все еще сидела в своей провоцирующей позе, совершенно одна в пустом вагоне. Потом встала и посмотрела в зеркальце над сиденьем: потерянный взгляд, высохшие пушистые волосы, вьющиеся от впитанной влаги, помаду я съела от волнения. "Завтра я забуду тебя", - прошептала мое отражение. "Завтра будет новое приключние"...