Я когда думаю на эту тему, то мне очень часто говорят, что балансировать влияние враждующих силовиков сегодня в России под силу лишь Путину. И, вероятно, это довольно точное утверждение. Потому что с каждой группировкой этих силовиков, так или иначе, связаны политики — депутаты, сенаторы — все, кто в Москве живет и занимается политикой, все знают буквально, какой депутат или сенатор ближе к Следственному комитету, какой к прокуратуре, какой к ФСБ. Это просто не секрет. И это серьезные институции помимо людей, которые находятся непосредственно на своих должностях в силовой области.

Дальше после этого идут бизнесмены. Тоже знают, какие бизнесы кому близки, кого финансируют. Регионы. Иногда мы знаем, что тот или иной губернатор близок тем или иным структурам. И тогда, получается, что, предположим, приходит новый человек. Понимаете, вы становитесь президентом. У вас единственный шанс, поскольку эти сети вертикально пронизывают и опутывают всю страну, одномоментно расставание не только со всеми топ-силовиками, но и одновременно со всей структурой, которая их за 20 с лишним лет обслуживает верно, преданно — сюда же можно включить пропагандистов, идеологов, весь тот класс людей, которые понимают, что если вы уберете их крышу, то они оказываются никому не нужными, и вполне, возможно, им будут противостоять люди, которые захотят их лишить пенсий, отправить на нары. И вот этот подводный слой айсберга и входящих таких кластеров влияния каждого силового полюса, и есть та сила, которая держит Путина на верху.

Я бы предложил такой вид, что есть льдина наверху, и есть глубинный айсберг, который боится, что с демонтажом Путина, демонтируют и всех их. И это составляет и поле политического противостояния переменам. Если говорить о разделении труда в марксовом понимании, общественное разделение труда определяет место класса или той социальной группы, которое позволяет ему зарабатывать какой-то доход.

Вот как делает деньги капиталист, как делает деньги крестьянин, как делает деньги интеллигент. И вот когда мы смотрим на эту возрастающую сферу услуг, и мы видим, что все делают деньги оттого, что сейчас у власти там, и они тем больше будут делать денег, чем больше будет конфронтация с Западом. В этом смысле для них это единственный способ… Да, они не мыслят в категории «до смерти», но потом как-то, может рассосется: может быть, ишак сдохнет…

Поэтому я вижу просто серьезнейшее сопротивление разумному. Это серьезнейшее давление. Это серьезнейшая инициатива. Они же разрабатывают политические технологии: А давайте мы начнем ставить вопрос об этом, а давайте мы начнем ставить вопрос о памятнике Дзержинскому… А давайте мы будем писать прокурору.

И начинает закручиваться механизм бюрократический, потому что все должны как-то реагировать на это. И жизнь, с моей точки зрения, политическая, она ушла из стандартных политических форм, в которых обычно должна быть — партийная активность, выборы, — она перешла в невидимые, но проявляющиеся всполохами таких инициатив действий, за которыми стоят консервативные и реакционные силы сегодняшней российской элиты. И они подталкивают Путина.