Немцы : А что, так можно было?

Немцам стоило бы на себя посмотреть со стороны:

В Германии вдыхаешь пристрастие к порядку вместе с воздухом; здесь даже грудные дети  отбивают  такт  трещотками; птицам пришлось подчиниться общему
вкусу, и они  уже  соглашаются  жить  в деревянных  ящиках, считая,  в  свою очередь, невоспитанными  тех родных и знакомых,  которые с  глупым упорством
продолжают  вить себе  гнезда в кустах и изгородях. Со временем  весь птичий род будет,  конечно,  приведен к  порядку. Теперешний беспорядочный  писк  и
щебетанье исчезнут;  каждая птица  будет  знать  свое время;  и вместо того, чтобы надрываться без всякой пользы в четыре часа  утра, в лесу, - горластые
певцы  будут прилично петь в садиках, при пивных, под  аккомпанементы рояля. Все ведет  к  этому:  немец  любит  природу,  но  он  хочет  довести  ее  до
совершенства,  до блеска  "Созвездия Лиры".  Он сажает семь роз  с  северной стороны своего дома и семь роз с южной, и если  они растут  не одинаково, то
он  не  может спать по ночам  от  беспокойства. Каждый цветок  у него в саду привязан  к  палочке;  из-за нее  не видно иногда самого  цветка,  но  немец
покоен: он знает,  что цветок  там, на месте, и что вид у  него такой, какой должен быть. Дно  пруда он выкладывает цинком, который вынимает  потом раз в
неделю,  тащит  в кухню и чистит. В  центре  садовой лужайки, которая иногда бывает  не  больше  скатерти  и  непременно  окаймлена   железной  оградкой,
помещается фарфоровая собака. Немцы очень любят собак, но фарфоровых больше, чем  настоящих: фарфоровая собака не роет в саду ям, чтобы  прятать  остатки
костей,  и  цветочные клумбы  не разлетаются из-под  ее  задних лап по ветру земляным фонтаном. Фарфоровый пес - идеальный зверь с немецкой точки зрения;
он сидит  на месте и не пристает ни к кому; если вы  поклонник моды,  то его очень  легко  переменить или переделать, согласно  с  новейшими требованиями
"Собачьего Клуба"; а  если  придет охота  пооригинальничать  или  сделать по собственному вкусу, то можно завести особенную собаку - голубую или розовую,
а  за небольшую приплату даже двухголовую. Ничего этого  нельзя  добиться от живой собаки.
     В  определенный  день, осенью, немец  пригибает  все  цветы  к земле  и прикрывает их  японскими циновками,  а  в  определенный  день  весной  вновь 
открывает их и  подвязывает к палочкам. Если теплая, светлая осень  держится слишком  долго или весна наступает слишком поздно  - тем хуже для цветов. Ни
один  серьезный немец  не изменит  своих  правил  из-за  капризов  Солнечной системы  -  если  нельзя управлять  погодой, то  можно не  обращать  на  нее
внимания.
     Среди деревьев самой  большой  любовью в Германии  пользуется тополь. В других, неопрятных странах могут воспевать косматый дуб, развесистый каштан,
колышущийся  вяз. Но немцу все  это  режет  глаз. Тополь  гораздо лучше:  он растет над тем местом, куда его посадили и как его посадили; характер у него
не бестолковый, нет у него нелепых фантазий, не стремится он ни лезть во все стороны, ни размахивать  ветками. Он растет так, как должно расти порядочное
дерево; и постепенно все деревья в Германии заменяются тополями. Немец любит природу - но  при  том  условии, при  котором одна дама  соглашалась  любить
дикарей, а  именно:  чтобы они  были воспитанные и  больше  одеты. Он  любит гулять в лесу - если дорожка ведет к  ресторану, если  она не слишком крута,
если по  бокам через каждые двадцать шагов  есть скамеечка, на которой можно посидеть и вытереть  лоб. Потому  что сесть на траву  так же дико для немца,
как для английского епископа скатиться с верхушки холма, на котором устроены народные  гулянья. Немец  охотно  любуется  видом с  вершины горы - если там
прибита дощечка  с  надписью,  куда и  на  что глядеть, и если  есть стол  и скамейка, чтобы  можно  было не разорительно  освежиться  пивом  и  закусить
принесенными с  собой  бутербродами.  Если тут  же  на  дереве  он  усмотрит полицейское объявление, запрещающее ему куда-нибудь повернуть или что-нибудь
делать   -   то   это  одаривает  его   чувством  полного  удовлетворения  и безопасности.
     Немец одобряет даже дикую природу - если она не слишком дикая; в случае излишества дикости он принимается за работу и подчиняет себе все, что нужно.
Я помню,  как однажды  забрел в окрестностях  Дрездена  в  прелестную  узкую долину, спускавшуюся к Эльбе. Дорожка вилась рядом с горным потоком, который
ревел и рвался, покрытый пеной, среди голышей и леса, покрывавшего берега. Я шел все дальше и дальше, совсем очарованный, - как вдруг за крутым поворотом
увидел человек сто рабочих, которые деятельно вычищали  долину и приводили в порядок горный поток: валуны и  скалы, мешавшие течению воды, выкапывались и
вывозились на телегах; по выравненным берегам шла деятельная кладка кирпичей на цементном растворе; нависшие деревья и кусты,  запутанные побеги ползучих
растений - все это вырывалось с корнем или вытягивалось в одну линию. Пройдя еще дальше, я дошел  до того места, которое  было уже подчинено предписанным
правилам красоты: широкая, гладкая  полоса воды медленно и  сонно  текла  по песчаному горизонтальному дну, которое  через каждые  сто  метров  осторожно
спускалось  по  трем  широким  деревянным  ступеням; вдоль берегов  тянулась каменная  набережная,   законченная  скатом  для  стока  дождевой  воды;  на
одинаковое  расстояние  в  обе  стороны земля  была  вычищена,  выровнена  и правильно засажена рядами молоденьких тополей, из которых каждый был прикрыт
щитом с северной  стороны  и  привязан  к  железному стержню. Местные власти надеются, что через  два года эта  долина будет "окончена"  по  всей длине и
явится возможность  гулять по ней.  На расстоянии каждых  пятидесяти  метров будет стоять скамейка, каждых ста метров  - полицейское объявление и  каждой
полумили - ресторан.

http://lib.ru/JEROM/chetwero.txt