В ответ на:

---

2 мая, ближе к 23 часам вечера, мне позвонили на телефон и сказали, что срочно требуется кровь одному из пострадавших. А мы ещё не осознавали масштаб трагедии. И мы ещё не знали про несколько десятков погибших.
Я только уехала из центра разгромленного города. И меня не покидало ощущение ирреальности происходящего. Здания без окон. Раскуроченные мусорные баки. Сожжённый автобус. Ряды машин с выбитыми стёклами и мятыми боками. Кровь на асфальте. Вывернутая брусчатка.
Дежа вю. Я всё это уже видела. Чуть раньше.
Кто-то из милиционеров сказал, что в доме профсоюзов тридцать трупов. Я отмахнулась – откуда он это взял? Какие трупы? Зачем вы множите неправду?
Он начал оправдываться. Сказал, что ему позвонил коллега. И он тоже сомневается, что такое может быть. Потому что такого не может быть никогда!
И очень скоро стало понятно, что это правда.
И я начала искать кровь. Нужную группу. Мы сидели в центре города, оглушённые и растерянные.
Марина сказала: - Кровь уже едет. С посёлка Котовского. Он дождётся?
Он ждал. И этого раненого в брюшную полость нельзя было даже перевозить в другую больницу из больницы ургентной помощи.
Потом стало понятно, что крови потребуется много. Мы написали в ФБ. И почти сразу поехали люди в больницы. И на следующее утро – в пункты сдачи крови.
А мне стали писать примерно одинаковое: «Я ничем не могу помочь, но кровь сдал!».
И ещё мне писали осторожно, в курсе ли я, что парень, которому первому потребовалась кровь, «не из наших». А даже совсем наоборот.
А никого из тех, кто искал кровь и созванивался со знакомыми, уточняя нужную группу, не интересовало, кому именно нужна была кровь. Понимаете? НЕ ИНТЕРЕСОВАЛО!
И лекарства, которые тут же искали наши медики по аптекам и брали их под честное слово, тоже отправлялись просто в больницы, по требованию.
Ни у кого даже мысли не возникало, что надо кого-то идентифицировать. Дикость.
А парень жив. Тяжёл, но жив. И он вряд ли узнает про то, как «кровь ночью ехала из посёлка Котовского».
Главное – успели.