В ответ на:

---

По словам Гейра Липпештадта, его подзащитный поражен тем, насколько далеко ему удалось зайти в осуществлении своего замысла. Андерс Брейвик не сомневался, что его остановят еще до того, как он успеет высадиться на Утойе, однако полиция смогла добраться до острова только через полтора часа после начала бойни.
Такая задержка уже вызвала возмущение норвежского общества: анализ причин промедления, по мнению многих, говорит о непрофессионализме норвежских служб правопорядка. Когда Брейвик выпустил свои первые пули, очевидцы начали тут же звонить на "горячую линию", однако звонки с острова Утойя не принимались в течение 30 минут: операторы линий связи были сосредоточены на ситуации в Осло и сбрасывали все звонки, которые шли из других регионов.
Лишь спустя полчаса норвежская полиция поняла, что на острове действует убийца. Однако оказалось, что вызванная из Осло антитеррористическая бригада Delta не может быстро прибыть на место происшествия – у норвежских силовиков есть только один полицейский вертолет, все пилоты которого оказались в отпусках. Бойцам норвежского спецназа пришлось добираться до Утойи на автомобиле. Добравшись до озера, полицейские погрузились в лодку, но у нее заглох мотор. Когда его завели и отплыли, оказалось, что судно перегружено и рискует утонуть. Все это время в 500 метрах от них на острове раздавалась стрельба, и были слышны детские крики. Через две минуты после того, как полицейские ступили на остров, Брейвик положил оружие на землю и добровольно сдался. Тем не менее, несмотря на жесткую критику, норвежские силовики считают, что сделали всё возможное в ходе операции по обезвреживанию террориста

В ответ на:

---

— Ты лучше скажи, отчего Грибоедов загорелся? — спросил Воланд.
Оба, и Коровьев и Бегемот, развели руками, подняли глаза к небу, а Бегемот вскричал:
— Не постигаю! Сидели мирно, совершенно тихо, закусывали...
— И вдруг — трах, трах! — подхватил Коровьев, — выстрелы! Обезумев от страха, мы с Бегемотом кинулись бежать на бульвар, преследователи за нами, мы кинулись к Тимирязеву!..
— Но чувство долга, — вступил Бегемот, — побороло наш постыдный страх, и мы вернулись!
— Ах, вы вернулись? — сказал Воланд. — Ну, конечно, тогда здание сгорело дотла.
— Дотла! — горестно подтвердил Коровьев. — То есть буквально, мессир, дотла, как вы изволили метко выразиться. Одни головешки!
— Я устремился, — рассказывал Бегемот, — в зал заседаний, — это который с колоннами, мессир, — рассчитывая вытащить что-нибудь ценное. Ах, мессир, моя жена, если б только она у меня была, двадцать раз рисковала остаться вдовой! Но по счастью, мессир, я не женат, и скажу вам прямо — счастлив, что не женат. Ах, мессир, можно ли променять холостую свободу на тягостное ярмо!
— Опять началась какая-то чушь, — заметил Воланд.
— Слушаю и продолжаю, — ответил кот, — да-с, вот ландшафтик. Более ничего невозможно было унести из зала, пламя ударило мне в лицо. Я побежал в кладовку, спас семгу. Я побежал в кухню, спас халат. Я считаю, мессир, что я сделал все, что мог, и не понимаю, чем объясняется скептическое выражение на вашем лице.
— А что делал Коровьев в то время, когда ты мародерствовал? — спросил Воланд.
— Я помогал пожарным, мессир, — ответил Коровьев, указывая на разорванные брюки.
— Ах, если так, то, конечно, придется строить новое здание.