Предлагаю небольшую паузу. По теме
БОГ И ОСЬКА
Оська был удивительным путаником. Он преждевременно научился читать и
четырех лет запоминал все что угодно, от вывесок до медицинской
энциклопедии. Все прочитанное он запоминал, но от этого в голове его царил
кавардак: непонятные и новые слова невероятно перекувыркивались. Когда Оська
говорил, все покатывались со смеху. Он путал помидоры с пирамидами. Вместо
"летописцы" он говорил "пистолет-цы". Под выражением "сиволапый мужик" он
разумел велосипедиста и говорил не сиволапый, а "велоси-пый мужчина".
................
Но у него были и свои верные
понятия и взгляды. Как-то мама прочла ему знаменитый нравоучительный рассказ
о юноше, который поленился нагнуться за подковой и должен был потом
подбирать с дороги сливы, умышленно роняемые отцом.
- Понял, в чем тут дело? - спросила мама.
- Понял, - сказал Оська. - Это про то, что нельзя из пыли ягоды немытые
есть...
Всех людей Оська считал своими старыми знакомыми. Он вступал в
разговоры со всеми на улице, сокрушая собеседников самыми непостижимыми
вопросами.
Однажды я оставил его одного играть в Народном саду. Оська нечаянно
забросил мяч в клумбу. Он попробовал достать мячик, помял цветы и, увидя
дощечку "Траву не мять", испугался.
Тогда он решил обратиться к посторонней помощи.
В глубине аллеи, спиной к Оське, сидела высокая черная дама. Из-под
соломенной шляпы ниспадали на плечи длинные кудри.
- Мой мяч упрыгнул, где "Цветы не рвать", - сказал Оська в спину даме.
Дама обернулась, и Оська с ужасом заметил, что у нее была густая
борода. И Оська забыл про мяч.
- Тетя! - спросил он. - Тетя, а зачем на вас борода?
- Да разве я тетя? - ласковым баском сказала дама. - Да я ж священник.
- Освещенник? - недоверчиво сказал Оська. - А юбка зачем? - И он
представил себе, как неудобно, должно быть, в такой длинной юбке лазить на
фонари, чтобы освещать улицы.
- Сие не юбка, - отвечал поп, - а ряса зовется. Облачен согласно сану.
Батюшка я, понял?
- Сейчас, - сказал Оська, вспоминая что-то. - Вы батюшка, а есть еще
матушка. В граммофоне есть такая музыка. Батюшки-матушки...
- Ох ты, забавник! - засмеялся поп. - Некрещеный, что ли? Отец-то твой
кто? Папа?.. Ах, доктор... Так, так... Понятно... Про бога-то знаешь?
- Знаю, - отвечал Оська. - Бог - это на кухне у Аннушки висит... в
углу. Христос Воскрес его фамилия...
- Бог везде, - строго и наставительно сказал священник, - дома, и в
поле, и в саду - везде. Вот мы сейчас с тобой толкуем, а господь бог нас
слышит...
Он ежечасно с нами.
Оська посмотрел кругом, но бога не увидел. Оська решил, что поп играет
с ним в какую-то новую игру.
- А бог взаправду или как будто? - спросил он.
- Ну поразмысли ты, - сказал поп. - Ну кто это все сделал? - спросил
он, указывая на цветы.
- Честное слово, правда, это не я! Так было, - испугался Оська, думая,
что поп заметил помятые цветы.
- Бог все это создал, - продолжал священник.
А Оська подумал: "Ладно, пусть думает, что бог, - мне лучше".
- И тебя самого бог произвел, - говорил поп.
- Неправда! - сказал Оська. - Меня мама!
- А маму кто?
- Ее мама, бабушка!
- А самую первую маму?
- Сама вышла, - сказал Оська, с которым мы уже читали "Первую
естественную историю", - понемножку из обезьянки.
- Уф! - сказал вспотевший поп. - Безобразие, беззаконное воспитание,
разврат младенчества!
И он ушел, пыля рясой. Оська подробно передал мне весь свой диспут с
попом.
- Такой смешной весь! - вспоминал Оська. - Сам в юбке, а борода!
Семья у нас была почти безбожная. Папа говорил, что бог вряд ли есть, а
мама говорила, что бог - это природа, но может наказать. Бог возник когда-то
из ночных причитаний няньки, потом он вошел в квартиру через неплотно
закрытую дверь из кухни. Бог в нашем представлении состоял из лампадки,
благовеста и аппетитного святого духа, который шел от свежих куличей. А
иногда он представлял какую-то далекую и сердитую силу, которая гремела на
небе и следила за тем, грешно или не грешно показывать язык маме. В книге
"Моя первая священная история" была картинка: бог сидел на дыме и сотворял
весь мир на первой странице. Но первая же книжка по естествознанию развеяла
дым. Богу больше не на чем было сидеть.