Весьма содержательный постинг. А как Вы оцениваете вторчество писателей на "не-родных" языках?
Л.Толстой в ВойнеиМ, Пушкин - переходили прям по ходу текста на французский, Набоков целиком писал на английском и т.д.
Вопрос серьезный :
Не должна ли быть Muttersprache в этом смысле единственным (bzw.естественным) инструментом/ключом творчества? и в таком случае - англиский язык etc- лишь инструмент "ремесленичества"? ( образно говоря : Muttersprache- это Моцарт, чужой -Сальери)
Скажем ,представить себе ,чтоб Гоголь писал "Диканьку" по немецки или Лермонтов "купца Калашникова" по французки я не могу,субстанция непереводимая.
Для развития темы далее материал по Кафке:
"Под всеми этими горестями, иногда навлеченными на Кафку им самим, лежали неослабные терзания языка. В письме к Броду Кафка описывал евреев, пишущих на немецком , как зверей в капкане: ╚Их задние лапы застряли в иудаизме своих родителей, а передние не могут найти опоры на новой почве.╩ Они живут, говорил он, с тремя невозможностями ? ╚невозможностью не писать, невозможностью писать по-немецки, невозможностью писать иначе. Можно добавить╩, ? заключал он, ? ╚четвертую невозможность ? невозможность писать вообще.╩
Невозможность писать по-немецки? Немецкий язык Кафки ? его родной ? строгий, мрачный, комичный, ясный, чистый; правильный, но не чопорный. В нем заключена почти платоновская чистота языка, не нарушенного ни модным говором, ни уличным жаргоном, географически удаленного от оставляющих синяки бурных наскоков усредненного разговорного языка. Сходным же образом лингвистической столицей Кафки была не говорившая по-немецки Прага на окраине империи, но сама европейская литература. Язык сам был движущим средством и главным мотивом его жизни: отсюда и ╚невозможность не писать╩.
╚Я часто думал, что самым лучшим образом жизни для меня был бы такой, когда у меня будут принадлежности для письма и лампа в самой дальней комнате просторного запертого подвала,╩ ? размышлял он в письме. Говоря о невозможности писать по-немецки, он никогда не имел в виду, что сам не владеет языком; желанием его было предаться ему душой и телом, будто монаху с его четками. Боялся он того, что может оказаться недостойным немецкого ? не потому, что язык ему не принадлежал, а потому, что он не принадлежал языку. Немецкий был одновременно гостеприимен и негостеприимен. Он не чувствовал себя неусложненно, естественно немцем. Заметьте, что Кафка писал по-немецки со страстью искусного, однако тайного переводчика, постоянно осознающего пространство, сколь бы мимолетным оно ни было, между своим страхом (или идеей самого себя, если угодно) и глубинной легкостью ощущения себя в языке как дома, которая является утешением любого языка. Слово Мutter, ╚мать╩ по-немецки, говорил он, ему чуждо: тут и заканчиваются принимаемые как данность интимность и доверие die Muttersprache, материнского, родного языка. Эта разъединяющая расселина, не шире волоска, может подчеркнуть его отстраненность и ослабляющие искажения, которые шокируют и, в конечном итоге, дезориентируют каждого читателя Кафки". (С. Озик,Невозможность быть Кафкой)