Никто ни от кого ничего не требует и ни к чему не обязывает. Все пишут, когда им удобно, когда есть время и желание. Тем более тема такая объёмная...
(Вот, написала ответ, всё слетело. Пишу заново.)
Жуков - источник ненадёжный, это уже доказано здесь. В этой же статье подробно рассматриваются как наши, так и немецкие источники и доказывается, что авианалёты начались не ранее 4:00 - 4:15 по времени на границе.
Кроме того, слова Жукова опровергает сам В. М. Молотов в книге Ф. И. Чуева ╚Сто сорок бесед с Молотовым╩.
Пошёл принимать Шуленбурга
- Спрашиваю у Молотова:
Я перечитывал ╚Воспоминания и размышления╩ Жукова, и для меня все-таки не совсем ясна ситуация 22 июня 1941 года. У него сказано: ╚Примерно в 12 часов ночи командующий Киевским военным округом генерал Кирпонос доложил, что появился еще один немецкий солдат-перебежчик и сообщил, что в 4 часа германские войска перейдут в наступление.
Все говорило о том, - пишет Жуков, - что немецкие войска выдвигаются ближе к границе. Об этом мы доложили в 00.30 минут ночи И. В. Сталину. И. В. Сталин спросил, передана ли директива в округа. Я ответил утвердительно.
После смерти И. В. Сталина появились версии о том, что некоторые командующие и их штабы в ночь на 22 июня, ничего не подозревая, мирно спали или беззаботно веселились. Это не соответствует действительности... В 3 часа 07 минут мне позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Ф. С. Октябрьский и сообщил: ╚Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов...╩. Я спросил адмирала: ╚Ваше решение?╩ - ╚Решение одно: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны флота╩.
- В 3 часа 30 минут начальник штаба Западного округа генерал В. Е. Климовских доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии... Нарком приказал мне звонить И. В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно...╩
Это уже около четырех утра получается, - говорю я Молотову, отрываясь от книги.
- Да раньше мы собрались, раньше! - горячо возражает Молотов. - Ему хочется как-то себя показать, он верит, что он правильно понимал обстановку, но он тоже плохо понимал.
Продолжаю читать из книги Г. К. Жукова:
╚Наконец, слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И. В. Сталина.
Минуты через три к аппарату подошел И. В. Сталин.
Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И. В. Сталин молчит. Я слышу лишь его дыхание.
- Вы меня поняли? Опять молчание.
Наконец, И. В. Сталин спросил:
- Где нарком?
- Говорит с Киевским округом по ВЧ.
- Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтоб он вызвал всех членов Политбюро╩.
- А это было раньше, - снова утверждает Молотов.
Продолжаю читать из книги Жукова:
╚В 4 часа я вновь разговаривал с Ф. С. Октябрьским. Он спокойным тоном доложил:
- Вражеский налет отбит. Попытка удара по кораблям сорвана. Но в городе есть разрушения.
- В 4 часа 30 минут утра все вызванные члены Политбюро были в сборе╩.
- Раньше, - говорит Молотов.
- ╚Меня и наркома пригласили в кабинет. И. В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал:
- Надо срочно позвонить в германское посольство.
В посольстве ответили, что посол граф фон Шуленбург просит принять его для срочного сообщения.
Принять посла было поручено В. М. Молотову.
Тем временем первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н. Ф. Ватутин передал, что сухопутные войска немцев после сильного артиллерийского огня на ряде участков северо-западного и западного направлений перешли в наступление.
Через некоторое время в кабинет быстро вошел В. М. Молотов:
- Германское правительство объявило нам войну. И. В. Сталин опустился на стул и глубоко задумался╩.
А это уже где-то около пяти утра получается, - говорю я.
- Да, неточно, неправильно, - отвечает Молотов. - Жуков тут не говорит о том, что Сталин дал указание за всем строго следить и докладывать, но надо понять, что, наверное, будут провокационные всякие сообщения - нельзя им на слово верить.
...Много раз за семнадцать лет наших встреч разговор возвращался к 22 июня. В целом, со слов Молотова получилась такая картина.
- То ли Жуков ошибается, то ли я запамятовал, - говорит Молотов. - Позвонил Жуков. Он не сказал, что война началась, но опасность на границе уже была. Либо бомбежка, либо получили другие тревожные сведения. Вполне возможно, что настоящей войны еще не было, но уже накал был такой, что в штабе поняли: необходимо собраться. В крайнем случае, около двух часов ночи мы собрались в Кремле, у Сталина, - когда с дачи едешь, минут тридцать-тридцать пять надо.
- Но Жуков пишет, что разбудил Сталина и доложил, что бомбят. Значит, уже в час ночи бомбили?
- Подождите... В этой части, он, может быть, не точен. Жуков и Тимошенко подняли нас: на границе что-то тревожное уже началось. Может, кто-то раньше сообщил им о какой-то отдельной бомбежке, и раньше двух началось, это уже второстепенный вопрос. Мы собрались у товарища Сталина в Кремле около двух часов ночи, официальное заседание, все члены Политбюро были вызваны. До этого, 21 июня, вечером мы были на даче у Сталина часов до одиннадцати-двенадцати. Может быть, даже кино смотрели, в свое время мы часто так делали вечером - после обеда смотрели кино. Потом разошлись, и снова нас собрали. А между двумя и тремя ночи позвонили от Шуленбурга в мой секретариат, а из моего секретариата - Поскребышеву, что немецкий посол Шуленбург хочет видеть наркома иностранных дел Молотова. Ну и тогда я пошел из кабинета Сталина наверх к себе, мы были в одном доме, на одном этаже, но на разных участках. Мой кабинет выходил углом прямо на Ивана Великого. Члены Политбюро оставались у Сталина, а я пошел к себе принимать Шуленбурга - это минуты две-три пройти. Иначе было бы так: если б на дачу мне позвонили, что просится на прием Шуленбург, то я должен был позвонить Сталину - послы министрам иностранных дел по ночам не звонят. И, конечно, в таком случае я без ведома Сталина не пошел бы встречать Шуленбурга, а я не помню, чтоб я звонил Сталину с дачи. Но я бы запомнил, потому что у меня не могло быть другой мысли, кроме того, что начинается война, или что-то в этом роде. Но звонил мне не Шуленбург, а чекист, связанный с Поскребышевым: Сталин дал указание собраться. Шуленбурга я принимал в полтретьего или в три ночи, думаю, не позже трех часов. Германский посол вручил ноту одновременно с нападением. У них все было согласовано, и, видно, у посла было указание: явиться в такой-то час, ему было известно, когда начнется. Этого мы, конечно, знать не могли.
- Но и в три немец еще не напал на нас...
- В разных местах по-разному. В Севастополе отразили налет. Часа в два-три напали. Чего вы держитесь за пустяковую часть этого дела? Всё, конечно, интересно, и эти детали можно уточнить до минуты путем документов и расспросов, но они не имеют значения. Маленков и Каганович должны помнить, когда их вызвали. Это, по-моему, было не позже, чем в половине третьего. И Жуков с Тимошенко прибыли не позже трёх часов. А то, что Жуков это относит ко времени после четырёх, он запаздывает сознательно, чтобы подогнать время к своим часам. События развернулись раньше.
- Известно, что Сталин по ночам обычно работал, а в эту ночь почему-то спал, и Жуков его разбудил...
- Да, Жуков хочет себя показать. Это не вполне точно, - отвечает Молотов.
- Не знаю, насколько это так, но кого спросить, если не вас, вы якобы сказали послу: ╚Чем мы это заслужили?╩
- Если вы берете из книги Верта - это выдумка. Он же не присутствовал, откуда он мог знать? Это чистая выдумка. Конечно, я такой глупости не мог сказать. Нелепо. Абсурд. От кого он мог это получить? Были два немца и мой переводчик... У Чаковского тоже много надуманной психологии, когда он описывает этот эпизод. Но Шуленбурга принимал все-таки я, а не Чаковский...
06.12.1969, 31.07.1972,
15.08.1972, 21.05.1974
(Указаны даты записей разговоров на магнитофон.)
(О времени авианалёта на Севастополь
Из выступления по радио заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров Союза СССР и Народного Комиссара Иностранных Дел тов. В.М. Молотова 22 июня 1941 г.
╚Сегодня, в 4 часа утра, без объявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города -- Житомир, Киев, Севастополь и некоторые другие... Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территорий╩.)
А вот как описывает встрему Молотова и Шуленбурга писатель Стаднюк И. Ф. в книге "Война":
╚Где-то после трех часов ночи на даче Молотова раздался телефонный звонок. Трубку поднял дежурный. Звонили из Наркомата иностранных дел...
Дежурный разбудил наркома и доложил, что ему надо приехать в Кремль: германский посол Шуленбург требует немедленно принять его для передачи очень важного и неотложного меморандума германского правительства.
Что это мог быть за меморандум, Молотову было ясно.
Он позвонил Сталину.
Вскоре Молотов был уже в Кремле, в своем кабинете, и молча всматривался в бледное лицо немецкого посла...╩
╧ 600. ТЕЛЕГРАММА МИНИСТРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГЕРМАНИИ И. РИББЕНТРОПА ПОСЛУ В СССР Ф.ШУЛЕНБУРГУ
21 июня 1941 г.
Срочно!
Государственная тайна!
По радио!
Послу лично!
1. По получении этой телеграммы все зашифрованные материалы должны быть уничтожены. Радио должно быть выведено из строя.
2. Прошу Вас немедленно информировать господина Молотова о том, что у Вас есть для него срочное сообщение и что Вы поэтому хотели бы немедленно посетить его. Затем, пожалуйста, сделайте господину Молотову следующее заявление:
"Советский полпред в Берлине получает в этот час от имперского министра иностранных дел меморандум с подробным перечислением фактов, кратко суммированных ниже:
I. В 1939 г. имперское правительство, отбросив в сторону серьезные препятствия, являющиеся следствием противоречий между национал-социализмом и большевизмом, попыталось найти с Советской Россией взаимопонимание. По договорам от 23 августа и 28 сентября 1939 г. правительство рейха осуществило общую переориентацию своей политики в отношении СССР и с тех пор занимало по отношению к Советскому Союзу дружественную позицию. Эта политика доброй воли принесла Советскому Союзу огромные выгоды в области внешней политики.
Имперское правительство поэтому чувствовало себя вправе предложить, что с тех пор обе нации, уважая государственные системы друг друга, не вмешиваясь во внутренние дела другой стороны, будут иметь хорошие, прочные добрососедские отношения. К сожалению, вскоре стало очевидным, что имперское правительство в своих предположениях полностью ошиблось.
II. Вскоре после заключения германо-русских договоров возобновил свою подрывную деятельность против Германии Коминтерн с участием официальных советских представителей, оказывающих ему поддержку. В крупных масштабах проводился открытый саботаж, террор и связанный с подготовкой войны шпионаж политического и экономического характера. Во всех странах, граничащих с Германией, и на территориях, оккупированных германскими войсками, поощрялись антигерманские настроения, а попытки Германии учредить стабильный порядок в Европе вызывали сопротивление. Советский начальник штаба предложил Югославии оружие против Германии, что доказано документами, обнаруженными в Белграде. Декларации, сделанные СССР в связи с заключением договоров с Германией относительно намерений сотрудничать с Германией, оказываются, таким образом, продуманным введением в заблуждение и обманом, а само заключение договоров - тактическим маневром для получения соглашений, выгодных только для России. Ведущим принципом оставалось проникновение в небольшевистские страны с целью их деморализовать, а в подходящее время и сокрушать.
III. В дипломатической и военной сферах, как стало очевидно, СССР, вопреки сделанным по заключении договоров декларациям о том, что он не желает \418\ большевизировать и аннексировать страны, входящие в его сферы интересов, имел целью расширение своего военного могущества в западном направлении везде, где это только казалось возможным, и проводил дальнейшую большевизацию Европы. Действия СССР против Прибалтийских государств, Финляндии и Румынии, где советские притязания распространились даже на Буковину, продемонстрировали это достаточно ясно. Оккупация и большевизация Советским Союзом предоставленных ему сфер интересов являются прямым нарушением московских соглашений, хотя имперское правительство в течение какого-то времени и смотрело на это сквозь пальцы.
IV. Когда Германия с помощью Венского арбитража от 30 августа 1940 г. урегулировала кризис в Юго-Восточной Европе, явившийся следствием действий СССР против Румынии, Советский Союз выразил протест и занялся интенсивными военными приготовлениями во всех сферах. Новые попытки Германии достигнуть взаимопонимания, нашедшие отражение в обмене письмами между имперским министром иностранных дел и господином Сталиным и в приглашении господина Молотова в Берлин, лишь привели к новым требованиям со стороны Советского Союза, таким, как советские гарантии Болгарии, установление в Проливах баз для советских наземных и военно-морских сил, полное поглощение Финляндии. Это не могло быть допущено Германией. Впоследствии антигерманская направленность политики СССР становилась все более очевидной. Предупреждение, сделанное Германии в связи с оккупацией ею Болгарии, и заявление, сделанное Болгарии после вступления германских войск, явно враждебное по своей природе, в этой связи были столь же значимы, как и обещания, данные Советским Союзом Турции в марте 1941 г. защитить турецкий тыл в случае вступления Турции в войну на Балканах.
V. С заключением советско-югославского договора о дружбе от 5 апреля этого года, укрепившего тыл белградских заговорщиков, СССР присоединился к общему англо-югославо-греческому фронту, направленному против Германии. В то же самое время он пытался сблизиться с Румынией для того, чтобы склонить эту страну к разрыву с Германией. Лишь быстрые германские победы привели к краху англо-русских планов выступления против германских войск в Румынии и Болгарии.
VI. Эта политика сопровождалась постоянно растущей концентрацией всех имеющихся в наличии русских войск на всем фронте - от Балтийского моря до Черного, против чего лишь несколько позже германская сторона приняла ответные меры. С начала этого года возрастает угроза непосредственно территории рейха. Полученные в последние несколько дней сообщения не оставляют сомнений в агрессивном характере этих русских концентраций и дополняют картину крайне напряженной военной ситуации. В дополнение к этому из Англии поступают сообщения, что ведутся переговоры с послом \419\ Криппсом об еще более близком политическом и военном сотрудничестве между Англией и Советским Союзом.
Суммируя вышесказанное, имперское правительство заявляет, что Советское правительство вопреки взятым на себя обязательствам:
1) не только продолжало, но и усилило свои попытки подорвать Германию и Европу;
2) вело все более и более антигерманскую политику;
3) сосредоточило на германской границе все свои войска в полной боевой готовности. Таким образом, Советское правительство нарушило договоры с Германией и намерено с тыла атаковать Германию, в то время как она борется за свое существование. Фюрер поэтому приказал германским вооруженным силам противостоять этой угрозе всеми имеющимися в их распоряжении средствами".
Конец декларации.
Прошу Вас не вступать ни в какие обсуждения этого сообщения. Ответственность за безопасность сотрудников германского посольства лежит на Правительстве Советской России.
Риббентроп
Перевод с немецкого из: ADAP, Bd. XII, Dok. 659.
(Время отправки и получения неизвестно, точнее, не опубликовано, но на документе, наверное, стоит.)

По официальным документам, это заседание состоялось в 5:45.
Книга 1941 год. В 2-х книгах. Сборник документов (Малиновка). (М.: Междунар. фонд "Демократия", 1998)
http://www.soldat.ru/files/4/6/15/
Том 1. Том 2.

Интересно, откуда у западных историков эти данные? Медведев такой же надёжный источник, как и Жуков.

По документам, 5:30 - это время окончания чтения длинного меморандума.

Врут. Но не в один голос.

Откуда у вас эти сведения? Вы источники и фамилию врача указать можете?

Из допроса генерала Д. Г. Павлова
╚Коробков - командующий 4-й армией, доложил, что у него войска готовы к бою. Боеготовность Брестского гарнизона он обещал проверить. На это я Коробкову указал, что гарнизон должен быть на том месте, где ему положено по плану, и предложил приступить к выполнению моего приказания немедленно. ...
Примерно в 4.10 - 4.15 я говорил с Коробковым, который также ответил: "У нас все спокойно".
Через минут 8 Коробков передал, что "на Кобрин налетела авиация, на фронте страшенная артиллерийская стрельба"╩.

Официальное время 5:30 не подтверждается воспоминаниями Молотова, следовательно, заявление могло быть сделано раньше. А контраргументы Молотова могли быть вписаны позже.
Встреча Риббентропа и Деканозова

В завоёванной Германии? Ссылку на документ можно увидеть?
О встрече Риббентропа и Деканозова - в интервью с Эриком Зоммером, который работал переводчиком в Министерстве иностранных дел Германии. В ночь с 21-го на 22-е июня 1941-го года в его присутствии и при его участии Германия объявила войну Советскому Союзу.
Померанцев: Доктор Зоммер, именно Вашими устами по-русски в Берлине в июне 41-го года была объявлена война Советской России. Как это происходило?
Зоммер: Я установил телефонный контакт с советским посольством. У телефона оказался Бережков. Я сказал, чтобы он передал послу Деканозову, что через полчаса служебная машина Министерства заедет за ними, что Риббентроп ожидает Посла в Министерстве.
Померанцев: В котором часу это было?
Зоммер: Это было около трёх часов ночи.
Померанцев: Когда ваш шеф позвонил вам за полночь, вы поняли, почему он звонит?
Зоммер: Я предполагал, что это большое событие, связанное с Россией. Когда я вошёл в кабинет шефа, он был очень озабоченным. "Этого нам ещё не хватало - войны с Советским Союзом," - сказал он, и дал мне указание связаться с советским посольством. Через полчаса на служебной машине мы подъехали к советскому посольству на "Унтер ден Линден". Секретарь и переводчик Бережков сопровождал Деканозова. Мы встретились на лестнице. Они спускались, мы поднимались. Поздоровались. Конечно, о цели этого ночного вызова не было речи. Велись очень сдержанные разговоры в любезном тоне. Когда мы приблизились на нашем "Мерседесе" к Бранденбургским воротам, в Тиргартен, в парке, начинался рассвет, всходило солнце, и Деканозов, почти как Ленский, сказал: "Это обещает быть прекрасным днём. Надеемся, что для всех нас он будет хорошим"╩.
(Прокомментирую
В 3:30 машина была у советского посольства, которое находилось по адресу: Unter-den-Linden, 63.
Немецкое Министерство иностранных дел находилось по адресу: Wilhelmstrasse, 76.
Карта
Расстояние от пункта А до пункта Б - около 200 метров (Министерство иностранных дел - на пересечении с Behrenstrasse). Автомобиль, едущий со скоростью 30 км/ч преодолевает это расстояние за 25 секунд. Плюс время на посадку и высадку... Не более 15 минут.
Т. е. через 15 минут - 3:45 они были в здании Министерства иностранных дел.
Диск Солнца показался над горизонтом в 4:35 - 4:45.
Либо звонок был не в 3 часа, а в 4, но тогда это уже не ночь, а утро; либо восхода Солнца ещё не было и эта поездка была намного раньше, либо её вообще не было...
С учётом того, что всех заключённых концлагерей перед выходом просили подписать документы о неразглашении тайн, я предполагаю, что Зоммеру было предложено подписать документы о хранении молчания относительно событий тех дней и действительного времени встреч.)
А вот как поездка в автомобиле описана в воспоминаниях В. Бережкова, изданных в США:
╚Едем, настроение тревожное.
Риббентроп: "Фюрер решился на упредительную войну против СССР, наши войска уже перешли границу".
Деканозов: "Это преступление, за эту агрессию вы будете наказаны! Германия будет повержена!"
Это заявление шокировало министра. Он вёл себя как-то неуверенно. У меня сложилось впечатление, что перед встречей он (Риббентроп) основательно выпил. Наш посол, не пожав ему руки, направился к двери. Я - следом. Министр почти бежал за мной, пытаясь говорить мне в ухо: "Я пытался уговорить Гитлера не начинать войну, но он не захотел меня слушать!"╩
(По утверждению других источников, Риббентроп был в это время у себя в Министерстве, и в машине его быть не могло.)
Интервью с Эриком Зоммером (продолжение)
Померанцев: Как вы полагаете, Деканозов знал, что вот-вот грянет война?
Зоммер: Он точно знал, в чём дело, потому что он в течение многих дней пытался установить контакт с Риббентропом, передал ему ноту, но ему отвечали, что Риббентроп в отъезде. И когда я позвонил Бережкову, тот сделал вид, что, мол, по-видимому, теперь дан ответ на их ноту. Я ничего на это не мог Бережкову ответить.
Риббентроп обычно принимал иностранных дипломатов среди ночи. Но необычным было то, что на этот раз дипломаты приехали не на своей машине, а на машине, присланной Министерством. И эта разница была явным знаком того, что дело очень серьёзное. Я наблюдал за внутренним волнением Деканозова, но он казался очень сдержанным, так же как Риббентроп. Другие свидетели, которые не присутствовали или просто давали неправильные показания, заявляли, что Риббентроп, мол, не только нервничал, но и был полупьяным. Всё это совершенная ерунда. Оба оказались на высоте положения. Были весьма корректными, весьма сдержанными. Можно было только по глазам, по лицу, покрасневшему, напряжённому, представить себе, какое внутреннее волнение охватило их.
Померанцев: А вы волновались?
Зоммер: Безусловно. Но мне в качестве переводчика даже не пришлось начать свою работу. Деканозов прервал меня, показав, что он уже понял в чём дело. Риббентроп принимал Деканозова и его секретаря-переводчика Бережкова перед письменным столом в кабинете Бисмарка. Деканозов пытался передать Риббентропу срочное сообщение из Кремля. Но Риббентроп прервал его и дал знак Шмидту, начальнику своей канцелярии, который почти полчаса читал вслух Меморандум германского правительства с бесконечным перечислением пограничных инцидентов, сражений, перелётов пограничных зон и так далее. Об объявлении войны не должно было быть речи, так как Гитлеру было важно придать этой агрессии характер самозащиты. Деканозов молча выслушал текст документа. Вместе с моим шефом доктором Штраком я стоял за Деканозовым и наблюдал, как краснела его голова, как нервно сжимались его кулаки. Единственной фразой, которую он произнёс, была фраза "Весьма сожалею". Без дальнейших формальностей Деканозов и Бережков направились к выходу в сопровождении Штрака и меня. На той же служебной машине мы молча подъехали к подъезду советского посольства.
Померанцев: Доктор Зоммер, в послевоенной Германии переводчиков не считали военными преступниками. Великобритания и США тоже не рассматривали их как преступников. Но советский суд приговорил вас к десяти годам лагерей. Вы считаете или считали себя военным преступником?
Зоммер: Ни в коем случае. На всех допросах на Лубянке, в Бутырской тюрьме, в Лефортовской я всегда настаивал на том, что с самых древнейших времён, времён Вавилона, Древней Греции, Рима, переводчики всегда считались пособниками мира. Они способствовали взаимопониманию народов, которые не владели языком другого народа. Но в НКВД мне заявляли, что переводчики - это шпионы. Меня сперва осудили только на десять лет. Это очень мягкая кара, так сказать. Затем был пересмотр моего дела по делу Даниила Андреева, сына писателя Леонида Андреева, и меня осудили на двадцать пять лет.
Померанцев: Как вы полагаете, почему вас не расстреляли?
Зоммер: В лагерях среди бывших членов Верховного Совета, тоже осуждённых, я встретил полковника, который присутствовал на закрытом заседании с участием Деканозова. На этом заседании Деканозов дал подробный отчёт о том, как была объявлена война. И, среди прочего, особенно подчёркивал, что с ним и со всем составом советского посольства обходились корректно, и что балтийский немец-переводчик выполнял все запросы и просьбы. И вот этот полковник сказал, что именно рекомендация Деканозова спасла мне жизнь.
(Было бы интересно ознакомиться с содержанием этого отчёта.)
Как видите, описания встречи сильно расходятся, что наводит на мысль, что эта встреча состоялась гораздо раньше. Возможно даже - 21 июня.
Вот ещё свидетельство: Дэвид Ирвинг в книге "Война Гитлера" пишет о событиях в Берлине 18-22 июня - по дневникам помощника Гитлера.
╚Посол Шуленбург в это время оставался в Москве. Риббентроп телеграфировал ему, чтобы он уничтожил кодовые книги и радиооборудование посольства, и чтобы немедленно встретился с Молотовым, на этой встрече он должен был зачитать длинную ╚канитель╩, заканчивавшуюся словами ╚- фюрер таким образом приказал германскому Вермахту противостоять этой угрозе всеми средствами, находящимися в его распоряжении╩.
В 9:30 Деканозов был допущен к статс-секретарю Риббентропа. Ко всеобщему облегчению он доставил только формальную жалобу Советов о повторных нарушениях воздушного пространства. Параллельная жалоба, доставленная одновременно Молотовым Шуленбургу, звучала так тоскливо, что в канцелярии Гитлера, когда телеграмма была прочитана по её прибытии ранним утром, все смеялись: ╚Ряд симптомов создаёт впечатление, что германское правительство недовольно правительством Советского Союза...╩ - проворчал Молотов. Часом позже вдоль границы, протянувшейся от Северного Ледовитого Океана до Чёрного моря, свыше 3 миллионов немецких солдат, при поддержке 3 тыс. танков и почти 2 тыс. самолётов, напали на СССР╩.
В советских источниках указывается, что Деканозов 21 июня ждал звонка Риббентропа до 2-х (или 3-х ?) часов ночи 22 июня.
╚В 9:30 Деканозов был допущен к статс-секретарю Риббентропа. ... Параллельная жалоба, доставленная одновременно Молотовым Шуленбургу...╩
N: 597. БЕСЕДА НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В. М. МОЛОТОВА С ПОСЛОМ ГЕРМАНИИ В СССР Ф. ФОН ШУЛЕНБУРГОМ
21 июня 1941 г.
Шуленбург явился по вызову. Тов. Молотов вручил ему копию заявления по поводу нарушения германскими самолетами нашей границы, которое должен был сделать тов. Деканозов Риббентропу или Вайцзеккеру. ...
Точное время этой встречи не указано.
А вот в романе Стаднюка "Война" эта встреча описана так:
╚Ровно в двадцать один час тридцать минут в кабинет заместителя председателя Совнаркома и наркома иностранных дел вошли германский посол граф фон Шуленбург, его переводчик - советник немецкого посольства Хильгер и советский переводчик. Молотов вышел из-за стола навстречу дипломатам, пожал им руки.
Граф Шуленбург был в черном фраке, от него пахло сигарой, коньяком и загородной свежестью. Всем своим видом, непринужденностью он старался демонстрировать безмятежность и некоторое удивление неурочным приглашением в Кремль...╩
Тоже в 21:30! Какое удивительное совпадение! Очевидно, Кремль жил по-берлинскому времени. И время встречи с Шуленбургом (21:30), и время начала войны (3:15) полностью совпадают с немецкими источниками.
О том, что на фронте в эту ночь ждали нападения, свидетельствуют слова Д. Г. Павлова:
╚В час ночи 22 июня с. г. по приказу народного комиссара обороны я был вызван в штаб фронта. Вместе со мной туда явились член Военного Совета корпусной комиссар Фоминых и начальник штаба фронта генерал-майор Климовских.
Первым вопросом по телефону народный комиссар задал: "Ну, как у вас, спокойно?" Я ответил, что очень большое движение немецких войск наблюдается на правом фланге, по донесению командующего 3-й армией Кузнецова, в течение полутора суток в Сувальский выступ шли беспрерывно немецкие мотомехколонны. По его же донесению, на участке Августов - Сапоцкин во многих местах со стороны немцев снята проволока заграждения. На других участках фронта я доложил, что меня особенно беспокоит группировка "Бялоподляска".
На мой доклад народный комиссар ответил: "Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, штаб же соберите на всякий случай сегодня утром, может, что-нибудь и случится неприятное, но смотрите ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации - позвоните". На этом разговор закончился╩.
Описания событий той ночи и во времени, и в содержании расходятся, все документы до сих не опубликованы - захваченные советскими войсками документы Вермахта с самого окончания войны находятся в Центральном архиве Министерства обороны Российской Федерации на особом хранении. Причём, к документам архива вообще (а Вермахта тем более) существуют проблемы доступа: статья Г. Р. Рамазашвили ╚Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации: проблема доступа к документам╩ (ссылка).
Существует явная тенденция время начала войны сдвигать к более раннему, а время встречи с послами - к более позднему.
***
Почему столько скрытности и лжи вокруг начала Второй мировой?
Потому что Сталину надо было повесить вину на Гитлера. И чем сильнее потери советских войск, тем тяжелее эта вина.