Cобственно тем поднято в первоначальном постинге несколько.
1. Является ли призыв "Убить немца" по сути расистским, даже в 1942?
Моя точка зрения - да, являлась, ибо распространялась не только на солдат зачватчиков, но и на мирное население всех возрастов, в том числе и своей страны. Махровая германофобия по отношению к поволжским и иным немцам СССР, которые в условиях войны становились объектом выпадов взвинченного населения в тылу, вплоть до умышленных убийств. Но почему-то расистская, преступная подоплека такого рода призывов значительным числом как посетителей форума, так и россиянами отрицается и отвергается. Поэтому и возникают дискусии gegen die Leugnung.
2. Но если - предположим теоретически - лозунг этот касался бы только германских солдат, а на отношение к гражданскому населению и Германии и своим прежде всего гражданам никакого влияния не оказал бы - как тогда?
Но и в этом случае лозунг преступен - призыв к убийству солдат противника в любой ситуации есть военное преступление. По поводу значительного числа убийств пленных имелись на этот счет строгие разьяснения ГЛАВПУРа. Не случайно гитлеровский приказ о комиссарах был заслуженно квалифицирован как преступный, ибо санкционировал умерщвление военнослужащих-комиссаров, т.е. отдельные категории военнообязанных.
Ну а то что обсуждение призыва убивать представителей конкретной этнической группы производится на примере Эренбурга - просто этот товарищ наиболее талантливо его озвучил, и чаще всех этим призывом злоупотреблял. В принципе это мог бы быть товарищь по имени Пупкин - разницы-то особой нет, какого рода-племени озвучиватель являлся. То, что он - как рассказывают иногда умиленно - какую-то немецкую девочку пожалел, так с кем не бывает. Вон, иной оккупант там русски малшик по щечке потрепает, даже шоколадку даст, а завтра его маму за подозрение в связях с партизанами с чистой совестью расстреляет. Такой вот сентиментализм.
В воспоминаниях бывших узников лагеря принудительного труда Челябметаллургстрой рассказывается о начальнике лагеря А.Комаровском, который на коне подьезжал к карьеру, где работали немцы, бывало даже сигарету даст покурить. Его дочек учили музыке двое братьев-музыкантов - были ради этого освобождены от общих работ. А в это время в одном декабре 1942, за один месяц, умерло только по официально статистике 840 немцев или 3% от их общего числа. Таким вот человечным был человек.
Вот взять Бориса Пастернака - писатель хоть и в частном письме своей жене от 12. сентября 1941 г., но сожалеет, что поволжских немцев депортировали. К озвучивателю Пупкину относился не совсем одобрительно, считаяя его двуличным (см. "Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак. Переписка с Евгенией Пастернак. Москва 1998, С. 553. )
А у сталинского пропагандиста и естественно тогдашнего лакея Симонова после разоблачений хрущевских совестюшка проснулась немного, и он в своем романе "Живые и мертвые" вывел положительный образ героя-разведчика, поволжского немца Гофмана. В письме выходцу из Немповолжья активисту Кайзеру, проживавшему в Хакассии, Симонов специально подчеркнул в письме от 23 марта 1964 г.: "Дорогой товарищ Кайзер, получил Ваше письмо. Я вполне согласен с Вами, что проблема, связанная с Гофманом - очень важная проблема. Я собственно говоря, именно потому, что понимал ее важность, и затронул ее в романе" ( Константин Симонов: Письма о войне. 1943-1979. М. 1990, с. 224-225)