и совсем низашло ?

Купе вагона СВ пахло свежим бельем и предвкушением Геленджика. Остап пытался поймать ускользающее чувство отдыха, но что то мешало. А мешал ему пронзительный взгляд Некоти, который она не отрывала от его лица уже минут десять.

- Вся их беда - начал он - в безволии. «Униженные и оскорбленные» - это мазохистский парад тех, кто предпочел страдать, вместо того чтобы сжать зубы и вырваться. Наташа могла уехать, Ихменев - заткнуться. Князь - подлец, а они - добровольные жертвы. Жалеть их?

Некотя сидела напротив поджав босые ноги. Она перевела взгляд в темное окно где мелькали редкие огни - будто проверяла свою мысль на прочность.

- Ты путаешь следствие с причиной, Ося - сказала она наконец , не оборачиваясь. - Ты видишь слабость в том, кто упал под колесо и говоришь - «Сам виноват, что не отпрыгнул!» А Федор Михайлович показывает само колесо. И холодный металл его спиц. Наташа не выбирала страдать. Она выбрала любить. А в мире, где любовь - уязвимость, а не сила, это приговор. Князь не просто подлец. Он - идеальный продукт этого мира - для него люди - инструменты, чувства - валюта. Ихменев оскорблен не в своем мелком тщеславии. Он оскорблен в самой основе - в вере, что слова «честь» и «долг» еще что то значат. Их ломает не их характер. Их ломает столкновение с реальностью, в которой их внутренние правила - лишь наивный бред. Она повернулась к нему, в ее глазах была усталость. - Вопрос не в том жалеть ли их. Вопрос в том, видишь ли ты в их падении - свою возможную судьбу. Или ты уверен, что твоя крутая одежда и твой дорогой виски - это настолько надежная броня, что колесо тебя не заденет? Слова повисли в воздухе - тяжелые и неразрешимые. Кто прав? Тот, кто видит в трагедии личную ответственность, или тот, кто видит в ней жертву системы? Оба взгляда как острые лезвия отрезающие часть правды. Молчание стало невыносимым и тут Остап схватил Некотю за запястье пытаясь перевести разговор в иную плоскость, где он сильнее. Он наклонился вперед, сокращая расстояние между ними.

- А кто подставляет щеку под пощечину? Кто сам идет в ту яму, зная, что она там? Это ……. наслаждение, Некоть. Наслаждение своей болью. Им нравится быть жертвами и жалеть их - значит потакать этой извращенной игре. Разговор оборвался. Она, не выдержав накала, взяла его руку и прижала ладонь к себе поверх тонкого хлопка шорт. Взгляд был прямым, без слов. Он понял. Его пальцы скользнули под резинку, нашли уже влажную теплоту и упругий бугорок. Он начал водить подушечкой пальца - сначала медленно, наблюдая, как ее глаза темнеют, а дыхание становится глубже. Она закинула голову на подушку, позволив на несколько минут унестись этим медленным, нарастающим вихрем. Но когда волна начала подступать слишком близко, ее рука вдруг сжала его запястье, останавливая.

- Хватит - выдохнула она, почти шепотом. - Не сейчас. Потом. Вместе. Он кивнул не спрашивая, понимающе. Его пальцы скользнули глубже, вводя в нее сначала один, потом два, проверяя готовность. Она резко выдохнула, ее бедра приподнялись навстречу. Он сбросил с себя одежду, стянул с нее шорты и трусы. Вход был легким, влажным. Он вошел медленно, давая ей привыкнуть.

- Теперь? Хрипло спросил он. Она кивнула не в силах вымолвить слово. Он начал двигаться, не спеша, но глубоко, с долгими почти до конца выходами и уверенными точными входами. Ее ноги обвили его поясницу. Она искала его губы, целовала жадно, отрывисто. Ритм нарастал. Тихое хлопанье, их сдавленные стоны. И тогда его рука снова опустилась между их вспотевших тел. Палец нашел клитор теперь набухший и горячий. Круговое движение, точное, в такт толчкам. Это сработало почти мгновенно. Ее тело вздрогнуло, как от удара током. Внутренние мышцы судорожно сжали его, ее крик глухой и сдавленный, утонул в его плече. Конвульсии ее влагалища вытянули из него его собственный финал - он с хрипом вогнал в нее последний, самый глубокий толчок и застыл, чувствуя как его пульсирует внутри нее. Они лежали сплетенные, дыша на одно лицо. Он медленно вышел и на простыне под ней расплылось теплое влажное пятно. Он потянулся, сгреб с пола скомканную футболку и протянул ей. Повернулся на бок, облакотился и посмотрел на нее - Придется стирать, но оно того стоило.