Сморило Ивана после супчика ведьминого. Пробормотал:

- Бабуля, я прикорну чуток, да дальше пойду.

-Ложись, голубь, в тенёк, проснёшься совсем другим, - ощерилась цыганка.

На рассвете Иван встать пытался, да и упал сразу. Смотрит: а его цепью к дереву привязали, шею ошейник тугой давит. Ох, рассердился Ваня, взревел и не узнал свой голос. Пытался расстегнуть ошейник, но пальцы не слушаются. Присмотрелся. Мать честная... А вместо рук лапы медвежьи, и ноги не ноги, а тоже лапы с когтями.

А цыгане, окружив Ивана, смеются, ведьму благодарят, что есть теперь у них медведь, чтоб танцевал да деньги зарабатывал.

Но они ж не знали, что Ваня сам силен был, как медведь, и ещё медвежьей силушки добавили. Вырвал он дуб, к которому привязан был, с корнем да и давай крушить всё подряд-- кибитки цыганские, шатры и самих цыган гонять по лесу. Взмолились:

- Иван, пожалей ты нас, не губи. А ты, старуха, расколдуй его сейчас же.

Бабка, недовольно ворча, поднесла медведю напиток колдовской, но Ваня, на всякий случай придержал её лапой. Вдруг, превратит, на этот раз, в зайца или воробья какого, так он успел бы ведьме шею-то свернуть. Но обошлось, и снова Иван стоял перед побитыми цыганами в прежнем облике. Покосился на ноги. Эх, всё ещё босой.

Спросил у цыган, не видали ли они кобылу боевую с телегой, полной лаптями?

-Видели, видели, - загалдели, - но там страшный человек ехал. Мы даже побоялись лошадь украсть. Вернее, пытались. Но он нас тоже бил. Очень больно. Жизнь наша несчастная, все бьют, трудно воровать. И ты, вдобавок, не захотел медведем плясать.

Послушал их Ваня, узнал, в какую сторону тот уехал, погрозил на прощание цыганам кулаком и потопал по следам телеги. Уж время отпуска скоро закончится, а как фельдмаршалу на глаза босиком являться. Стыдно ж...