Ветер и волны, раскачивая, несли лодку в

гибельный простор. Сознав положение,  Меннерс хотел броситься в  воду, чтобы
плыть к  берегу, но  решение  его  запоздало,  так  как лодка  вертелась уже
недалеко от конца мола, где значительная глубина воды и ярость валов обещали
верную смерть.  Меж Лонгреном и Меннерсом, увлекаемым в штормовую даль, было
не больше десяти сажен еще спасительного расстояния, так  как на мостках под
рукой у  Лонгрена висел сверток каната с вплетенным в один его конец грузом.
Канат этот висел на случай причала в бурную погоду и бросался с мостков.
     -- Лонгрен! -- закричал смертельно  перепуганный Меннерс. -- Что же  ты
стал, как пень? Видишь, меня уносит; брось причал!
     Лонгрен молчал, спокойно смотря на метавшегося в лодке Меннерса, только
его трубка задымила  сильнее, и он, помедлив, вынул ее из рта,  чтобы  лучше
видеть происходящее.
     --  Лонгрен! -- взывал  Меннерс. -- Ты  ведь  слышишь меня, я  погибаю,
спаси!
     Но  Лонгрен не сказал  ему ни  одного  слова;  казалось,  он  не слышал
отчаянного  вопля. Пока не  отнесло  лодку  так  далеко,  что  еле  долетали
слова-крики Меннерса, он не переступил даже с ноги на ногу. Меннерс рыдал от
ужаса,  заклинал  матроса бежать к рыбакам, позвать помощь,  обещал  деньги,
угрожал и сыпал проклятиями, но  Лонгрен только подошел ближе к самому  краю
мола, чтобы не сразу  потерять из вида  метания и скачки лодки. "Лонгрен, --
донеслось к нему  глухо, как с  крыши -- сидящему внутри  дома,  --  спаси!"
Тогда, набрав  воздуха и  глубоко  вздохнув, чтобы не потерялось в  ветре ни
одного слова, Лонгрен крикнул: --  Она так же просила  тебя! Думай  об этом,
пока еще жив, Меннерс, и не забудь!
     Тогда  крики  умолкли,  и  Лонгрен  пошел  домой.  Ассоль, проснувшись,
увидела,  что  отец  сидит пред угасающей  лампой  в  глубокой задумчивости.
Услышав голос девочки, звавшей его,  он подошел  к  ней, крепко  поцеловал и
прикрыл сбившимся одеялом.
     -- Спи, милая, -- сказал он, -- до утра еще далеко.
     -- Что ты делаешь?
     -- Черную игрушку я сделал, Ассоль, -- спи!