Вход на сайт
перевести красиво
447 просмотров
Перейти к просмотру всей ветки
в ответ olena-klier 01.02.10 19:40
Могут ли эти врачи претендовать на приоритет в использовании эфирного наркоза? На первый взгляд, нет, поскольку западные хирурги их опередили. Но, между прочим, во время цирковых представлений фокусники всего мира демонстрировали действие эфира и «веселящего газа» задолго до того, как это начали делать врачи.
К тому же надо учесть, что в том же 1847 году Николай Пирогов отправился на Кавказ, где в это время шла война. В полевых условиях он провел под эфирным и хлороформным наркозом сотни успешных операций, чего западные хирурги в те годы и представить себе не могли. Кстати, именно на Кавказе Пирогов впервые применил крахмальную повязку для фиксации переломов, заменив ее вскоре более прочной — гипсовой, которая до сих пор используется на просторах СНГ и в странах третьего мира. Там же он разработал методы «сберегательного ухода» за ранеными с привлечением медсестер. Подводя итоги своей работы на Кавказе, Пирогов писал: «Мы надеемся, что отныне эфирный прибор будет составлять, точно так же, как и хирургический нож, необходимую принадлежность каждого врача во время его действия на бранном поле».
После войны Николай Иванович написал разошедшуюся по всему миру монографию о применении наркоза, но этим он не ограничился — в Москве, Керчи, Пятигорске, Владикавказе, Тифлисе, Киеве, Одессе, Екатеринодаре, Дербенте и в других городах Пирогов демонстрировал коллегам возможности эфирного наркоза, чем заслужил в церковных кругах устойчивую репутацию богоотступника. Против него началась откровенная травля, которая вынудила Пирогова к тому, что он оставил кафедру хирургии Петербургской медико-хирургической академии и в сентябре 1854 г. подал прошение направить его в Крым. Перед отъездом он встретился с великой княгиней Еленой Павловной, которая по его просьбе основала на свои средства «Крестовоздвиженскую общину сестер попечения о раненых и больных воинах».
Группа петербургских хирургов и медсестер, которую возглавлял Пирогов, приехала в Крым через две недели после кровопролитного Инкерманского сражения, в котором русская армия потеряла убитыми и ранеными двенадцать тысяч человек. В Севастополе Пирогов был совершенно потрясен тем, что «горькая нужда и медицинское невежество соединились вместе в баснословных размерах». По свидетельству очевидца, «за отступавшими полками тянулась длинная вереница раненых солдат; иные из них шли, опираясь на ружья, как на костыль, другие продвигались ползком, третьи, пройдя и проползая несколько шагов, падали замертво и умирали в изнеможении в лужах крови». Ни докторов, ни фельдшеров не было, поскольку никто не ожидал, что все обернется таким образом. Генерал Кирьяков, например, перед Альминским сражением заявил: «Мы с одним батальоном шапками забросаем неприятеля».
О решающем вкладе Николая Ивановича Пирогова в организацию медицинского обслуживания в годы Крымской войны хорошо известно. Также не секрет, что этот хирург-виртуоз (он производил ампутацию бедра за 3 — 4 минуты, а костно-пластическую ампутацию голени за 8 минут) в тяжелейших условиях, буквально не смыкая глаз, провел тысячи операций. В армии о нем ходили легенды — на перевязочный пункт даже приносили солдат с оторванной головой: «Пусть господин Пирогов пришьет — он все может!»
Менее известно, что почти все операции русские военные хирурги проводили с использованием наркоза, чем не могли похвастать врачи союзных армий. В своей прославленной книге «Начала общей военно-полевой хирургии» Николай Пирогов писал: «Ни одна операция в Крыму под моим руководством не была сделана без хлороформа. Другие русские хирурги почти все поступали так же. По моему приблизительному расчету, число значительных операций, сделанных в Крыму в течение 12 месяцев с помощью анестезирования, простиралось до 10-ти тысяч».
Врачи у Пирогова работали так, как никто тогда не работал. Один давал хлороформ, второй оперировал, третий останавливал кровотечение и перевязывал рану, после чего больной поступал на попечение медсестер, о которых Лев Толстой писал: «Сестры со спокойными лицами и с выражением не того пустого женского болезненно-слезного сострадания, а деятельно-практического участия, то там, то сям, шагая через раненых, с лекарством, с водой, бинтами, корпией, мелькали между окровавленными шинелями и рубахами». В сортировке раненых, в «хирургическом конвейере», в специализации врачей Пирогов установил, по его словам, «фабричный» порядок — при сплошном наплыве раненых на трех столах за семь часов производилось сто операций.
К тому же надо учесть, что в том же 1847 году Николай Пирогов отправился на Кавказ, где в это время шла война. В полевых условиях он провел под эфирным и хлороформным наркозом сотни успешных операций, чего западные хирурги в те годы и представить себе не могли. Кстати, именно на Кавказе Пирогов впервые применил крахмальную повязку для фиксации переломов, заменив ее вскоре более прочной — гипсовой, которая до сих пор используется на просторах СНГ и в странах третьего мира. Там же он разработал методы «сберегательного ухода» за ранеными с привлечением медсестер. Подводя итоги своей работы на Кавказе, Пирогов писал: «Мы надеемся, что отныне эфирный прибор будет составлять, точно так же, как и хирургический нож, необходимую принадлежность каждого врача во время его действия на бранном поле».
После войны Николай Иванович написал разошедшуюся по всему миру монографию о применении наркоза, но этим он не ограничился — в Москве, Керчи, Пятигорске, Владикавказе, Тифлисе, Киеве, Одессе, Екатеринодаре, Дербенте и в других городах Пирогов демонстрировал коллегам возможности эфирного наркоза, чем заслужил в церковных кругах устойчивую репутацию богоотступника. Против него началась откровенная травля, которая вынудила Пирогова к тому, что он оставил кафедру хирургии Петербургской медико-хирургической академии и в сентябре 1854 г. подал прошение направить его в Крым. Перед отъездом он встретился с великой княгиней Еленой Павловной, которая по его просьбе основала на свои средства «Крестовоздвиженскую общину сестер попечения о раненых и больных воинах».
Группа петербургских хирургов и медсестер, которую возглавлял Пирогов, приехала в Крым через две недели после кровопролитного Инкерманского сражения, в котором русская армия потеряла убитыми и ранеными двенадцать тысяч человек. В Севастополе Пирогов был совершенно потрясен тем, что «горькая нужда и медицинское невежество соединились вместе в баснословных размерах». По свидетельству очевидца, «за отступавшими полками тянулась длинная вереница раненых солдат; иные из них шли, опираясь на ружья, как на костыль, другие продвигались ползком, третьи, пройдя и проползая несколько шагов, падали замертво и умирали в изнеможении в лужах крови». Ни докторов, ни фельдшеров не было, поскольку никто не ожидал, что все обернется таким образом. Генерал Кирьяков, например, перед Альминским сражением заявил: «Мы с одним батальоном шапками забросаем неприятеля».
О решающем вкладе Николая Ивановича Пирогова в организацию медицинского обслуживания в годы Крымской войны хорошо известно. Также не секрет, что этот хирург-виртуоз (он производил ампутацию бедра за 3 — 4 минуты, а костно-пластическую ампутацию голени за 8 минут) в тяжелейших условиях, буквально не смыкая глаз, провел тысячи операций. В армии о нем ходили легенды — на перевязочный пункт даже приносили солдат с оторванной головой: «Пусть господин Пирогов пришьет — он все может!»
Менее известно, что почти все операции русские военные хирурги проводили с использованием наркоза, чем не могли похвастать врачи союзных армий. В своей прославленной книге «Начала общей военно-полевой хирургии» Николай Пирогов писал: «Ни одна операция в Крыму под моим руководством не была сделана без хлороформа. Другие русские хирурги почти все поступали так же. По моему приблизительному расчету, число значительных операций, сделанных в Крыму в течение 12 месяцев с помощью анестезирования, простиралось до 10-ти тысяч».
Врачи у Пирогова работали так, как никто тогда не работал. Один давал хлороформ, второй оперировал, третий останавливал кровотечение и перевязывал рану, после чего больной поступал на попечение медсестер, о которых Лев Толстой писал: «Сестры со спокойными лицами и с выражением не того пустого женского болезненно-слезного сострадания, а деятельно-практического участия, то там, то сям, шагая через раненых, с лекарством, с водой, бинтами, корпией, мелькали между окровавленными шинелями и рубахами». В сортировке раненых, в «хирургическом конвейере», в специализации врачей Пирогов установил, по его словам, «фабричный» порядок — при сплошном наплыве раненых на трех столах за семь часов производилось сто операций.