Сколько раз переписывалось и исправлялось евангелие...
Интересно мнение участников,сколько раз происходила чистка и правка евангелия.
Ведь с момента его первого издания прошло очень много лет.
Интересно,какие изменения в нем принесло время и изменение окружения и событий.
Вижу,надо начать самому.
Поскольку надо ведь и свое мнение высказать.
Итак:
На Первом Вселенском Соборе (Никейский Собор) Иисуса зачисляют в боги.
На Втором Вселенском Соборе (Константинопольский) было объявлено, что надо поклоняться Святому Духу и прославлять Его так же, как Отца и Сына.
На Третьем Вселенском Соборе (Эфесский Собор) решают есть ли у женщины душа или нет. Так же принимается решение именовать Марию - Матерью Божией.
На одном из таких сборищ Константин был канонизирован как святой.
И попрошу не стесняться,а присоединяться)))
Приведу один пример,довольно комичный и даже нелепый)))
И тем не менее:
Существует так называемое "Евангелие от Ессеев", центральный персонаж которого, названный Иисусом, проповедует здоровый образ жизни и призывает учеников воздерживаться от курения. И...сразу же становится понятным, что тот текст — очень поздний, фальсифицированный,потому что курение появляется в старом свете только после открытия Америки.
Выводы делаем сами.
Нет никакого изначального и неприкосновенного текста, все переписывалось много раз, обрастало новыми подробностями и теряло детали.
Пример трудностей перевода приведен в книге «Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии», он касается схождения Моисея с горы Синай. В русском синодальном переводе XIX века сказано: Моисей «не знал, что лице его стало сиять лучами от того, что Бог говорил с ним» (Исход, гл. 34, ст. 29). В латинском же переводе Библии — Вульгате, — сделанном
Иеронимом Стридонским (342—419 или 420 годы), сказано иначе: «не знал, что лице его стало рогато»
.
Ошибки Нового Завета
Автор книги «Евангельские сказания и их смысл» Иосиф Крывелев, указывая на множество неточностей в Евангелиях, предполагает, что эти книги были созданы спустя десятилетия после описываемых событий, с чужих слов, людьми, которые никогда не бывали в Палестине. Такой вывод ученый делает на основе большого количества несоответствий, касающихся обычаев, географии, животного и растительного мира Иудеи. Расположение многих населенных пунктов в Новом Завете указано неверно, некоторые топонимы искажены. К примеру, Генисаретское озеро евангелисты несколько раз называют «морем Галилейским», хотя апостолы-рыбаки вряд ли могли употреблять такое название, ведь водоем пресноводный.
Книги были созданы спустя десятилетия после описываемых событий, с чужих слов, людьми, которые никогда не бывали в Палестине.
В Евангелиях почти нет упоминаний о животных и растениях, которые встречаются или раньше встречались в Палестине. Часто идет речь, например, о волках, которые в этих краях не водились, — здесь обитали львы, дикие кошки, шакалы, пантеры. Апостол Лука в неожиданном контексте говорит о горчице. «Царствие небесное подобно зерну горчичному, которое, взяв, человек посадил в саду своем; и выросло, и стало большим деревом, и птицы небесные укрывались в ветвях его» (Лука, гл. XIII, ст. 19). Текст апостола повествует не о чуде, а о рядовом явлении, но ведь горчица — растение травянистое и деревом стать не может.
В описанной Марком истории Иисус изгнал бесов из человека в стадо свиней, которое устремилось «с крутизны в море, а их было около двух тысяч» (Марк, гл. V, ст. 13). Однако иудейская религия запрещает не то что есть, но даже прикасаться к свиньям, поэтому вряд ли в Палестине могли встречаться свиные стада. Рассказ же о том, как Христос изгнал из иерусалимского храма торговцев голубями и менял, поверг бы в шок любого правоверного иудея того времени. Ведь храм всегда был главной святыней, деньги в нем менять не могли, как и торговать животными. По крайней мере, об этом нет упоминаний ни в одном источнике, кроме Нового Завета.
https://birdinflight.com/ru/mir/mozhno-li-otredaktirovat-b...
Вот по этой ссылке можно очень подробно ознакомиться со всеми интересными фактами фальсификации нового завета.
О его многоразовой переписке,переработке и подгонке под ту действительность,в которой в данный момент человечество находилось.
Тем же,кто пробовал указывать на эти махинации,грозила незавидная участь,от тюремного заключения и до самого обычного убийства,с целью сокрытия своих махинаций.
В 1536 году переводчика Библии, бросившего вызов Ватикану, лишили сана, задушили, а затем сожгли тело на костре.
Кроме того, вносить изменения в Писание запрещено специальным догматом католической церкви, а догмат объявлен неизменной истиной, так называемой правдой веры, которая не подлежит критике. Церковь может провозглашать новые догматы (к примеру, в 1950 году она постановила считать, что Дева Мария была взята на небо не только душой, но и телом), однако принятые ранее отменить невозможно.
По идее участники церковных соборов, аналогичных тем, которые в свое время решили судьбу Библии, могли бы вносить поправки в постановления своих предшественников, ведь такие собрания проходят и в наше время. Однако Широкорадюк скептически оценивает подобную возможность. «К сожалению, христианская церковь теперь разделена, и любые решения соборов католической церкви нельзя сравнить с решениями соборов IV—V веков, — отмечает он. — Вселенским мы могли бы называть только собрание всех христианских церквей, однако оно вряд ли возможно из-за целого ряда противоречий между ними».
Наряду с иудейскими писаниями для древнейших христианских общин существовал и другой авторитет — слова Самого Иисуса, передаваемые изустно. Во время Своего общественного служения Иисус не раз подчеркивал, что авторитетность Его высказываний ни в чем не уступает древнему закону, и, располагая их рядом с его предписаниями, говорил, что те исправляются ими, исполняются и даже отменяются. Это ясно видно на таких примерах, как Его мнение о разводе (Мк 10:2 и далее или в параллельных местах) или о нечистой пище (Мк 7:14-19). Все они подкреплены так называемыми антитезами, собранными Матфеем в Нагорной проповеди (Мф 5: 21-48: “Вы слышали, что сказано древним... а Я говорю вам”).
Поэтому неудивительно, что в ранней Церкви слова Иисуса заучивали наизусть, их бережно сохраняли и цитировали. Они обладали приоритетом по отношению к закону и пророкам, им приписывался равный и даже больший авторитет. Именно к “словам Господним” убежденно обращается, например, апостол Павел — для подтверждения своего учения (1 Кор 9:14; ср. Лк 10:7), для разрешения какого-нибудь вопроса (1 Фее 4:15; 1 Кор 7:10) или для установления обряда (1 Кор 11:23)[2].
Сначала наставления Иисуса передавались от одного слушателя к другому изустно — они-то и стали первоосновой нового христианского канона. Позже были составлены письменные повествования, где собраны не только запомнившиеся Его высказывания, но и воспоминания о Его делах — милосердии и исцелениях. Часть этих документов и легла в основу известных нам Евангелий. О них-то и говорится в прологе к третьему Евангелию (Лк 1:1-4).
И теперь самое интересное,не станем забывать и о том,что может быть,личность самого Иисуса была выдумана и все ,так называемые, " его" слова-обычная человеческая изобретательная фантазия и в течение времени,много раз видоизмененная текстовка,добавляемая или же урезанная в зависимости от самой передачи очередному слушателю для так называемого запоминания и передачи следующему...
(3) Параллельно с наставлениями самого Иисуса имели хождение апостольские толкования Его деяний и личности, раскрывающие верующим, что значат они для их жизни. Как и проповеди Христа, они адресовались прежде всего тем общинам, которые были созданы в начальный период миссионерства. Более того, именно благодаря таким посланиям можно было до известной степени направлять жизнь этих общин уже после того, как оттуда ушли апостолы, или же отсылать их верующим тех городов, которые они еще не посещали (например, Послания к Римлянам и Колоссянам). Даже критики Павла из коринфской общины признавали, что такие послания были “строгими и сильными” (2 Кор 10:10).
Если Павлу иногда приходилось разрешать какой-либо вопрос, к которому нельзя было непосредственно применить слов Иисуса, он ссылался на свое призвание одного из “получивших милость от Господа быть Ему верным” и “имеет Духа Божия” (1 Кор 7:25,40). Апостол утверждал, что его наставления и распоряжения исходят от Господа (1 Кор 14:37), Сам Господь говорит его устами (ср.: 1 Фее 2:13).
Не стоит обсуждать здесь, когда и как обрел Павел столь глубокое осознание своей силы, присущей всему его апостольскому служению (Рим 11:13); но важно напомнить о поворотном событии его жизни, к которому он постоянно это служение возводит (Гал 1:11-16). Сознавая силу своего призвания, Павел претендовал даже на то, что он может предавать анафеме любое благовествование, исходящее не от Господа (Гал 1:7-9; ср.: 2 Фее 3:17). То же можно сказать и о других учителях апостольского века (Евр 10:26-27; 13:18-19; 3 Ин 5-10).
Послания Павла начали распространяться еще при жизни автора[3]. Это видно, например, из апостольского распоряжения о том, что колоссянам и лаодикийцам следует обмениваться посланиями, может быть — в копиях (Кол 4:16), а в Послании к Галатам он обращается к “церквам Галатийским” (Гал 1:2) и настаивает на том, чтобы Первое послание к Фессалоникийцам было прочитано “всем святым братиям” (1 Фее 5:27). Из этого следует, что в то время, очевидно, уже существовало несколько “домашних церквей”.
Авторы апостольских посланий убеждены в авторитетности своих слов, но не уверены в том, что их воспримут как неизменный постулат учения и руководства для обустройства христианской жизни. Они писали о насущных, с их точки зрения, проблемах, обращаясь как бы к своим непосредственным слушателям. Естественно, эти послания бережно сохраняли и многократно перечитывали и в тех общинах, которые были первыми их адресатами, и в других, куда доставляли копии этих ценных свидетельств апостольского века[4].
(4) С годами увеличивалось количество христианской литературы и расширялся регион ее распространения. Так, в конце I века по Р. X. Климент Римский обратился с посланием к Коринфской церкви, а в начале II века св. Игнатий, епископ Антиохии, на пути к своей мученической кончине в Риме разослал шесть коротких посланий различным церквам и одно — Поликарпу Смирнскому. В этой, а чаще — в более поздней христианской литературе II века[5] мы встречаем знакомые нам рассуждения и фразы из апостольских посланий, цитируемых порой особенно выразительно. Каково бы ни было отношение ее авторов к этим апостольским документам, ясно одно — с самого начала те определяли их образ мыслей.
Желание писать евангелия могло проистекать от того, что мы находим в конце Евангелия от Иоанна: “Много сотворил Иисус пред учениками Своими и других чудес, о которых не написано в книге сей” (20:30) и “Многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг” (21:25). Апокрифические евангелия бывали двух видов: одни стремились дополнить, другие — заместить четыре Евангелия, принятые вселенской Церковью[374]. Членам древней Церкви особенно хотелось узнать о тех сторонах жизни и служения Иисуса, о которых канонические Евангелия не рассказывали ничего или почти ничего. Это, во-первых, детство и отрочество (только у Луки есть один рассказ 2:41-51); во-вторых, то, что делал Иисус после смерти на кресте до воскресения. Когда людьми владеет любопытство, они обычно стремятся его удовлетворить. Поэтому нас не должно удивлять, что члены древней Церкви составляли рассказы о том, что, по их мнению, происходило[375]. Среди таких апокрифических евангелий, написанных во II, III и последующих веках, — Протоевангелие Иакова, История детства от Фомы, Арабское евангелие детства, Армянское евангелие детства, История Иосифа плотника, Евангелие о Рождестве Марии и некоторые другие евангелия, рассказывающие о первых годах жизни Иисуса. Евангелие Никодима (иначе известное еще как Деяния Пилата[376]) и Евангелие Варфоломея повествуют об Его схождении в ад. Все эти евангелия обнаруживают гораздо худшее знакомство с географией и обычаями Палестины, нежели канонические, что неудивительно, если принять во внимание обстоятельства и время их написания.
Фрагменты неизвестного евангелия (папирус Эгертона 2)
Важное приобретение Британского музея стало известно в 1935 г., после публикации нескольких фрагментов очень древнего и прежде неизвестного евангелия[377]. На основе палеографического анализа издатели датировали фрагмент серединой II века, а так как нет оснований считать его оригиналом, составление евангелия отнесено “не позднее чем к 110 — 130 гг. по Р. X.”[378].
В двух фрагментах представлены параллели к повествованиям в синоптических Евангелиях, в третьем есть отголоски Евангелия от Иоанна, а в четвертом пересказано апокрифическое чудо, которое сотворил Иисус на берегах Иордана. Стоит обратить внимание на две синоптические перикопы, которые повествуют об исцелении прокаженного и о словах по поводу сбора податей, потому что они указывают на взаимодействие с синоптической традицией.
В качестве образца можно привести выдержку из фрагмента I, строки 5-19, где он перекликается с Евангелием от Иоанна:
И, обратившись к начальствующим в народе, Он [Иисус] сказал так: “Исследуйте писания, в которых[379] думаете, что имеете жизнь, — они свидетельствуют обо Мне (Ин 5:39). Не думайте, что Я пришел стать вашим обвинителем перед Моим Отцом; Моисей, на которого вы возложили ваше упование, свидетельствует против вас” (Ин 5:45). Но потом они сказали: “Да, мы знаем, что с Моисеем говорил Бог, но мы не знаем, откуда ты” (Ин 9:29). Иисус отвечал им: “теперь ваше неверие обличает вас ...”
Автор не приводит никаких свидетельств того, что он использует какое-либо из четырех Евангелий в записанной форме. По-видимому, он воспроизводит материал по памяти. Поэтому, как указал Иеремиас, “возможно, перед нами пример взаимного наложения устной и письменной традиции; хотя предание уже зафиксировали письменно, оно все еще широко воспроизводилось по памяти, и в этом случае, обогащенное внеканоническим материалом, обретало новые формы письменной фиксации”[380]. Другими словами, неизвестное Евангелие отражает ситуацию, не похожую на ту, что рисует Папий; здесь евангельские книги уже в ходу, но устная традиция все еще высоко ценится, поэтому два вида источников накладываются друг на друга[381]. Следует отметить, что создание евангелий и других апокрифов не сдерживало формирование новозаветного канона, они не мешали друг другу. Благочестию простых людей вполне соответствовал устойчивый поток романтических и замысловатых писаний, историческая ценность которых в лучшем случае скромна[382].
ТРИДЕНТСКИЙ СОБОР
В средние века в Западной церкви был принят латинский текст Нового Завета в той форме, в которой он достался от Иеронима. Канон очень редко обсуждали — однако мы видим и некоторую гибкость в отношении границ Нового Завета. Об этом свидетельствует то, что Послание Павла к Лаодикийцам есть в более чем 100 рукописях латинской Вульгаты (включая древнейший знаменитый кодекс Fuldensis, 346 г.), а также в старых альбигойских, богемских, английских и фламандских манускриптах.
Иногда возникали споры о Посланиях Павла. В конце X века Эльфрик, монах из Дорсета, написал трактат на англосаксонском языке о Ветхом и Новом Заветах. В нем утверждалось, что апостолу Павлу принадлежит 15 Посланий[545]. В приводимый перечень он сразу за Посланием к Филимону поместил и Послание к Лаодикийцам. Около 1165 г. Иоанн Солсберийский в своем письме о каноне, адресованном Генриху, графу Шампанскому (Epist. 209), признает, что “согласно, в сущности, всеобщему мнению, Павлу принадлежит только четырнадцать посланий... А пятнадцатое — то, которое адресовано Лаодикийцам”[546].
Послание к Лаодикийцам включено во все 18 долютеровских изданий немецкой Библии, начиная с первого, опубликованного Менталем (Johann Mental) в Страсбурге в 1488 г. В нем Павловы послания, включая Послание к Евреям, идут сразу за Евангелиями, а Послание к Лаодикийцам располагается между Посланием к Галатам и к Ефесянам. В первой чешской (Богемской) Библии, изданной в Праге в 1488 г. и несколько раз переизданной в XVI и XVII веках, Послание к Лаодикийцам следует за Посланием к Колоссянам, предшествуя 1-му к Фессалоникийцам[547].
Таким образом, как об этом писал епископ Лайтфут[548], “в течение более чем девяти веков это поддельное послание томилось на пороге священного канона, не будучи ни окончательно принято, ни категорически исключено”. Только на Флорентийском соборе (1439 — 1443) Римский престол высказал однозначное суждение о каноне Св. Писания. В цепи усилий, предпринятых на этом Соборе для воссоединения с Восточной православной церковью, которая искала у Запада поддержки против турок, придвинувшихся вплотную к Константинополю, папа Евгений IV издал буллу. В ней представлено учение о единстве Ветхого и Нового Заветов, боговдохновенности Писания, а также определен его объем. В списке из 27 канонических книг Нового Завета Посланий Павла четырнадцать. Последним в их ряду стоит Послание к Евреям, а Книга Деяний непосредственно предшествует Апокалипсису. Легко заметить, что Послание к Лаодикийцам там даже не упоминается.
Из всего,что уже было приведено выше,можно с уверенностью сказать,что церковь имела не совсем легкую задачу сортировать и объединять то,что " отцы" считали пригодным к употреблению и съедобным.
И тщательнейшим образом уничтожали то,что вело к каким-либо сомнениям или даже самым маленьким вопросам.
Все должно было быть святым,данным свыше и естественно,богодухновенным)))
Нетрудно заметить, что в обсуждении критериев, которыми пользовались древние христиане при определении границ канона, ничего не сказано о боговдохновенности. Это кажется странным, однако есть причина. Отцы, несомненно, соглашались с тем, что Св. Писание Ветхого и Нового Заветов боговдохновенно, но не считали это основой их уникальности. Боговдохновенность, признаваемая ими за Св. Писанием, — лишь одна из сторон многогранной деятельности Св. Духа в Церкви[575]. Например, Климент Римский говорит о Св. Писании (в данном случае о Ветхом Завете) как “истинном и преданном через Духа Святого” (63, 2), в то время как автор Ломания к Диогнету пишет своему адресату: “Если ты не оскорбишь этой благодати, то узнаешь, что Слово (logoV) говорит через тех, кого избирает, и тогда, когда пожелает. Поэтому все, что мы старались высказать по воле Слова, которое повелевает нами, — все из любви к тому, что нам открылось и чем мы хотим поделиться с тобой” (11, 7-8). Среди сочинений Евсевия есть проповедь, приписанная императору Константину. Оставляя в стороне вопрос о подлинности этого авторства, отметим, что проповедник совершенно очевидно не считает, что боговдохновенность присуща одному Св. Писанию. Он начинает свою проповедь словами: “Да пребудет всемогущее вдохновение Отца и Его Сына на мне, говорящем ныне” (Oral. Const. 2).
Церковь принимает четырехчастный канон Евангелий как должное, и это мешает увидеть, что множественность авторитетных евангелистов считалась в древней Церкви богословской проблемой. Как показал Кульманн (О. Cullmann) в своем глубоком исследовании[600], когда установленного канона еще не было, считалось естественным, чтобы о жизни Иисуса сложилось несколько разных и даже слегка расходящихся[601] повествований, которые бы пользовались одинаковым авторитетом. Недовольство порождено мнением: если необходимо иметь несколько рассказов о Его жизни (которые должны стать основанием христианской веры), мы признаем тем самым, что ни один из них не совершенен.
Параллельно с тенденцией к тому, чтобы Евангелий было много, которая заявила о себе с самого начала (Лк 1:1-3), существовала и противоположная — свести их все к одному. Диатессарон Татиана, в котором четыре отдельных Евангелия были соединены в одно связное повествование, был не единственной попыткой древней Церкви преодолеть описанное выше недовольство. Наиболее известный пример стремления придать исключительный авторитет единственному Евангелию — шаг Маркиона, который выделил из всех Евангелие от Луки как единственно аутентичное.
Чтобы защитить Четвероевангелие древней Церкви, Ириней искал возможности показать значение числа “четыре” и в природе, и в деле искупления. Он говорит о четырех сторонах света, которые соответствуют четырем главным ветрам. В своем спасительном промысле Бог заключил четыре завета: с Ноем, Авраамом, Моисеем и Христом. Затем Ириней весьма изобретательно рассуждает о четырех животных из видения Иезекииля (1:10) и Апокалипсиса (4:7). В них он видит символы четырех Евангелий; идея эта впоследствии сильно повлияла на христианское искусство.
Однако Ириней выпускает из поля зрения сугубо человеческий фактор, который играл основную роль до того момента, когда Евангелий стало несколько. Есть основания думать, что довольно долго, до окончательного формирования канона, в некоторых церквах использовалось только одно Евангелие. Выясняется, что в Палестине широко известно было лишь Евангелие от Матфея, в Малой Азии с самого начала пользовались только Евангелием от Иоанна, и так же обстояло дело в других местах с Евангелиями от Маркам от Луки. Ириней не заметил того, на что указывает Кульманн:
Неизмеримость истины о Христе, Который пришел во плоти, не может быть исчерпана евангелистами, поскольку они — по-человечески несовершенные орудия божественного откровения Поэтому было абсолютно необходимо собирать все возможные свидетельства о жизни Христа апостольских времен... Четыре биографии одного и того же лица нельзя поставить рядом и уравнять по своей ценности, их в той или иной форме свели бы в единое согласованное жизнеописание. Но четыре Евангелия, то есть четыре книги, чье содержание связано с верой, так согласовать нельзя; само их существо требует того, чтобы поставить их в один ряд. Вера в любом случае настоятельно требовала многих свидетельств[602].
Так это и слепому понятно,даже не могущему читать и писать.Все,что противоречит Вашим воззрения-все низкопробно или же сплошное недоразумение.А все,что изрекаете Вы-это все святое и правильное))).
А по теме можно?
Только не по мелочёвке, а существенное.
Потрясатель основ.
Под таким именем сэр Исаак Ньютон мог войти в мировую историю, затмив свои ученые звания и титулы. Не скрывай и не маскируй он свои религиозные взгляды махрового арианина. Одним из основных направлений религиозных исследований Ньютона было восстановление исходной христианской веры. Искореженной и перевранной в первые века существования религии, по его мнению.
Главный негодяй-фальсификатор был обозначен вполне определенно — епископ Афанасий Великий (295-373 гг. РХ) и его свора сторонников. Именно они сумели продавить решение об еретичности взглядов Ария на первом Вселенском Соборе на природу Христа, его отношению к Богу.
Арий (256-336 гг. РХ) — ливийский пресвитер и аскет, священник города Александрии (Египет). Один из первых основателей христианских философских школ, основоположник вероучения — арианства. Его Учение о природе Божества было таким: подчеркивалось единство Бога-Отца и подчинение Христа — Отцу. Собранный по воле императора Константина Первый Вселенский Собор после долгих споров признал такой взгляд на божественную природу — еретическим.
И теперь вопрос:
Сколько еще таких ариев и таких ньютонов было за всю историю человечества...
И сколько фальшивок и переделок за всю историю церкви было выпущено как труды " отцов" церкви и абсолютно неправильных и корявых переводов.