В этой теме хочу коснуться всех трех аврамистических религий,не отдавая ни одной из них предпочтения и не умаляя их влияния на последователей оным.
Тем не менне,как я уже неоднократно писал,нет ничего нового,есть только хорошо забытое старое.
Причем забытое не теми,кто изучает религию,как науку непредвзято и без экзальтации,а теми,кто называет себя верующими в ...Исуса,Аллаха или Иегову и иже с ними.
Второе мое предположение,что возможно не забыто,а просто даже и не "знато".
Поэтому,им как раз эта тема будет в помошъ и в поддержку.
А так же сомневающимся и ищущим,тем кто еще не примкнули ни к одной из религий и пока лишь "изучают меню".
Думаю,и лагерь атеистов и лагерь верующих меня в этой теме поддержит и мы вместе придадим ей оживление и интерес.

Итак,мой первый тезис.
Все уже было и нет ничего нового под солцем.
Всем знакомо это изречение,оно очень точно показывает как раз ту сущность религии,о которой мы говорим.

Все движется. Это есть основной принцип существования мира. Религии как и другие идеологии тоже развиваются. Для развития необходима стартовая площадка и подпитывающий материал. Религии не могут взяться из ничего и развиваться сами по себе. В авраамических религиях как и в других религиях роль стартовой площадки сыграли более ранние религии. Подпитывающим материалом в формировании религий являются актуальные общественные процессы. Все движется и нет спокойно существующих окончательно сформированных религий. Если религия не подстраивается под общественные процессы, то она уходит в забытие. Как пример можно посмотреть на современный институт брака и отношение христианской религии к этому. Венчание разведенных, хотя Христос говорил что брак с разведенными есть грех прелюбодеяния. Христианская церковь уже не считает греховным сожительством брак только через ЗАГС без венчания. Венчание гомосексуалистов в христианских церквях, хотя в Библии указано что гомосексуалистов надо убивать. И так далее и других сферах жизни. Религия не формирует общественные процессы, а отражает их.

Библия родилась как политический заказ. Появление Библии отразило общественные процессы в Римской империи в 4 веке. Заказчиком являлся император, которому нужна была общегосударственная идеология. Имеющаяся на тот момент самая распространенная в империи религия Митры не отвечала всем запросам. Так же хаотично увеличивалось количество поклонников Христа. Христианские общины были разрознены. У них не было общей линии, не было единых для всех книг, не было даже единого понимания Христа. Это был сырой материал. Под руководством императора была сформирована христианская религия на государственном уровне по единому стандарту. Этот стандарт есть объединяющий редактированный вариант митраизма, иудаизма и других религий. В Библию отбирались христианские книги, которые более менее подходили под этот стандарт. Поэтому в Библию вошла только малая часть из тогда имеющегося. Поэтому не стоит удивляться что большинство книг Нового Завета даже по официальной церковной версии принадлежат перу людей, которые лично с Христом не общались. Нужны были более менее адаптированные версии. Другие Евангелия и Послания на государственном уровне были объявлены ересью и подлежали уничтожению вместе с их почитателями.

В новом религиозном стандарте не нашлось места для обрезания, для запрета на свинину, для запрета на разведения огня по субботам и так далее. То что не вписывалось в римский менталитет было отвергнуто. Зато нашлось место римскому политеизму в новой оболочке. Так появилась божественная Троица. Появилось почитание Богоматери. Появились десятки христианских святых, которые заняли места языческих богов, которые отвечали за разные сферы человеческой деятельности. Появились христианские праздники, которые на самом деле оказались переименованными старыми языческими праздниками. Например Рождество Христово, которым заменили Рождество Митры. Новый единый религиозный стандарт подстраивался под имеющиеся ценности.

Извиняюсь,может малость не в тему... Один вопрос в закрытой уже теме остался без ответа(довольно банальный вопрос,но тем не менее),а именно-- Любят ли своих родителей НЕхристиане(варианты,-индуисты,дао,буддисты,шаманисты и т.д)???? Интересно мнение считающих себя христианами..

Когда-то я этого не знал. Я думал, что ересью обявлялись отклонения от Библии в средние века, так как в Библии много всякого тумана. Одна группа верующих, например, может некоторые высказывания за очень важные посчитать, а другая группа верующих - наоборот, сочтёт за важные совсем другие высказывания.
А оказывается христианство было почти с самого начала неоднородным! Неужели уже в четвёртом - пятом веках в Византийской империи преследовались еретики?

Находка доктора Макалистера в Гезере, как мы уже упоминали, стала первой, поведавшей миру о духовном состоянии хананейских народов, рисовавшихся в трудах атеистической литературы безобидными ягнятами, простыми детьми природы по сравнению с жестокими и коварными израильтянами, пользующимися наивностью хананеев. После 1902 года во всех древних городах Палестины стали находить зверские следы языческих культов Ханаана в виде человеческих, в основном детских, жертвоприношений [1]. Но поистине подлинное лицо духовного состояния этих народов было раскрыто, когда была обнаружена библиотека жреца бога Ваала, относящаяся примерно к XVI в. до х. э., т. е. насчитывающая свыше 3500 лет! В 1928 году на северном побережье Сирии, вблизи Латакии, почти на самом берегу моря один крестьянин, обрабатывая землю, наткнулся на ряд равномерно обтёсанных камней, которые составляли часть входа, ведущего в какую-то подземную усыпальницу, выстроенную, как потом оказалось, в стиле микенской архитектуры. Весть о необычной находке вскоре достигла центра митрополии — Парижа, где была встречена с большим интересом. Директор Луврского отдела Восточных древностей доктор Дюссо снаряжает на место раскопок археологическую экспедицию во главе с молодым ученым профессором Клодом Ф. А. Шеффером. Прибыв в 1929 году на место находки древней подземной гробницы, ученый обнаружил, что почти в километре от нее, в труднодоступном месте в излучине реки, высится явно искусственный холм. Последний местные жители называли Рас-эш-Шамра, т. е. Укропный холм, потому, что на нём рос укроп. Учитывая выгодное географическое положение места, искусственную природу холма, а так же наличие поблизости весьма внушительной гробницы археологи решили приступить к раскопкам Рас-эш-Шамра. Буквально почти при первом ударе лопаты в землю на свет появились статуэтки богов и клинописные таблички. В ходе последовавших затем раскопок было установлено, что город этот Угарит и существовал он уже в III-IV тысячелетиях до х. э. В XVI веке до х. э. городом завладевают финикийцы, превратив его в один из центров средиземноморской торговли. Жизнь в нем резко обрывается около 1200 г. до х. э., видимо вследствие сильного землетрясения [2]. В ходе раскопок был найден дворец — крепость местного властителя, с большим количеством залов и колодцем, на дне которого до сих пор имеется пригодная для питья вода. Были раскопаны так же многочисленные склады для хранения товаров, целые кварталы улиц бедняков и знати. Но более чем всё это обрадовало исследователей обнаружение глиняных табличек, которые рассказывали о истории города, его взаимоотношениях с Египтом, хеттами, а «также описи фиксированных налогов… записи об уплате дани… мобилизационные списки лиц „Управления призывного района“… списки населения и… многочисленные указания по совершению ритуалов. Прежде всего и во всех деталях изложены правила обрядов культа плодородия, приверженцами которого были финикийцы» [3]. «Между двумя храмами, один из которых был посвящен Баалу, а другой — Дагону, археолог обнаружил среди богатых купеческих домов одно жилище, некогда принадлежащее верховному жрецу Угарита. Верховный жрец владел внушительной библиотекой: в его доме хранилось множество табличек с текстами… которые… повествуют о богах и религиях древнего Ханаана, с которыми столкнулся народ Израиля, впервые вступив на землю обетованную… Принято считать, что всякое более или менее цивилизованное общество следит за нравственностью своих граждан. но в Ханаане тех дней культ чувственности считался формой служения богам. Торгующие своим телом мужчины и женщины именовались „священными“ служителями религии, а вознаграждение за их услуги пополняло храмовую казну, как „жертвоприношение божеству“. Так что пророки и авторы хроник ничего не преувеличивали. Правда о том, насколько серьезно мотивированы их суровые обличения, мы узнали только после великих открытий в Рас-Шамра» [4]. Вчитаемся в финикийское описание богинь и богов, которым они сами поклонялись.

Вот, к примеру, что написано о богине Анат, богине войны: «Она прикрепила головы у себя на груди, крепко привязала руки к своему поясу, она погружала колени в кровь сильных, бёдра — в сгустки крови бойцов» [5]. Согласно угаритским представлениям, у Анат был брат бог Ваал, с которым она регулярно вступала в половые отношения, описанные с откровенным бесстыдством: «Ваал лёг голый и схватил нижнюю часть её живота, Анат легла голой и схватила его яички…» [6]. Но эти отношения были не только поэмой, но и руководством к действию: «…беря пример со своего бога, его подданные ради „содействия плодородию“ вступали в „священные“ сексуальные отношения. Если сами жрецы занимались развратом, то тем более рядовые хананеяне не считали зазорным удовлетворять свою похоть и постоянно нарушать верность в супружестве. Сохранилось изображение, на котором Ваал занимается любовью с… тёлкой» [7]. «Наряду с Ваалом величайшим почитанием окружали в Ханаане богиню плодородия Астарту… В культе Астарты подчёркивается сексуальность как главный аспект жизни, что нашло выражение в освященном религией распутстве» [8]. А вот биография верховного бога финикийцев Эла. Он женился на трёх своих сестрах. Убил своего брата Атланта и своего родного сына Садида; дочери своей Шеол он отрезал голову, отца Небо оскопил; более того, он оскопил сам себя и заставил своих товарищей поступить так же [9]. Даже атеистические ученые, ненавидевшие всё, связанное с Израилем, выступающем против Ханаан, вынуждены констатировать: «Выступающие в нем боги и богини одержимы всеми страстями, присущими обыкновенному смертному: они любят, ненавидят, борются между собой, страдают и умирают. Разумеется религия не провозглашала высоких моральных принципов» [10]. Однако она из не только не провозглашала, но напротив боролась с ними. И как иначе можно объяснить массовые сексуальные оргии, благословлённые религией, в которых принимало участие всё население, вступая в связи и с ближайшими родственниками и животными? А как назвать добровольную во имя бога кастрацию, бывшую наравне с оргиями, проституцией отличительной и весьма распространенной чертой финикийской религии? [11]. Но, как мы уже упоминали, самой главной отличительной чертой, пользующейся наибольшей популярностью было человеческое жертвоприношение. Даже Косидовский по этому поводу пишет: «В плеяде финикийско-ханаанских божеств всё-таки был один бог, который мог вызывать возмущение… Мы его знаем под именем Молоха… Самая изуверская сторона этого культа состояла в том, что его последователи приносили в жертву своему божеству людей, и особенно младенцев… Детей, принесённых в жертву, затем клали в кувшины, головой внутрь, и закапывали в землю» [12].

С преследования инакомыслящих и началась деятельность христианской церкви на государственном уровне. Были под корень истреблены многие христианские общины, которые не вписывались в новый единый христианский стандарт.

В древнейшей римской религии отразилась простота трудолюбивых земледельцев и пастухов, целиком поглощенных повседневными делами своей скромной жизни. Опустив голову к борозде, которую пропахивала его деревянная соха, и к лугам, на которых пасся его скот, древний римлянин не испытывал желания обращать свой взор к звездам. Он не почитал ни солнца, ни луну, ни все те небесные явления, которые своими тайнами будоражили воображение других индоевропейских народов. С него достаточно было тайн, заключенных в самых будничных, житейских делах и в ближайшем окружении. Если бы кто-нибудь из римлян обошел древнюю Италию, он увидел бы людей, молящихся в рощах, увенчанные цветами алтари, гроты, убранные зеленью, деревья, украшенные рогами и шкурами животных, кровь которых орошала растущую под ними мураву, холмы, окруженные особым почитанием, камни, умащенные маслом.
Повсюду мерещилось какое-либо божество, и недаром один из латинских писателей сказал, что в этой стране легче встретить бога, чем человека.
По убеждению римлянина, человеческая жизнь во всех, даже в самых мельчайших, проявлениях подчинялась власти и находилась под опекой различных богов, так что человек на каждом шагу зависел от какой-либо высшей силы. Наряду с такими богами, как Юпитер и Марс, могущество которых все более возрастало, существовало неисчислимое множество менее значительных богов, духов, опекающих различные действия в жизни и хозяйстве. Их влияние касалось лишь определенных моментов в обработке земли, росте злаков, выращивании скота, бортничестве и жизни человека. Ватикан открывал уста ребенка для первого крика, Кунина была покровительницей колыбели, Румина заботилась о пище младенца, Потина и Эдуса учили ребенка пить и есть после отлучения от груди, Куба наблюдала за переносом его из колыбели в постель, Оссипаго следила, чтобы кости ребенка правильно срастались, Статан учил его стоять, а Фабулин - говорить, Итердука и Домидука вели ребенка, когда он первый раз выходил из дома.
И так было во всем. Каждая неудача, хотя бы самая пустячная, каждый успех, хотя бы самый ничтожный, были проявлением гнева или благосклонности божества. Римлянин знал богиню лихорадки - Фебрис, бога Вермина, насылающего паразитов на скот, он отмечал праздник моли и мышей, ставил часовню богине кашля. Эта суеверная мелочность неоднократно вызывала насмешки. «Каждый в своем доме, - говорит Августин, - имеет одного привратника, и этого в общем достаточно, так как он человек. Но они поместили здесь аж трех богов: створки отдали под опеку Форкула, петли - богине Кардеа, а порог - богу Лименту. По-видимому, этот Форкул неумел одновременно стеречь петли и порог».
Все эти божества были совершенно безлики. Римлянин не осмеливался утверждать с полной уверенностью, что он знает настоящее имя бога или что он может различить - бог это или богиня. В молитвах он тоже сохранял ту же осторожность и говорил: «Юпитер Преблагой Величайший или если тебе угодно называться каким-нибудь другим именем». А принося жертву, он говорил: «Бог ли ты или богиня, муж ли ты или женщина». На Палатине (одном из семи холмов, на которых был расположен Древний Рим) до сих пор стоит алтарь, на котором нет ни какого имени, а лишь уклончивая формула: «Богу или богине, мужу или женщине», и уж сами боги должны были решать, кому принадлежат жертвы, принесенные на этом алтаре. Греку подобное отношение к божеству было непонятным. Он отлично знал, что Зевс - мужчина, а Гера - женщина, и ни секунды в этом не сомневался.
Римские боги не спускались на землю и не показывались людям так охотно, как греческие. Они держались вдали от человека и даже если хотели его о чем-то предостеречь, никогда не являлись непосредственно: в глубине лесов, во мраке храмов, либо в тишине полей слышались внезапные таинственные возгласы, при помощи которых бог и подавал предостерегающий сигнал. Между богом и человеком никогда не доходило до близости

Аверинцев С. Боже! Ты — Бог мой
“Я Господь, Бог твой, да не будет у тебя других богов пред лицем Моим”. (Исход, 20, 3)
Начнем с вводных слов, предпосланных первой заповеди и входящих в ее текст. Они предваряют, по сути дела, и все десять заповедей как целое — весь “Декалог”, как принято выражаться в западном обиходе, или все “Десятословие”, как говорили наши предки. Ибо если заповедей десять, как пальцев на руках человека, то говорит в них Слово, неделимое, как воля, приводящая пальцы в движение. Заповеди — не только множество но и единство, и более единство, чем множество; поэтому невозможно нарушить одни из них, не оскорбляя все десять, как невозможно отсечь один палец, не причиняя боли всему телу. Итак, вот эти слова:
Я ГОСПОДЬ, БОГ ТВОЙ, КОТОРЫЙ ВЫВЕЛ ТЕБЯ ИЗ ЗЕМЛИ ЕГИПЕТСКОЙ, ИЗ ДОМА РАБСТВА”.
Первое слово — личное местоимение: “Я”, “Аз”. В древнееврейском языке есть два слова для передачи этого местоимения; здесь употреблено более протяженное и более весомое (скорее “Аз”, нежели “Я”). Второе слово — в подлиннике личное имя — “Тетраграмматон”, то самое “четверобуквенное” имя, которое было слишком таинственным, слишком святым, чтобы не стать запретным. Поэтому сложился обычай при чтении вслух, но также и в переводах заменять и как бы прикрывать его словом “Господь”: но мы должны сердцем чувствовать под покровом — сокрытое. Личное имя — это личная тайна, которую можно открыть только так, как вообще открывают личную тайну: в акте дружеского доверия. Имя, о котором идет речь, по рассказу Книги Исхода (гл. 3, ст. 13—16), Бог открыл Моисею, и та же Книга Исхода (гл. 33, ст. 11) повествует; “И говорил Господь с Моисеем лицем к лицу, как бы говорил кто с другом своим”.
Вот с чего все начинается — с личного местоимения, с личного имени. Заповедь — не арифметическая формула, безразличная к лицам. Даже не параграф уложения. Заповедь дается от Лица — к лицу: от Друга — к другу, от Отца — к детям. В нашем земном опыте ее непреложность можно сравнить разве что с жаром родительского завета, данного на смертном одре.

Кто может принимать заповедь? Очевидно, для этого необходимо быть лицом. Не будем употреблять чересчур современного, чересчур нескромного слова “личность”. “Гармонически развитая личность”… Идеал личности — идеал деревца, пускающего во все стороны веточки и побеги; с виду красиво, но надо еще поглядеть, у какого числа других деревцев это отнимает свет, кому застит солнце своей разросшейся кроной, кого теснит напором своего роста. А жизнь людей менее невинна, чем жизнь деревьев. Стать гармонически развитым, разрастись во все стороны — в лучшем случае выигрыш в лотерее. Безумие — вообразить, будто те, кому не повезло, дальше от Бога. Нет, Бог не требует от каждого быть “личностью”. Но вот быть лицом, то есть субъектом личной ответственности, ни на кого не перекладываемой, — необходимое условие. Как встретить Бога лицом к лицу, если лица нет или вместо него — личина? Как стоять перед Богом, если отсутствует “самостоянье”?
Бог продолжает говорить “…Бог твой. Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства”. Не сказано: “Сотворивший небо и землю”. Ни слова о “божески-всемирном”, о космическом, тем паче об абстрактно-всеобщем. Только о том, что Бог сделал человеку, получающему заповедь: Моисею, или последнему из спутников Моисея, или верующему любой из сменявших и сменяющих друг друга эпох. “Из земли Египетской, из дома рабства”. В древних символических толкованиях Египет — образ непросветленной тьмы плотских страстей. Буквальный смысл первых глав Книги Исхода говорит о подневольном труде и о бесправии, выражавшемся страшнее всего в запрете угнетенным выращивать своих сынов; злая воля угнетателей была направлена против вольной мужественности. Впрочем, действие упомянутой плотской тьмы — то же самое: во-первых, детоубийства, посягательства на жизнь, которая еще не началась; во-вторых, усыпление воли к свободе, когда мужчины — более не “мужи”. Из Египта символического выходят усилием духа. Выход из состояния бесправия может быть вполне зримым, но все равно предполагает в глубине духовное событие. По слову Христа, освобождает познание истины. Как бы то ни было, только тому, кто вышел — только духовно или духовно и физически, через борьбу с насилием извне или со своим же своеволием — из “дома рабства”, только ему можно дать заповедь. Ибо в “доме рабства” для заповеди Божьей места нет; там жизнь человека регулируется совсем другими законами. Такова самая суть “дома рабства”, его логическое определение. Кто ценой героических жертв соблюдает верность заповеди, будучи лишен внешней свободы, — самый свободный из людей. Свободнее мученика нет никого на свете.

Остережемся, однако, впадать в горделивое презрение к внешней свободе. Мы, заурядные люди, — не мученики, а потому нуждаемся и в толике внешней свободы, чтобы реально ощутить свою ответственность перед заповедью. Положа руку на сердце, сознаемся, что в полном отсутствии внешней свободы не только мука, но и соблазн, удобное, убаюкивающее чувство: за меня уже все решили, меня не спрашивают, а потому я ни в чем не виноват, не могу быть виноватым. Какая уж тут заповедь!
Вся библейская Книга Исхода есть рассказ о том, как Сам Бог вмешался в ход истории, чтобы дать людям именно внешнюю свободу — и вместе с ней Свои заповеди. Это сильный довод в пользу свободы, выходящий за пределы тривиального либерализма: слабому, немощному, негероическому человеку нужна свобода, чтобы с него был спрос. У каждого из нас должен быть как бы надел внешней свободы, чтобы на пространстве, этой свободы исполнять заповеди. Как сказал Честертон, “раз есть заповеди Бога, должны быть права человека”. Но если свобода от фараона, от убийц, приходящих за новорожденными, от надсмотрщика, избивающего подневольных работников (Книга Исхода, гл. 2, ст. 11), для нас необходима, чтобы исполнять наш долг, она как условие не является еще достаточной. Требуется с той же степенью необходимости свобода от плотской тьмы. Чтобы человек умел делать то, что он решил, что он избрал в акте своей свободы, требуется, чтобы он умел не делать то, что ему “хочется”. Есть глубокая связь между самообузданием и свободой, не только духовной, но даже и гражданской. Это знали пуритане, создавшие, как-никак, традицию современной англо-саксонской гражданственности, — явление несовершенное (как все на этой земле), но вполне реальное. Это по-своему знали даже лучшие язычники Греции и Рима. Если в наше время упомянутую истину понимают все хуже и хуже и рассказы о том, как римляне свергли власть царей, защищая честь матери семейства, и прогнали децемвиров, защищая честь девицы, представляются выспренним бредом, — это огорчительно для дела свободы. Если человек не отстоит свою свободу прежде всего против сил растления в нем самом, как он защитит ее в иных конфликтах? Мы говорили выше о личном начале; но ведь плотская “тьма египетская” действует именно против этого начала, опустошает изнутри именно его. “Личности хранитель — стыд” (Вяч. Иванов).

Теперь подумаем вот о чем. Заповедь дается верующему, то есть требует со стороны человека — веры в Бога, доверия к Нему. Но ведь и Бог, открывая Свою волю, как Он открывал Свое имя, выказывает великое доверие к человеку. Рискнем сказать — веру в человека. (В одной современной американской повести симпатичный атеист говорит священнику: “Видите ли, я не верю в Бога”. Ответ священника: “А Он в Вас — верит”.) Нет нужды быть мизантропическим скептиком, чтобы изумиться этому. “Что есть человек, что Ты помнишь его?” — читаем мы в одном псалме. В другом псалме сказано: “Человек подобен дуновению; дни его — как уклоняющаяся тень”. Что, спрашивается, общего между этой однодневкой — и вечными, неизменными, непреходящими заповедями? Приходится, однако, считаться с тем, как Бог судил о Своем творении. Разумеется, “Он знает состав наш, помнит, что мы — персть”, как говорится еще в одном псалме; идеализация человека (в духе формулы: “человек — это звучит гордо”) исключена реализмом Библии, о котором хорошо сказал, в числе других, Э. Ауэрбах в своем “Мимесисе”, знакомом нашему читателю. И все же одно то, что этому человеку, человеку, каков он есть, Бог открывает Свою заповедь, весит для веры больше, нежели все возможные и невозможные метафизические комплименты человечества самому себе. И то сказать: доверие Бога так требовательно, так взыскательно, что понятным предстает желание человека бежать от этого доверия куда глаза глядят. Процитируем снова псалом: “Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу?”… Не кто иной, как праведный Иов, тот самый, который с несравненным великодушием принимал утраты, ропщет на взыскующую близость Бога: “Что такое человек, что Ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое, посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его? Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня, доколе не дашь мне проглотить слюну мою?” (Заметим, что искушение возроптать подобным образом посетит скорее праведника, нежели грешника, поскольку бремя взыскательности Бога несравнимо чувствительнее для первого, нежели для второго.)
В русской поэзии о споре между Богом, возвышающим человека, и человеком, умышляющим сложить с себя свое достоинство и свою ответственность, сказал уже раз цитированный выше Вяч. Иванов:
С вечным так о праве первородном
Спорит, — отрекаясь вновь и вновь
От преемства в бытии свободном, —
Человек. Но Бог: “Не прекословь,
Ибо ты еси!
Царский крест неси!..”
Состязаясь, спорит их любовь! Именно потому, что любовь Бога — любовь личная, “лицом к лицу”, это любовь ревнивая. О Боге как Ревнителе мы слышим в Библии чуть не на каждой странице. “Ибо Господь, Бог твой, есть огнь поядающий”. Символ любви — огонь, но огонь — грозен. Невозможно предать доверие отвлеченного концепта, невозможно оскорбить неверностью “Божественное Начало”, но оскорбить Бога Живого — возможно. Именно потому, что Он — живой.
И вот мы читаем:
“ДА НЕ БУДЕТ У ТЕБЯ ДРУГИХ БОГОВ ПРЕД ЛИЦЕМ МОИМ”.

Мы можем вспомнить, на что были похожи эти “другие боги”, какого служения они требовали. Молох, ради которого предавали огню приносимых в жертву младенцев. Иштар-Астарта, которую славили ритуальным блудом. Но не будем говорить об этих мрачных сторонах языческих культов; в конце концов принцип многобожия мыслимо от них очистить. Скажем, греческие язычники в историческое время не совершали человеческих жертвоприношений и лишь в определенных местах, например в Коринфе, практиковали культовую проституцию. Подумаем лучше о самом принципе многобожия.
Во-первых, когда богов много, очень много, боги живут в своем собственном кругу, находя в нем партнеров для священного брака и священного соперничества; человеческое сообщество лишь поддерживает с божественным сообществом отношения, подобные дипломатическим. Недаром древнеегипетская живопись, как и древнегреческая вазопись, изображает своих сакральных персонажей; боги бродят своими путями, не пересекающимися с путями людей. Есть рассказы о том, как человек становился для божества предметом вожделения; для человека это обычно связано с бедами. В древнеаккадском эпосе герой Гильгамеш перечисляет божественной блуднице Иштар ее любовников — ни один добром не кончил. “Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь”. Не будем морализировать относительно языческих мифов; дело не в том, что содержащиеся в них любовные истории “непристойны” или “кощунственны” — их можно было возвышенно истолковать, переосмыслить, в конце концов, и еврейская, и христианская традиция включают духовную интерпретацию “Песни песней”, — дело в том, что они не предполагают, даже не допускают никакого “лицом к лицу”. Многобожнику невозможно стать другом божества, ибо дружба исключительна; и если все-таки между ним и божеством возникает некое подобие дружбы, человек оказывается в смертельной опасности, ибо он оскорбил фундаментальный закон многобожия. Об этом говорит трагедия Еврипида “Ипполит”. Трагический герой входит почти в личное отношение к Артемиде и воплощаемому ей началу девственности, заслуживая этим вражду Афродиты. Но его богиня, увы, — не Бог Библии, обещавший своим людям Свою верность; у богинь — свои счеты, свои расчеты в своем кругу, так что Ипполит не может не быть выдан на погибель; его жизнь наперед обменена на жизнь афродитина любимца. У его преданности — неадекватный предмет. Языческие боги всегда спешат по своим делам, всегда проходят мимо, всегда видны в профиль.
Во-вторых, за их множественностью — утилитарная забота человека, стремящегося найти как можно больше гарантов своего благополучия, задобрить как можно больше влиятельных и опасных сил. Еще один алтарь, еще одно призываемое имя, никогда не излишне. Роковая ошибка Ипполита в том и состояла, что он предпочел Артемиду Афродите, между тем как благоразумие требовало расположить в свою пользу и ту, и другую. Он проявил преданность, где ему должно было проявить дипломатичность. В мире многобожия преданность ни к чему; и это, пожалуй, составляет более страшный контраст миру Библии, чем все языческие непотребства.
Единый Бог, Живой Бог Библии нарек Себя “Сущим”, “Тем, Кто есть”. У неисчислимых богов и божков, поделивших между собой холмы и долины Ханаана и Финикии, было иное прозвание — “Ваал”, что значит “Хозяин”, “Владелец”, “Обладатель”. Два наших глагола — “быть” и “иметь”. Смысловой контраст очень глубок. В одном случае акцентируется бытие, полнота бытия, сосредоточенная в Том, Кто говорит к человеку, в Его жизни как Лица, и доверительно открываемая “лицом к лицу”; в другом — претензия на внешнее владение и обладание желанными для людей благами, на их распределение. Мир как целое сотворен Тем, Кто есть; но этот же мир в своем раздроблении словно бы разошелся по рукам тех, у кого есть.
Заповедь предлагает абсолютный выбор: или — или. Выбор между Сущим — и Владеющими. Между Отцом — и влиятельными покровителями. Между единством брака, забирающего всю жизнь, без остатка, — и произвольно множимым числом прелюбодейных связей. Между цельностью воли — и ее раздроблением.
И Бог наш есть Бог Ревнитель.

Копипастить ума много не надо. Это даже неприлично без ссылок на источник и без собственных комментариев. Или вы так собираетесь загадить простынями неприятную для вас тему?

http://nauka.bible.com.ua/exodus/ex2-09.htm
http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Literat/aver/bgm.php
Комментарии тоже будут, может быть.

Что то там о кастрации??.. “Ибо есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит” (Мат, 19:12) .
или... “Если же твоя рука или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя; лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели быть ввержену в огонь вечный с двумя руками и двумя ногами. И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя; лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную” (Мт, 18:8-9). \\\ Это ладушки??

3 И приступили к Нему фарисеи и, искушая Его, говорили Ему: по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею?
4 Он сказал им в ответ: не читали ли вы, что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их?
5 И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью,
6 так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает.
7 Они говорят Ему: как же Моисей заповедал давать разводное письмо и разводиться с нею?
8 Он говорит им: Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с женами вашими, а сначала не было так;
9 но Я говорю вам: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, [тот] прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует.
10 Говорят Ему ученики Его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться.
11 Он же сказал им: не все вмещают слово сие, но кому дано,
12 ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит.
Очевидно, здесь подразумевается воздержание. Обычная метафора.