Не надо скромничать, прелестный стих. Ну а Гете не всегда был белоснежным и непорочным мраморным бюстом в пыльных библиотеках. Итальянские ночи нашего бессмертного (судя по всему он не редко "Si" слышал):
Счастье, что выпало мне, восторженной грезы прекрасней,
Вел меня мудро Амур мимо блестящих дворцов.
Знает проказник давно, мне тоже известно отныне,
Что роскошный покой за обоями скрыл.
Глупым младенцем его, слепым и развязным назвали,
Я же тебя хорошо знаю, о мудрый Амур.
Не привлекли нас ничуть ни резные фасады,
Ни галантный балкон, ни серьезный Cortil
Мимо поспешно идем, и в узкую милую дверцу
Прежде скользнул поводырь, следом ведомый проник.
Так ежедневно Амур в моих похождениях тайных
Сопровождает меня, свежие розы даря.
Чем не небесная жизнь? Чем можешь, красотка Боргезе,
О, Нипотина, дружка ты одарить сверх того?
Общество, карты, балы, обеды, театр и прогулки
Много бесценных часов подло крадут у любви.
Чувствую я отвращенье к жеманству, румянам и пудре.
Юбка парчовая вниз и шерстяная падут.
Если ж красотка решит дружка на груди приголубить,
Он не захочет ли все прежде прикрасы убрать?
Воротники, корсеты и бусы отбросить не нужно ль
Прочь поскорей, чтобы он лучше ее ощутил?
Ближе с тобой мы к друг другу. Вот платье твое шерстяное
Сброшено другом твоим, складками на пол легло.
Нежно несет он дитя в холщовой сорочке на ложе,
И целомудренно грудь в вырезе обнажена.
Пологов шелковых нет и нет покрывал драгоценных,
Празднично ложе любви в чистой своей простоте.
Сам громовержец Юпитер ужели в объятьях Юноны
Меньше бы страстью пылал, если бы смертным он был?
Великолепны проделки Амура прекрасно нагого,
Сладостен ложа любви милый размеренный скрип.
В сада укромном углу стоял из богов я последним.
Немилосердно, увы, время со мной обошлось.
Тыквы усы оплели бессильный стареющий остов,
Под изобильем плодов член ослабевший трещит.
Хворост иссохший кругом, зимы ненавистной примета,
Что насылает ворон гадить на голову мне.
Лето не лучше ничем, являются наглые слуги
И, облегчаясь, зады голые тычут мне в нос.
Всюду похабство, я сам похабным уже становился,
Тряпка, обрубок гнилой, старый истлевший чурбан.
Благодаря же твоим стараньям, болтливый художник,
Место по праву свое занял я вновь меж богов.
Что пошатнувшийся трон Юпитера ныне поддержит?
Краски, слоновая кость, золото, мрамор и стих.
Смотрят теперь на меня охотно разумные люди,
Я им по нраву такой, как ты меня описал.
Не ужаснется меня ни девушка и ни матрона.
Я им не гадок теперь, только безмерно силен.
Жезл, в половину ноги длиною, всегда наготове,
Гордо возносится вверх, если подруга со мной.
Не утомится мой член, пока в упоеньи познаем
Дюжины сладостных поз, как нам Филэнис велит.

Epistula non erubescit.

#15