Вот старое одно - гражданская, типа, лирика, составленная из юношеского максимализма, помноженного на женские рифмы.

        Метровидение
	За дверями цвета хмари                    
        жизнь меняют в автоматах,                   
        и доверчивые твари                      
        три по пять берут за брата -                 
        дань последним повышеньям                   
        в йенах, долларах и штуках...                 
        здесь почти не слышно тени,                  
        здесь совсем не видно звука:                 
        заливает подземелье                      
        склизь протухшего неона,                   
        и в тиши бетонной кельи                    
        робкий топот миллионов                    
        будит мудрое сознанье,                    
        затерявшееся где-то                      
        между рвотами и снами                     
        на окраине клозета.                      
        Плавно трогаются черви                    
        и, елозя томным чревом,                    
        проникают в массу черни,                   
        уходя все время влево;                    
        за окном струятся стены                    
        в проводах, крючках и числах;                 
        электрические вены                      
        кровью харкают искристой,                   
        и продавленность сидений                   
        похотливо ждет
 разврата,                   
        липкий плен метровидений                   
        за стеклом рождает брата -                  
        жертву пьяного аборта:                    
        сев на восемь остановок,                   
        толстый, потный и потертый,                  
        просит брат подать спиртного;                 
        справа кто-то в форме цисты                  
        создает подобье тверди,                    
        спорят два больших экзистен-                 
        циалиста о бессмертьи                     
        и таят в карманах Сартра,                   
        отвлекаясь лишь на бедра,                   
        недостойные Монмартра,                    
        но открытые осмотру;                     
        и стучит в пустой грудине                   
        счетчик гейгеровских актов,                  
        обрываясь посредине                      
        неоконченного такта.                     
        Десять метров до рассвета;                  
        в материнской злой утробе                   
        черви ползают от века                     
        между праздничных надгробий                  
        и, вращая стрелки нудно,                   
        исчезают без следа...                     
        Это поезд ниоткуда,                      
        это поезд в
 никуда.