"Фашистка"
(Александр Коваленко)
-Ты, толстожопое русское быдло, зачем сюда приехала?! Мы тебя не приглашали≈проваливай обратно в свою сраную Россию!! √косноязычно изрыгнул тот немчик, что стоял с поллитровой жестянкой пива ближе всех, вызывающе заслонив собой подъездную дверь.
Ольга Павловна Кох жила в Германии давно≈настолько, что успела уже во всех тонкостях изучить хитроумные обороты современного немецкого≈однако с подобным отношением к себе лично ей ещ╦ сталкиваться не доводилась. Хотя, надобно заметить, и знакомые не раз рассказывали, и в местечке не особо жалующем иностранцев жила≈но, как говорится, до сих пор Бог миловал.
Немец≈пацан лет восемнадцати в высоких ч╦рных бутсах на толстой подошве с вытянутым, как огурец, бритым черепком≈сделал недвусмысленный жест рукой, угрожающе сомкнув свои бесчувственно-правильные губы цепочкой. ╚Такой об уваженьи к старшим отродясь не слыхивал! Небось, каблуком в живот задвинет≈и бровью не повед╦т...╩ -холодком отдалось у пожилой женщины в дрогнувших поджилках.
Смеркалось. Тоскливая пятиэтажная бетонка безучастно взирала вдаль несколькими светящимися окнами, наглухо закупоренными от напоров колючего, с моросью, ноябрьского ветра. И вокруг≈ни души более на целом свете≈кроме не╦ самой и троих подвыпивших враждебных молокососов...
Ольга Павловна остановилась, судорожно вдохнула, ощутив, как сердце растерянно кувыркнулось в груди. ╚Неужели это во мне так явно≈╚русская╩≈что даже пьяные мальчишки в сумерках определяют? √ухватила она за хвост совершенно неважную сейчас мыслишку. √А может, просто видели меня прежде, живут здесь рядом?..╩
И вс╦ же≈╚русским быдлом╩ е╦ не называли ещ╦ никогда≈ни здесь, ни тем более там... Называли иначе: ╚фашисткой╩! В том, Богом забытом казахском пос╦лке на берегу Иртыша, в дал╦ком 41-ом. Беспредельно дал╦ком и близком одновременно, так что пупырышки противно взбухали на почерствевшей коже при одном лишь воспоминании о н╦м...
А ведь тогда тоже стоял ноябрь. Но какой!≈с вьюгами, снегопадами, крепчающими морозами. Бессовестно запроставшими свои ледяные заскорузлые пальцы под самую последнюю ниточку. Замораживающими волю, ум, само желание жить в тщедушном девичьем тельце. Морозы, о которых одиннадцатилетняя Оленька, вырванная из растворившегося в пропасти недетской реальности ласкового Симферополя прежде и представления не имела...
-Кет, кет! √кричали казахи во дворах. √Уходи, собаку спущу!
-Проваливай, фашистское отродье! √кричали русские с порога приземистых мазанок. √Мотай отсюда шибче, не то пристрелю, как собаку!
И девочка вновь плелась вслед за мамой, кутающей шерстяным платком вконец обессилевшую двухлетнюю Анечку на руках,≈дальше, к следующей калитке, отказываясь соображать заиндевевшим рассудком, чего это на них здесь ополчились так люди. Них≈и ещ╦ тр╦х десятков таких же≈женщин, детей, стариков, высаженных энкаведэшниками на угрюмый студ╦ный берег.
Дальше пароход не ш╦л≈Иртыш замерзал. Замерзал обессиленно и обреч╦нно, будучи не в силах более противостоять неумолимому натиску стихии. И так же обессиленно замерзали люди, привалившись к жиденькому частоколу неподал╦ку от кромки льда, с каждым часом зримо растущей вширь... Однако зам╦рзнуть вконец им не дали≈уже в сумерках откуда-то возникли официальные лица в добротных полушубках с высокими стоячими воротниками, где-то нашлись сердобольные люди, согласные потесниться в своих скособоченных мазанках... Так вот и выжил≈да и зажил себе помаленьку пришлый народ, постепенно вс╦ больше втягиваясь в тутошнее быти╦.
╚Не зажили╩ из всей группы лишь двое≈высохшийся лысый старик с пугающей фамилией Химлер, всю дорогу страдающий поносом и скончавшийся двумя днями позже,≈да маленькая Анечка, подхватившая воспаление л╦гких на холодном ветру≈и так и не выкарабкавшаяся назад из жара с припадками лающего кашля, слабеющими судорогами сотрясающими е╦ крохотное тельце.
Мама вернулась тогда из больницы поздно ночью≈осунувшаяся, с глубокой свежей морщиной посреди лба. Вымученно нарисовала улыбку на мертвенно-бледном лице:
-Отмучился наш ангелочек, -бесстрастно выдохнула она. √Теперь ей совсем хорошо≈Боженька прибрал е╦ к себе...
А потом они вместе с Олей, обнявшись в сво╦м углу на постели из засаленных ватников, тихо шептали молитву на немецком языке≈ту самую, что когда-то в самозабвении бормотала бабушка на дедушкиных похоронах≈беззвучно плакали и тут же поцелуями утирали сл╦зы друг другу...
Так уж вышло, что покойная двухлетняя Аня явилась в сво╦ время палочкой-выручалочкой, спасшей мать от трудармии, а старшую сестру≈от неминуемого детского дома. Окажись малышка всего годом старше≈и каз╦ная советская машина неведающих жалости указов и директив уготовала бы двум женщинам иную судьбу≈возможно, и более жестокую. Но вс╦ случилось иначе...
Мама работала посменно на сапожной фабрике. Старый директор-казах с дубл╦ными ж╦лтыми морщинами на щеках и гнилыми зубами добивался е╦ с первого дня, обещая перевести на более л╦гкую должность. Однако Мария Кох имела сво╦ представление о женской гордости и лишь смеялась над ним в душе, изредка делясь с самым близким ей человеком≈повзрослевшей не по годам Оленькой.
Однажды девочка заболела. Мама отводила е╦ к врачу и от этого на десять минут припозднилась на смену. Домой она в тот день уже не вернулась. Только на следующее утро знакомые сообщили Оле, что маме дали десять месяцев тюрьмы≈по одному месяцу за каждую минуту опоздания.
Для девочки началось ужасное время. Первоначальные тоска и горечь утраты сменились страхом≈всепоглощающим, ежеминутным, лишающим аппетита, сна, способности по-человечески ощущать... Хотя нет, поперву она испытывала благодарность≈к их с мамой хозяевам, оставившим е╦ у себя и не позволившим усатому дядьке-милиционеру забрать е╦ в детский дом. Однако чувство это оказалось недолгим≈до той самой поры, пока разящий перегаром сорокалетний хозяин не наведался к ней как-то ночью≈пока пьяная жена его надрывно хрипела на печке. Нет, он не бил е╦, не уговаривал≈а просто вдавил в ватники смрадным духом, зажал рот, нос и глаза здоровенной мазутной ручищей≈и пронзил насквозь страхом почти что безжизненное детское тельце... Страхом, живущим потом ещ╦ долгие-долгие годы и полностью не покинувшем Ольгу Павловну Кох никогда.
С тех пор ОН приходил регулярно≈после каждой субботней пьянки, после каждой вечерней смены, стараясь не разбудить сипевшую за марлевой занавесочкой под низким потолком жену. Жестокостью он с тех пор больше и не отличался. Иногда даже целовал е╦≈в волосы, в висок, в щ╦чку, оставляя пылащие ожоги колючей мужицкой щетиной. Оля научилась не чувствовать физическую боль≈однако каждую е╦ клеточку пропитывали страх и безмерный стыд. Стыд перед мамой, которая была в мыслях по-прежнему рядом. Перед отцом, который верн╦тся≈она свято верила в это≈лишь только закончится война. И которому она давным-давно обещала наедине, выйти за него замуж... Нет, он≈хороший, добрый, он, конечно же, защитил бы е╦. И пусть если даже и глупости были с замужеством≈теперь-то уж понимала≈но он может не простить ей ЭТОГО≈вот чего опасалась девочка больше всего на свете. А посему узнать ОБ ЭТОМ не должен никто ≈ни учительница, ни подруги-одноклассницы, ни даже мама≈когда прид╦т наконец из тюрьмы...
Так прошли десять месяцев. Наступила весна≈вторая по сч╦ту на Казахстанской земле. Мать вернулась изменившаяся≈огрубевшая движеньями и душой, с нередко проскальзывающими между слов неуклюжими матюками. Но это по-прежнему была она≈Олина защитница, е╦ единственный и самый близкий на свете друг...
Возможно, мама что-то почуяла≈и они с Олей съехали через два дня в освободившийся на краю села дом. Жизнь постепенно пошла на поправку≈обзавелись барахлишком, купили козу, кур. А вскоре получили и долгожданное письмо от папы≈первое за полтора года.
Былой страх казался теперь почти сном, уш╦л на дно, всплывая лишь изредка, ненароком≈когда где-то в толпе вдруг мелькала засаленная телогрейка прежнего насильника. И лишь однажды, уже пред концом войны это чувство вновь навалилось на девочку со всей своей забытою чудовищной силой.
Дело было после школы. Заводила Колька вызвался повести домой окружным пут╦м, вдоль арыка да мимо накренившейся заброшенной скирды. Кроме Оли пошли ещ╦ четверо≈двое девок и двое парней≈которым в совхоз по пути. По-доброму, непривычно для октября, припекало солнышко. Коля всю дорогу травил вес╦лые байки, от чего все покатывались со смеху. И Ольге казалось, что он чаще всего смотрел на не╦≈как-то особенно, задорно и открыто. Ей было по-настоящему хорошо≈не такое уж привычное для не╦ чувство...
Внезапно, едва дети устроили привал у подножия преющей скирды, классный заводила издал звонкий клич, сверкнув озорными искринками карих глаз: ╚Братцы, айда фашистскую дочку душить!╩ -и тут же накрыл Ольгу сзади здоровенными снопом сена. ╚Айда, пусть наших знает!╩ -полушутя вторили ему двое других мальчишек, в свою очередь добавив по объ╦мистой колючей охапке. ╚Ребята, вы что, прекратите! -вступилась подружка Света. √Она же там задохн╦тся!╩ ╚А ч╦≈устроим счас немцам Сталинградскую битву!..╩ -дон╦сся уже издалека голос Коли, который вместе с другими пацанами неожиданно навалился сверху вжимающей в землю тяжестью. Девушка оказалась парализованной, не в силах сделать ни единого вдоха, скованной по рукам и ногам и раздавленной бесчеловечными законами гравитации. Е╦ словно в одно мгновение вышвырнуло на чужую планету≈планету врагов≈где не имелось ни воздуха, ни сострадания≈лишь только колючая, ж╦сткая, словно проволока, и проникающая повсюду солома. И ещ╦: здесь обитал ТОТ САМЫЙ запах, невесть как закравшийся в недра скирды≈сп╦ртого зловония, смеси браги и мужской плоти≈что впечатался в е╦ подсознание навечно...
Ребята покуражились≈и отпустили. Ольга кое-как отряхнулась, сполоснула в арыке пылающее от соломы да обиды лицо и побрела домой, не находя в себе силы взглянуть ни на Колю, ни на подруг...
Хоть и не велика беда, а как говорится, одна не ходит: через пару недель пришло письмо от отца. Он был демобилизован, однако домой не спешил, поскольку имел де в Сибири новую жену и сынишку. Мама тогда неистово рыдала в сенях≈уже ночью, когда думала, что дочка спит. А девочка вс╦ вспоминала его≈дома, в семейном кругу, с малюткой Анечкой на руках≈каким запомнился он до войны. И никак не могла поверить, что он уже не прид╦т...
Так пролежала она до утра, пока утомл╦нный мозг не пробуравила одна нелепая, но ужасно назойливая мыслишка. Что, мол, прочуял отец о е╦ давешних прегрешеньях≈да вот потому и отвернулся, знать е╦ теперь не желает. И так эта заноза в не╦ въедалась, так разрасталась в бесонные ночи, что верила сама постепенно вс╦ больше в сей вздор. Даже адрес отца раздобыла, поехать к нему собиралась≈да и поплакаться-рассказать, как вс╦ взаправду случилось. Вот только руки не дошли≈после школы работать пошла, затем ещ╦ и на педагогический заочно учиться... Ну, а потом≈Сталин умер. Все вокруг плакали, словно о родном. Плакала и Оля≈да так и похоронила в тот день в сознаньи обоих отцов≈государственного, всенародного≈и настоящего своего...
Времечко вс╦ утрясло и перемололо≈за исключеньем одного лишь бракованного з╦рнышка судьбы: повзрослевшего Николая, который сколько за Ольгой не увивался, так ничего и не получил. Но и другие не получали≈в этом, похоже, женщина пересилить себя не смогла. И детей своих никогда не имела, хоть и любила их безумно. Ученики отвечали ей тем же, многие окончив школу письма писали. А ╚шестиклашки╩ однажды не в понарошку жизнь спасли.
Дело было во время урока: один выпускник, зарвавшийся сын районного шишки, которому по своему предмету Ольга Павловна за полугодие двойку вкатила, влетел в класс и принялся е╦ душить: ╚Вс╦, фашистка проклятая, хана, счас я тебя прикончу! √грозящие вывалиться из орбит глаза пылали прожилками крови. Резкий хмельной дурман вкупе с едкой примесью анаши сразил женщину наповал, лишив способности сопротивляться. И неизвестно, дов╦л ли бы до конца свою угрозу пьяный и обкуренный психопат, не заступись тогда дети за свою любимую классную руководительницу. В мгновение ока они, вооружившись линейками, облепили хулигана словно пч╦лы≈да так роем и вытеснили из класса его, явно не ожидавшего подобной самоотверженности...
Так было когда-то≈много десятков лет назад. Теперь обожавших е╦ детей рядом не было. А была чужая страна, с которой Ольга Павловна Кох уже долгие годы находилась в весьма странных и противоречивых отношениях. И ещ╦ был ОН≈этот злосчастный запах развед╦нного пивом алкогольного суррогата напротив, грозящий ей, как и прежде, насилием и надругательством.
-Что, свинья, сама не знаешь, зачем сюда приехала? √повторил немчик свой вопрос, в раздражении поводя плечами.
Женщина потерянно скользнула взглядом по равнодушно померкшим глазницам пятиэтажки.
-...Потому что ВЫ приехали туда≈хотя мы вас тогда тоже не приглашали!! √неожиданно выдохнула она со всей накипевшей в груди ненавистью≈словно гранату в руке рванула. Будто бы в старых советских фильмах≈унося вместе с собой вражьи жизни.
Однако, как ни странно, никто не погиб, да и вообще, ничего страшного не случилось. Юный неонацист несколько секунд хлопал глазами, отображая на лбу интенсивный мыслительный процесс, хоть и изрядно заторможенный действием спиртного. Из подъезда же тем временем неторопливо вышел один из соседей Ольги Павловны:
-Фрау Кох, заходите пожалуйста, -улыбнулся он, галантно придерживая для женщины дверь...
http://www.interlit2001.com/kovalenko-a-1.htm