ну, хоть не Бунюэль? ты скажи?
Сюр был в прозе -- и восемь лет назад. Я тут Роме главку маленькую из того сюра как-то рисовал. Вот, рисую обратно (естественно, прося прощения за самоповтор):
Земное протяжение
(Записка на крыльях)

До Петербурга было примерно десять километров. Десять километров вверх и одна тысяча -- в час. Такое соотношение пространства и времени ошеломляло и заставляло прижиматься к бронированному стеклу иллюминатора, глядя на проплывающие внизу форменные квадраты знакомых улиц и зам╦рзшие обводы каналов. Огромные изогнутые петроградские дома сверху казались иероглифами, написанными мелким и убористым стилем на пока еще белой рисовой бумаге зимы. Иероглифы не читались, сколько я не пытался уверить себя в том, что ещ╦ помню язык, на котором они были написаны. Испугавшись своего беспамятства, я отвернулся от иллюминатора -- и тут же ощутил, что для того, чтобы вспомнить тот утерянный язык, было необходимо всего лишь, чтобы пространство и время поменялись местами...

...осмелев немного, я снова выглянул в иллюминатор.
До Петербурга было десять лет. Десять лет назад и одна тысяча -- на каждый шаг...

...и в то утро, ровно в семь я расплатился в отеле и вышел в морозные сумерки токийского пригорода.

Окружающая жизнь была непрочитываема. Точно так же, как иероглифы в расписании поездов.

Сосредоточенные монахи смотрели неотрывно в восьмое измерение, отсекая себя от привычных семи словами бессмысленной мантры.

В маленькой пекарне у станции смешливые японки выносили из кухни свежие булочки с начинкой из каштанов.

Станционные смотрители в белых перчатках молча и деловито заталкивали последних скитальцев в вагоны очередной электрички, готовой вот-вот прорваться от распиравших е╦ изнутри токийцев в черных драповых пальто с накладными карманами.

Узкие рельсы полотна приходили из полуночного вчера и исчезали в сумеречном завтра. Конечно, если не считать все это всего лишь за причуды часовых поясов, затаившихся между Токио и Лондоном.

До отл╦та оставалось уже меньше трех часов. Незнакомец за соседним столиком медленно допивал свой кофе и читал книгу, в которой было написано, что не существовало ни пространства, ни времени, ни самой книги.

Перед тем, как уйти, я украдкой посмотрел еще раз в сторону зачитавшегося незнакомца. И понял, что и самого незнакомца и соседнего столика тоже не было.
Было лишь зеркало во всю боковую стену маленькой пекарни.

И тогда я прочел там, что во всем этом протяжении думал только о ней.

--Какое это теперь имеет значение? -- спросил ее голосом телефонный автоответчик, оставленный на страже моих покинутых к╦льнских апартаментов.

Я повесил трубку и вернулся к своей недочитанной книге в ожидании посадки. В мире не было ни пространства, ни времени. Точнее, они не имели никакого значения, ибо были лишь иллюзорным отражением настоящих измерений, находящихся не снаружи, а внутри. Каких именно измерений, -- об этом книга умалчивала.