Яков Есепкин

Сонник для Корделии

I

Сон преложится: Цахеса тень

Меж порфировых крыс возлетает,

У сугатной царевны мигрень,

Леда белая свечкою тает.

Лилипуты обсеяли нас,

Мрамор в гипсовой тлится изнанке,

Вял глагол и убожен Парнас,

Мнимы палые розы осанке.

Злые ангели ныне лишь зрят,

Как со травленных княжичей туфли

Во колоды гишпанцы недрят

И свиней манят черные трюфли.

II

Гефсиманский соцвет увием

Хоть порфировым шелком охладным,

Пой оцветники зла, Вифлеем,

Упивайся вином червоядным.

Сколь еще фарисеи вино

Это алчут и хлебы изводят,

Пусть не мнят под шелками рядно,

Пусть сугатно еще хороводят.

Мы с аллейной преявимся мглы,

Где всенощно и траурно тлеем,

И серебро плеснем на столы,

О звездах чтобы помнил Вифлеем.

III

Парфюмерные чаши темны,

Ах, арома – здесь ангелы были,

Мы одне фавориты Луны,

А иные величье избыли.

Млечный пурпур тоску расточит

И очнемся во милых трапезных,

Пей, Моцарт, аще небо молчит,

Аще гонят из сеней болезных.

Наготовили ключницы нам

Тусклых ядов нещадную слотность,

И виется по черным стенам

Их кровавых теней всезолотность.

IV

На раменах девиц меловых

Лишь осповники лилий склепенных,

Пир сие для Купав неживых

И черниговских панов степенных.

Благородного юга арма

Институток голодных снедает,

А у всякой о шее тесьма,

А царевн челядь тьмы соглядает.

Философ, и за нами следят

Литиями распетые хоры,

И чтецы вдоль колонниц сидят,

Мглою вежд наливая фарфоры.

V

Колоннады ли, арки Тироль

Бледной полночи дарит, свечами

Грасс ожжем и мышиный король

Талий серых оденет парчами.

Дале вкось наши тени летят,

Излились золотыя рейнвейны,

Смерти нет, а веселью претят,

Лишь немолвия тьмы легковейны.

Тусклый огнь, виночерпий, храни,

Где в салатницах снега белее

Труть мерцает – во тяжкой сени

Всё влачат нас по звездной аллее.

Яков Есепкин

Сонник для Корделии

VI

Бледных ангелов Парки ль сочтут,

Исаакий презрили шумеры,

Виждь , Аида, как гипсы цветут,

Сколь резвятся младые химеры.

Ах, винтажный Пиитер в желти

Мертвых гипсов и роз статуэток,

В Ефраим аще поздно идти,

Соглядим кровотечье виньеток.

Драгоценное миро таят

Желтокрасные эти виньэты,

Кровью темной оне и вспоят

Невских ос и камен силуэты.

VII

Белый шелк и парчу сотемним

Окантовками лилий истлевших,

Се и звездный покров, Ероним,

Впечатлей одиноко препевших.

Пляшут Юзы, серебро таят,

А царевичей милых боятся,

А в очесах безумных стоят

Мглы лилей и фонарщики тлятся.

Нощь ли, бал у Ирода, не ждут

Мертвых чад и во шелках белеют

Иудицы, и столы блюдут,

И от приторных вишен хмелеют.


VIII

Вновь киотную желть навили

Бутоньерками лета менины,

Суе южные розы цвели,

У иродиц однех именины.

Литий всенощных век тяжелей,

Как и вынесть его оплетенье,

Александровских темных аллей

Винограды избыли цветенье.

И гляди – чудищ сны превиют

Вдоль ростральных колонниц тритоны,

И арму Ханаана лиют

Зараженные ядом бутоны.

IX

Юность белая внове цветет,

Девы томные пестят лилеи,

Диаменты Годо перечтет –

Мы в холодные выйдем аллеи.

В мае нас и почто предали,

Вот сирень золотая совьется,

Ледяных пятицветий угли

Сех ожгут, кто юродиво бьется.

Ночь пустая, сколь Иды целы,

Нашей кровию сколь упоимы,

Как, цветясь, воздвигают столы,

Хоть не плачьте меж их, серафимы.

X

Мрак августа овеет столы,

Тонкий Рании профиль увьется

Червной тьмой, и явимся из мглы,

Тще гадать, кто начальным собьется.

Эти звездные вретища тлят

Бледных юношей, певших увечность,

Пудры тусклые ядно белят

Иудиц всеживых червотечность.

Ах, оставьте на столах вино

Под хлебами с серебром, гиады,

Это мы, это мы – и одно

Здесь тлеемся, пречествуя сады.

Яков Есепкин

Сонник для Корделии

XI

В млечных чашах камены уснут,

Гипсы кровию палой совьются,

И во пурпур сирень завернут,

Над убитыми ль небы смеются.

Было червным серебро всегда,

Этой бледности мы не внимали,

Вижди, Юна, сияет Звезда,

Тусклых ангелей вьют по эмали.

Сжег всепадший Петрополь мосты,

Битых гипсов увечье соклеют,

И канальным гранитником рты

Нам забьют – днесь оне белотлеют.

XII

На свечельницах пудры тлеют,

Хлебы Цинтии в патине млечной,

Экономки ли нас узнают

О серебре и мгле червотечной.

И хотели одесно мы цвесть,

Но вифанских пасхалов не вняли,

И такими зерцайте как есть

Жалких агнцев, на коих пеняли.

Станут каддиши девы читать,

Содомитские тлить будуары,

И начнут феи Ада листать

Всепорфирные наши муары.

XIII

Ах, к поминкам ли эти столы,

Что темны волоокие девы,

Ждут Венеции резвой юлы

Нас еще и поют Женевьевы.

Май небесный и был золотым,

Но печалиться время, скорбите,

Нимфы сада, по черням литым

Желть вияше, сколь весело Ите.

К водам тянет ее, в зеркала,

Алча, тонкие гребни склонила,

Руку жжет со Звездою игла,

Где лишь кровь претеклась на чернила.

XIV

Тонких лотосов, ядных лилей

Наберем у холодной Киприды,

И сойдемся во мраке аллей,

Где вились бесноватые Фриды.

Се звездами ли гасят арак,

Бледных юношей чая, старлетки,

Се трапеза и вишни, и мрак,

Мы ль пифий канифолим балетки.

Несть шалов, источенных в огне,

Мглу букетниц садовники прячут,

И лишь темные эльфы одне

Пред вишневой сукровицей плачут.

XV

Совенечьем рамоны грозят,

А веночки у мертвых иные,

Бессердечные ль мрамры скользят

С пьедесталов на желти земные.

Невский темный гранит Азраил

Сколь возьмет под высокие десны,

Тяжесть призрачных тонких ветрил

Станут белые помнить ложесны.

Нас пронзила моравская ось,

Губы вытеклись мелом червонным,

И бегут волны мраморам вкось

Меж валов по теням благовонным.

Яков Есепкин

Сонник для Корделии

XVI

Золотые букетницы Фив

Надарили певцам аониды,

Мы ль в тени благодатных олив

И не чаем суровой планиды.

Мгла звездами прельстила менин,

Се готовые пурпур и балы,

Институтки бегут именин,

Где от лядвий пьяны вышибалы.

Всё и носят серебро цикут

Мажордомы под барву иконниц,

И, кривляясь юдольно, влекут

Гои нас вдоль червовых оконниц.

XVII

Антикварным пирам исполать,

На иных всем достанет ли яду,

Вижди, Цинтия, миро и злать,

Виждь, наяда чарует наяду.

Вина льем: только пурпур течет

И со усн лишь серебро точится,

Аще тихо камена речет,

Нам ея обмануть не случится.

Агнцам глорию туне и петь,

Се они во сиренях меловых

И тризнят, и не могут преспеть—

Ядный мрамор оплакать в столовых.

XVIII

Под червовой тесьмою каждят

Яства царских стольниц осененных,

Феи Ада еще холодят

Воск свечей – над юдолью склоненных.

Мы и были в пирах веселы,

Золоченые строфы пеяли,

Аонид вызывали со мглы,

Яко панночки нас обаяли.

Се, во пурпуре млечном стоим,

Где тлеются червицей аллеи,

И пасхалы юдольно таим

О немолчных псалмах Лорелеи.

XIX

Май прелестниц манит белизной,

Осы к персям слетелись во хором,

Кто и жив, задыхайся весной,

Пей сиреневый яд за колором.

Лишь в прохладных аллеях темно,

Ангелочки блестят и камены,

Осветлили звездами вино

Толстоногие злые Цимены.

Крови мало и розовых им

Сех виющихся цедр, на поминки

Фрид зовут – по теням всеблагим

Возбивать ядотечные цинки.

XX

От свечельниц отекших и мглы

Сотемнились пустые альтанки,

Феи Ада бессонны и злы,

Топят каморный воск пуританки.

Гувернеры уснули, одне

Яства царские дочки вкушают,

Веи цветят в подвальном вине,

Парфюмеров младых искушают.

Се и челядь Ирода снует

Меж юдиц, нас к бессмертию влекших,

И успенных царевн превиет

Млечным пурпуром – с хлебов затекших.

Яков Есепкин

Сонник для Корделии

XXI

Пир – нести к позолотным столам

Дорогие нектары иль яды,

Крыс одушенных чур зеркалам,

Ах, напудритесь, злые гияды.

Белый, белый винтажный сумрак

Холод невских свинцов упокоит,

В наши очи фиванский арак

Прелиен: червень каддишей стоит.

Воскричим ли, зане дождались

Бледных теней Циана со Итой,

Где цветы по ланитам стеклись

Во белилами тьме перевитой.

XXII

Арабески вифанских ночей,

Мессы поздние, таинства млечность

Виноградных и стоят ключей,

Собиенных о нашу калечность.

Мы еще Гефсимань обнесем

Ледяными пасхалами, хлебы,

И вина горекнижникам сем

Подольем, чтоб не гневались небы.

А лишь только войдут балевать

Фарисеи, цениться звездами –

И начнем в свечи пурпур сливать,

Источенный ночными садами.

XXIII

Несть возвышенней этих духов,

Грасс вдохнет лишь арму теневую

Златоосных сиреней верхов,

Пей, Геката, дьяментность живую.

Парфюмер ли, садовник, сюда

Вам спешить, расползаются верви,

Сех колодниц укажет Звезда,

Преязвят шелковичные черви.

Разве Сена тусклее Невы,

Бесноватые вздуются Рени –

Станут кровию мертвые львы

Всеписать золотые сирени.

XXIV

Хлебы ночи темней и темней,

С маков горькой изнанкой слиенны,

Се Геката и феи о ней,

Мы тоскою страстной упоенны.

Монастырские тлеют пиры,

Тьму пасхалы червовые вяжут,

На кулич вязи щучьей икры

Иудицы похмельные мажут.

Ах, воспомнят ли нас и таких –

Сочервленных больниц зеркалами,

Во старизнах всенощно ярких,

С перевитыми кровью челами.

XXV

Звезды, тихие звезды горят,

Плащаницы ль, тенета собросим,

Эльфы с нами легко говорят,

Ничего мы к столам и не просим.

Асфодели во злате срывать

Как вседивно, сколь потчуют яды,

А и станем еще пировать,

Веселитесь, младые гияды.

Ах, доселе вкушают, пиют

Отравленные вина царицы,

Где менины клико прелиют

На застольный фаянс и корицы.

Яков Есепкин

Сонник для Корделии

XXVI

Пурпур свеч на фаянс излием,

Сумасшедшие музы навеют

Сны юдоли – зерцай Вифлеем,

Царь Аид, хлебы днесь не черствеют.

Парфюмерные чаши пусты,

Институтки уже недыханны,

Чрез востечные пеною рты

Соклинают нас мертвые Ханны.

Зри – се юдицы чад волокут

Ко столу вдоль порфирных колонниц,

Се мешают к серебру цикут

Нашу кровь из червовых солонниц.

XXVII

Утро с Идой, к вечериям Ад

Иудейские брашна готовит,

Полон плесенью винною сад,

Где еще всех Урания ловит.

Хороша финикийская злать

Ко обрядовой тьме и червицам,

Вишням сгнившим одно исполать,

Слава мраморным сем колесницам.

Нас теперь и в серебряной мгле

Отличат ли сильфид пировые,

С тусклой ветошью всяк на челе –

Хоть испейте алмазность впервые.

XXVIII

На осповницах вязи свечной

Золотые лафитники сдвинем,

Благоцарствуй, диамент ночной,

Желть юдольная, вейся о синем.

Нас Геката сама позвала,

Всепорфировым жалуя цветом,

А иных августовская мгла

Совлекла с небодержным корветом.

Но смертливые осы летят

И серебро начинено вишней

Ядовитой, и зреть не хотят

Небы смертников битвы давнишней.

XIX

Башни смерти опять взнесены

Меж вифанских обсид и склепенья,

Ароматами черной весны

Задохнулись архангелы пенья.

Волны стансов, несите легко

Наши утлые судна и тени,

Сколь мечтали парить высоко,

Хоть и кровью отмоем ступени.

Розы вынут со тусклых перстов,

Бледных мальчиков патина спрячет,

Мы диамент прельем изо ртов –

Сим лишь вечно Урания плачет.

XXX

Данаид восприветствует мгла,

Грасс оплачет их юность пустую,

А у каждой в гортани игла,

Станут помнить юдоль золотую.

Май утопленниц нежил всегда,

Виждь сейчас белотечность дурмана,

Ныне темная плещет вода

О граниты земли Ханаана.

Сколь молчим тяжело, говорит

Кто за ангелов бездны синайской,

Где у всех меж губами горит

Цветь с водою и кровию майской.

Яков Есепкин

Сонник для Корделии

XXXI

Перевили червонной тесьмой

Фарисеи пасхальные хлебы,

Мы урочны Гекате самой –

Тьму лием на преветхие небы.

Се и в чаше каждится вино,

Се царевны с удавками чезнут,

А юдицы румяны одно,

Всё никак со балов не исчезнут.

Виждь, сумрачный Эреб, это мы,

Залиясь нощной кровию, плачем,

И биемся во барвах тесьмы,

И фаянсы юдольные прячем.

XXXII

Тьмою выбьем опалы свечей,

Где престол, там юдоль и мытарства,

С иудицами шлют палачей

Нам вдогонку загробные царства.

Что и майские ночи белить,

Мы одне бродники обминули,

Время панночек злых веселить,

Ах, опять нас, опять обманули.

Звезды наши темней и темней,

Их серебром тиснят фарисеи,

И стоим подле ветхих сеней,

И не минем оцветники сеи.

XXXIII

Шелк онижет царевн ложесны,

Восстенаем о персях Аделей,

Что еще псалмопевцы темны,

Зри – серебро течет с асфоделей.

Хоть на миг бы к пенатам своем

Изойти: ах, еще червотечность

Вдоль зерцал превиется, пием

Здесь одну мы вишневую млечность.

Аще ядами Цин упоят,

Ангелочки столы обиходят,

Где цветницы во злате стоят

И века из гостей не уходят.

XXXIV

Яд в лафитники вылил Эреб,

На столах отравленные вишни,

Мы алкали порфировых неб,

Наши смертные муки всевышни.

Мародеры бегут по следам

И колодницы пьяные с ними,

Кто не лгал Гефсиманским садам,

Пурпур наш оцветающий ими.

Темнокрасным ведите каймы,

Дочек царских сурьмой обнимая,

Хоть виждите – се мы, это мы

Вопием у цветочников мая.

XXXV

Фрея златом восплачет, август

Благолепый пречествует сводность,

Мы со гипсами выбитых уст

Исторгнем, исторгнем неисходность.

Ах, пенаты сиротски темны

И давно пировые утихли,

Нас юдицы в кошмарные сны

Завлекли, это вервие их ли.

И царевны удавками сех

Овитые, и бродят садами,

И лилеи горят о власех

Мертвых дев, осененных звездами.

Яков Есепкин

Сонник для Корделии

XXXVI

Злато с кровию чинно горит,

Ночи августа полны звездою,

Темный яхонт ли, тусклый нефрит

Персью днесь упоен молодою.

Ах, гляди, злой август, уповай,

Се пируют не наши ль родные,

Столы внове ломит каравай,

Яды антики все ледяные.

Возрыдаем немолчно, тайком,

Яд в начинье со вишнями бросим,

И стоим – всяк с подвальным рожком,

А вина золотого не просим.

XXXVII

Сильфы лета, воспойте юдоль,

Сон пенатов, души именины,

Здесь летает пурпурная моль,

В гости к нам торопятся менины.

Что юдицы кляли Аквилон,

И толченого мало стекла им,

Ждут еще наши тени Колон

И Вифания, и Ершалаим.

И явимся во злате, белей

Статуй гипсовых, мраморных циний –

Плакать сени вишневых аллей

И алкать яд из битых начиний.

XXXVIII

Веселись, иудиц толока,

Днесь и августа роскошь червива,

Блюд нектарных ослада горька,

Лишь пеют чернокнижники -- viva.

По ланитам невест золотых

Галилейские змейки плетутся,

Несть звездами очей превитых,

Одеонами ль каддиши чтутся.

Пир нетленный юдольно горит,

Чермных роз нанесли в пировые,

И архангелы бьют лазурит

И сурьму на чела меловые.

XXXIX

Небо наши узнает цвета,

Персть и звезды бессмертие чтили,

Бледность розовых кущ прелита,

Где честные зерцала светили.

Тяжко ль бремя пурпурных садов,

Кто ответит Вифании, Аде,

Не осталось шелковых следов,

Балевницы черствятся во гладе.

Тронный август был милостив к сем

Пировым антикварным, шестовкам,

И темны мы, и звездность несем,

Ночь по бледным лия окантовкам.

XXXX

Виждь – смертливые осы летят,

Над вишневыми сенями тают,

Дочки царские нас и почтят,

Убиенных легко почитают.

Ах, скорее бегите сюда,

Молодые сильфиды, вернулись

Во плоти мы, пусты невода,

Боги ада от нас отвернулись.

Доливая в начинье вино,

Суесловя, еще пировайте,

И звездами тисните рядно,

И язмины юдоли срывайте.

Яков Есепкин

Сонник для Корделии

XXXXI

Не витийствуйте, дивы, тернец

Нас забыл, Галилея уснула,

Роз Колона слепящий венец

Мгла во мирт и сандал обернула.

Хоть следите: путрамент в желти,

Крысы лезут со мускусных аур,

Золотых ли магнатов спасти,

Мел Электре идет, се и траур.

Жгла порфирная кровь не листы

С голубою канвой, а листовки,

Днесь муары алмазно чисты,

Но горят их, горят окантовки.

XXXXII

Жалки тверди юдольной балы,

Чернь всеподлая тщится вельможить,

Но псари и колодницы злы,

Их веселье блядям не умножить.

И зачем нас позвали сюда

Феи Ада, нет глуше местечка,

Где волхвов обманула Звезда,

Тлеть и может ли таинства свечка.

Ныне вечери столы красны,

Дискос полон вином отравленным,

И лиют нам цикуту чрез сны

В уши юдицы с воском тлеенным.

XXXXIII

Бал претмился и здравствует бал,

Шелк меловым бывает и течным,

Сад вишневый божественно ал,

Хоть на мрамор подайте увечным.

Тусклой выбили кровью столы,

Антиохия нас ли забудет,

Ах, камены еще веселы,

Здесь иных аппликаций не будет.

Именитство у Циты блажной,

Всех и ангелы тянут к гиадам,

Се – июль и эклеры, и зной,

Мы величье дарим колоннадам.

XXXXIV

Сколь идут убиенным шелка,

Аквилон ли, Тартария будут

Воев нежить, каких высока

Смерть и мука, сие не избудут.

Нас по царской осанке искать

Отряжали губителей Ада,

Так и станем еще потакать

Бледным феям Эдемского сада.

Лейте, сильфы, из амфор вино

В уст цариц вековую прозрачность,

Лбы их нощно белы и темно

Пламя роз, пьющих денную мрачность.

XXXXV

Дышит негою мертвой Колон,

Во крови меловые лилеи,

Здравствуй, скорбность, молчи, Аквилон,

Что Ефесу цветки Галилеи.

Аониды, сапфирным звездам

Счет холодный вести ли, стеная,

По оцветшим эдемским садам

Пусть влачится планида иная.

В Христиании ждут нас давно,

Хлебы Райанон маками рдятся,

И горит золотое вино,

И меж теней царевны садятся.

Яков Есепкин

Сонник для Корделии

XXXXVI

Спи, юдоль, божевольные сны

Всем обещаны темным Эребом,

Се язмин подле яркой стены,

Се и мы под аттическим небом.

Сени ветхие тех ли почтят,

Нет милей им теней удушенных,

Боги Ада еще ль и хотят

Видеть нас меж гостей оглашенных.

Затрапезная челядь, псари,

Вдов юдицы позвали на тризну,

Мы пророки были и цари,

Чти, юдоль, хоть бы нашу старизну.

XXXXVII

В белых розах младенцев найдут,

Камни шелком совьют и цементом,

Нас к вечере юдицы не ждут –

Застилайте столы диаментом.

Пир ли это, алмазные ль сны,

Бьются тени и крысы чумные,

Яко звезды таят ложесны,

Петь оцветники сем ледяные.

Змеи червные свились по лбам,

Пляшут Цины вкруг морочной ёлки,

И сквозь перстные кости к губам

Всё тянутся кровавые шелки.

XXXXVIII

Уставляйте начиньем столы,

Гипсы любят балы роковые,

Лорелея, сколь мы веселы,

Антикварные се пировые.

От порфирнозлатой мишуры

Дивной мглой всемерцают сувои,

Сколь и Божии звезды остры,

Сколь белятся траурные хвои.

Будут свечки во злате пылать,

Будут ангели плакаться Леям,

И еще воскричим – исполать

Белым гипсам и темным аллеям.

XXXXIX

Иль темно от капрейских садов,

Истончились алмазности мая,

Вновь несут ли червицу плодов,

Се испьем, путраменты взнимая.

Днесь и пир: увивайте ларцы

Нашей кровию темной, Эдемы,

Вечность горние клонит венцы,

Се пифиям еще диадемы.

Хмель с музык бесталанных собьет,

Перси ядные шелк обесцветят,

Всех червница рябая увьет,

Яко мертвые пламена светят.