Яков Есепкин

Застолья с феями Ада и богинями

Шестой фрагмент

Иль серебро лекифов темней,

Мы не видим пергаментных елей,

Круг одне хороводы теней,

Мгла змеится по шелкам Эделей.

Ах, начинем одно пировать,

Благ сочельник, амфоры всепенны,

Что и маски с иудиц срывать,

Яко небесей гои успенны.

Будут хлебы щедрые столы

Преломить, будут воски златые

Течь о них и рекут ангелы:

Виждем чад, се одесно святые.

Семнадцатый фрагмент

Мглу холодным уголем тиснит

Ветхолетия полночь яркая,

Босх ли, Санти, кто есть именит,

Лессируй блеск шабле и токая.

В канителях златой мишуры

Тени царичей, мертвенны ветки,

Се хождения, се и пиры,

Бейте, бейте фарфоры, нимфетки.

Дышат гостии хвойной армой,

К столам тьмы иродицы влетели,

И напитаны тусклой сурьмой

Золоченые кровью пастели.

Девятнадцатый фрагмент

Белой цедрою маковый хлеб

Феи Ада чудесно овеют,

Столы щедры, ждет юдиц Эреб,

Лона темных богинь розовеют.

Иль опять соберемся к пирам

Шумогласным, лекифы наставим,

Яд всеземным угоден дворам,

Мы ль одне с Мортой суе картавим.

Станут ангели бездны пеять,

Вертоград их сотмится в руладах,

И начинем тогда вопиять

О истекших серебром окладах.

Андрей Кручинин

Весной вдали пределы бытия
отверсты абие, ужели это плата
за пустоту? Иль Ахиллеса зря
рапсодами воспета многократно
пята? А в келье Паре ле Маньяле
тепло свечи равелевской токкатой
струилось, оперяясь в облака,
где столько алебастра средь закатной
бордовой взвеси. След от корабля —
суть зеркала двойник, когда агатов
взмах или оттиск, словно бы паря,
напоминая мантию прелата,
разрез крыла даст лодке рыбаря,
поскольку на лету и жизнь, как благо:
лекиф давно забытого царя,
(забытому уже едва ль награда),
а если так: по-прежнему болят
на небе раны воинов Эллады...