Яков Есепкин

• Из книги

«Архаика»

Перстень

Часть десятая. Искушение Белькампо

Pro memory, еще лафитник вина

Тирольские удерживает, мрак

Огонь сиих таит и сердцевина,

Мерцающая в обруче, лишь знак,

Урочество, откупорим бутылку

Заветную, веселие гоня,

Не мы ль эдемских садов шестикрылку

Влекли к свечам взыскующим, огня

Посланница небес не узнавала,

Сгорая вместе с нимбом, Фигаро

И вовсе чужд героям, карнавала

Такого сторонись, беги, хитро

Диавол нас по смерти искушает,

А в жизни провидение вело

И вывело к погибели, внушает

Инверсии всегда она, число

Грозит и отвлекает от Гекаты,

Столов ее и емин с ядом, где

Теперь златоголосцы, где раскаты

Веселия и смеха, по среде

Певцы, мы ль сих веселье преложили,

Быть может, разве горние уста

Бессмертие поют, наворожили

Нам смерть райские трели, красота

Есть признак несомненный обольщенья

Сверкающего Ада, обольстить

Легко скитальца жалкого, вращенья

Не выдержит он в круге первом, прыть

Летучих азазелей, злая резвость

Садовников тартарских такова,

Что Вакх и Бомарше начнут за трезвость

С Рабле сражаться, истина мертва

Давно в вине бытийном, а злодейский

Бокал нам всё подносят, аонид

Рыдания боюсь – изрек еврейский

Дрожащий вольный каменщик, но Жид

На то и Вечным звался иль зовется,

Чтоб темных искушать печалью сфер,

Стоярусником хоров, сердце рвется,

Терпи, терпи, а, впрочем, Агасфер

Сам, жертву бытия изображая,

В искусстве не достиг аркадий, сон

Его рождает чудищ, урожая

Античного не чаял Аполлон,

Засим прервал искусства нить живую,

Гомер позвал на ярусы толпу,

Возбранно это действо, мировую

Историю сменили, шантропу

Из адов или миргородских щелей,

Крыжовником чарующих наяд,

Поставили к мортирам, азазелей

Ее возглавить кликнули, не яд,

Не жало белены отца Гамлета

Достигло, битый антикой глагол

Сам вечность убивает, на поэта

Не стоит обижаться, дискобол

Какой-нибудь из вечности фиванской

Значительнее Сартра, если брать

В расчет Афины с Римом, гефсиманской

Лампаде поздно жечься, умирать

Учили все благих, метаморфозы

Одни определяют бытие,

Ars longa, vita brevis, ныне розы

Горят в садах эдемских и копье

Из царского глядит пустого зрака,

И рои искусителей темны,

Дают земле земное, от арака

И пунша мы с Давыдовом дружны,

Составь ранжир холодный и котурны

Спокойно убери – один в один

Равны все будут низостью, мы урны

Истлевшие хотя бы чтим, годин

Великих ждать смешно, урок античный

Окончен, есть блестящие умы,

Но тускл ума светильник, атлетичный

Слепец пылает в зелени, а мы

Вотще на сон и вина уповаем,

Нельзя очнуться в рае, тщетен путь

Героев, завершивших путь, скрываем

Пустое, перед кем сейчас блеснуть

Умом, образованьем, зри хламиды,

Сигнала жди, не вольны уберечь

Скитальцы очарованные виды

И косную мертвеющую речь,

Одесное молчание возможно,

Виньеточность сумрачного письма

Всех, может, усмирит, но односложно

Письмо такое, горе от ума

Есть благость, тще за нами посылали

Пифии леворуких палачей,

Кто в Ад спускался, знает, где пылали

Невинники, их розовых свечей

Еще велик пожар, лети, голубка,

Была ль ты шестикрылой, крыс бежать

И можно, до отравленного кубка

Успел поэт уста свои разжать

Свинцу навстречу, этими скорбями

Немало удивленный, и вопрос:

Зачем несходен ангел с голубями,

Досель ответа ждет, смертливых ос,

Увы, мы уберечься не потщились,

Лиомпы тени ищут белых див,

Печальниц арамейских, совершились

Все казни, торжествующий наив

Муары украшает и стеллажи,

Сиреневый наркотик веселит

Соцветья поколений, эпатажи

В минувшем, кораблю пристать велит

Не Пушкин – Азраил, темнее нощи

Творения, какие хоть зерно

Жемчужное таят, искусства мощи

Зовут не к поклонению, темно

Грядущее и пусто, дщери Савской

Царицы променады завершат,

Заглянут к Таиах в глуши моравской,

Нас ангелы кровительства лишат,

Иные ли горят во персти кровы,

Мы дале повлачимся, время зреть

Иное, розы черные суровы,

С сиими легче жить, чем умереть,

Фаянсы терпкость любят, пыл трюфельный,

Бессмертия арому, на муар

Пред ними лишь виньетки лягут, цельный

Готов узор, августа будуар

Наполнен червной терпкостью пьянящей,

Пусть Борхес просит сладкое, картен

Уже не перепишешь, на щемящей

Мы ноте исчезаем, ото стен

Барочных и от замочного ромба

Ложатся тени ломкие, Мельмот

Уходит первым, Лете мало тромба

Глорийного, мы чезнем все: и мот

Вселенский и земной тирсодержитель,

Сребристый крепок обруч, никогда

Отсюда не всплывают, душ обитель

Глубоко замурована, вода

Горит меж губ червовых, Прозерпина

Молчанию училась у волны,

Витийствовать уставшей, огнь кармина

Загробного тяжел, обручены

Герои и скитальцы с небесами,

В зерцалах отраженными, перстней

Сих мервообручальных очесами

Следим теченье внове и теней

Магических не пробуем тревожить,

За Радклиф устремилась их чреда,

Вот Майринк, мрачный Мэтьюрин, умножить

Несложно хор подводный, невода

Кто выберет и третьей ли рукою,

Рукою левой тьмы иль выбирать

Их суе вовсе, Йозеф, пред какою

Не всё ль равно палитрой умирать.

Яков Есепкин

• Из книги

«Сонник Корделии»

Портреты юдиц в сусальном золоте

Двадцать девятый фрагмент

Золотых ли царевен травить

Иды вновь собрались о каморах,

Фей антоновкой будем живить

При седых звездочетах и Орах.

Ветхим пурпуром тьмы налием

Антикварные битые кубки,

Пой обручниц стола, Вифлеем,

Ныне все и успенны голубки.

Ах, Чума, это время земных

Страшных пиров, эфирной их неги –

С барвой фижм и шелков ледяных,

Красным принтом чарующих снеги.

Сорок первый фрагмент

И серебро тускнеет, Аид,

Вновь решетники ночи замирны,

Сумасшедших бежим аонид

В красном воске и течиве смирны.

Эти томные веи, шелка

Бледных юдиц и гробов мрачнее,

Их ли поступь небесно легка,

Их дыханье ль Чумы холоднее.

Мир не вспомнит, фиады уйдут

На иные пиры и этажи,

И обручницы нам раздадут

С шелком неб черных лилий винтажи.

Пятидесятый фрагмент

Хвойный морок червонный престол

Царства снов овиет – соявятся

Гости неб и подсядут за стол,

И веселию фей удивятся.

Иокаста-царица, Колон

Тень розариев суе лелеет,

Косы юн серебрит Аквилон,

Всяка днесь ни о чем не жалеет.

И чаруются дивы лишь тьмой

Иль огнями, легко навитые

Хором их, пировая с Чумой

И макушки следя золотые.

Портреты юдиц с черными розами

Третий фрагмент

Всевеликих музык наведут

Ягомости к престолам одесным,

Сени Асии гоев ли ждут,

Исполать небам этим чудесным.

Льет серебро Геката, столам

Тесно в хоромах царских, лепнины

Их горят, докучая юлам,

Туалет увершают менины.

И откупорим днесь погребных

Вин бочонки нетечные, Ая,

Чтоб хотя меж карминов иных

Восстенать, розы с Ид сорывая.

Десятый фрагмент

Май виньеточный, май золотой,

Источайся аромой благою,

С негой дивною, барвой литой

Шли миражи еллину и гою.

От язминовых пламенных кущ

К столам донн цари носят емины,

И сумрачный Аид всемогущ,

И его неботечны кармины.

Елеонский ли сад обелит

Черных вдов, наше терние мнящих,

Где серебром холодным прелит

Мел ваяний, юнеток манящих.

Тридцать пятый фрагмент

Иль ампирники ночи белы,

Иль Вифлеема звезды блистают,

Накрывайте щедрые столы,

Ныне с мглою цариц сочетают.

То не песах ли, горы емин

Вдоль эйлатских фарфоров теснятся,

Мак на имберлэх сладок, а тмин,

Яко мед, коим халы темнятся.

И домашние вина сладки,

Ярче сады лепнины портальной,

И в руцех ангелочков мелки

Налиенны червицей хрустальной.

Сорок третий фрагмент

Неб жасмин увиет пурпура,

Будет май цвет сиреневый плавить,

От нагорного выйдем двора –

Царствий маковых гермы всеславить.

Но иные, иные столпы

Огневеют, алмазные течи

Млечность ночи лиют на толпы,

Нам дарят червотечные свечи.

И не хватит царям золотым

Бойных смертников, ангельских воев,

Мы тогда над огнем совитым

Преявимся из млечных сувоев.

Пятидесятый фрагмент

Прелиют данаиды сумрак

На емины и хлебы златые,

Чуден стол, шардоне и арак,

И клико – все армой увитые.

Юных граций к столам наведут,

Парфюмерниц-менин и хористок,

Ныне их гувернеры блюдут

Фрейлин хоров и чар аферисток.

Оглянемся: витые каймы

Вдоль фарфора из платин мерцают,

Ночь горит о цветении тьмы

И бессмертье шуты восклицают.

• Яков Есепкин поздравляет своих читателей с Новым годом.

Яков Есепкин

• Из книги

«Архаика»

Марс

Из главы «Эпилог на небесах»

Читатель милый, внемли: времена

Иные чью-то юность искушают,

Груба земная будущность, она

В грядущее манит, провозглашают

Губители судеб святое, им

Лепечущие Парки вторят, Лета,

Меж тем, готова чрез Ерусалим

Приять, холодной тьмою грани цвета

Спокойно угасить и заплести

Хоть косы мертвоимные с венками

И розами совместно, им цвести

Одно в парафьях смерти, плыть веками

По волнам, никуда не исчезать,

Аркадиями грезить, уплывая

Лишь в хроносе бессонном и лобзать

Воды одной патину: вековая

Тоска созвучна шелесту сему,

Цветы имеют душу, сколь мертвы мы,

Они мечтают, смертников письму

Божественному учат, херувимы

На это закрывают вежды, Рай

Кто видел, понимает, наущенье

Не боле, чем обман, еще взирай

Хотя на ады темные, вращенье

Земное гробит слог, пиит любой,

Влюбленный в речь свою, лишь для насмешки

Творит, зане соблазна жертва, сбой

Гармонии всесущ, какие пешки

В ферзей на небах любят обращать,

Спросить кого, но слог земной сиречен,

Трехсложники мертвы, когда вращать

Устанут мир, окажется увечен

Гомер и всякий зрящий, речь пуста,

Порфирные тезаурусы лживы,

Но в мире есть прекрасные места,

Во снах мы созерцаем их, а живы

Цветы одни, розариев пьяней

Нагорий божедревка разве, в цвете

И пурпуре меж ангельских теней

Плывут мирские розы, на корвете

Небесном зрят их странники, в каком

Теперь они пространстве, если точность

Урании присуща и влеком

К парафиям не всуе мир, урочность

Кошмарных снов о вечности ясна,

Вселенная – миражное пространство,

Иллюзия из морочного сна,

Смотри, бегут чрез смертное убранство

Уродливые крысы, нам ли их

В шелках сребристорозовых и неге

Весенней представляли, дорогих

Царевичей в сиреневом ли снеге

Невесты ожидали, Хронос, где

Чудесные грезетки, нимфы сада

Портального, горящие везде

Пред нами взоры нежные, из Ада

Какого сих прелестниц засылать

Картавый Люцифер не поленился,

Одно весне ушедшей исполать,

Нам в саде виноградник белый мнился,

Нам тризнился летучий виноград,

Розарии в плетении жемчужном,

Сирены пели там, сей вертоград

Был нам дарован свыше, на окружном

Ристалищном ограннике блистал

И сумрак ювенильный, небо пело

Само, Зефир чарующий листал

Сиреневые шаты, где успело

Всё это, где волнистые зубцы

Кустарников маньчжурских, росчерк бледный

Столпов душистых, тронные венцы

Пылающей акации, победный

Огонь земного сна, ужели он

Был дикому разору предназначен,

Темней гробницы ветхой Геликон,

Лишь нощь горит, давно переиначен

Земного бытия скупой уклад,

В Элизиуме спит Семирамида,

За Федрой мчит амур, из анфилад

Сочится зелень морная, хламида

К хламиде голубой влечет скелет

Не отрока, так бренного владыки,

Нас юности лишили, морок лет

Дарит ли утешенье, сребролики

Сегодня сонмы ангельские, нам

Их благостное небо посылает

Вокупе с адоносцами и к снам

Склоняет вновь, тенетами пылает

Над вечною весенней целиной,

Над вечною весною, нет возврата –

Не нужно, разве юности одной

Не хватит убиенным, Герострата

Зови, Творитель зла, его свече

Из Ада и долженствует поставить

Отточие на саде, мы в парче

Горящей гробовой стоим, лукавить

Пред этими вратами не смешно ль,

Пусть отроки всебелые иные

Резвятся здесь, белее нас уголь,

Смотри и вижди раны теменные,

Не Марс алкал победы и войны,

Есть области зарайские, оттуда,

Оттуда легионы адов, сны

Готовят в тех квадратах, амплитуда

Смещений их в пространстве неясна,

Когда оно по сути иллюзорно,

А Хронос пьян убойно ль, мертв, от сна

Вселенского темны мы станем, зорно

Пространственное небо, пусть сочтут

Мерцающие хоры звездочеты,

Мы сами в перстах свечки держим, Брут

Горит пред отраженьем каждым: кто ты;

Ах, пурпура не может и во тьме

Быть много, кровь маскировать лишь красным

Достойно, если пиры о Чуме

Грядут, еще мы зрением всеясным

Уголья мировые оглядим,

Бежали крысы мерзкие, но течи

Кровавые не минули, следим

За ними ль, за царевнами, сих плечи

Вздымаются и дышат, и горят,

Что судороги плача – смертной дрожи

Внимают девы, светлые, корят

Весну, портальный сумрак, внове схожи

С отравленными крысами, бегут,

Карминные теряя перманенты,

Развеивая пудру, стерегут

Царевичей убойных, прячут ленты

За спинами траурные, в свиней

Бордовых превращаются, кармяных

И роются в могильниках, до дней

Подсудных им не ангелей румяных,

Но мальчиков кровавых зреть, позвал

Иных теперь Аваддо к пированью,

Бубонною чумой упоевал

Демон земное присно, волхвованью

Не время ныне, крысы разнесли

Чуму, а мы воссядем за стольницы

Пустые и миражные, земли

Не минуть, сколь райские колесницы

Горят, пусть Вакх несет пурпурный хлеб

И трюфели ко винам, угощенья

Достанет для героики и треб,

Для проклятых и мертвых, золоченья

Такого мы не жаждали, свинец

В висках оно убойный сокрывает,

Нести сюда алмазный мой венец,

Вторю, весны по смерти не бывает,

Нет сил ее смотреть из царских врат,

Где мессы звон всенощный благоложен,

Где лотосы терзают, аромат

Роскошный их и тонкий невозможен.

• Дорогие читатели! Произведения Якова ЕСЕПКИНА изданы в России, США, Канаде, их можно приобрести в Интернете и элитарных книжных магазинах мира. Сейчас к изданию подготовлены книги «Сонник для Корделии», «Ars», «Эфемериды». Знакомьтесь с творчеством культового автора.