Дорогие друзья, я предлагаю вашему вниманию мою первую книгу "Глаз Мамонта, роман о Пусте". Книга написана в стиле "стеб-фикшн", в ней совершенно несерьёзно рассказывается о драматической любви и чуть было не произошедшей вселенской катастрофе.

Как, возможно, подсказывает название этого повествования, книга эта будет принадлежать целому циклу историй, происходящих в Пусте, малоизвестной приполярной местности.

В заключение этого предисловия хочу заметить, что сочинение это было полностью натипано одним пальцем на экране смартфона в течении одного года, с весны 2018 до весны 2019.

приятного прочтения!

https://litnet.com/ru/book/glaz-mamonta-roman-o-puste-b798...

Прикреплённые файлы

Снегирь расценил возникшую за столом атмосферу как располагающую к дальнейшему угощению и тут же пристроился на край лавки. Не желая терять инициативы, он продолжил:

«А вот ещё забавная история, извольте послушать. На неделе звали меня в копательскую артель, в Пустапорожье, крестины они там затеяли. Ну, я эту артель знаю, кого там только нет, но вот дамочка у них там только одна, мадам Плотная. Да не такой она типаж, я вас уверяю. Она может голой рукой удавить человека, но родить? Так вот, представьте себе, рыли это они по наводке, кто-то из старожилов что-то припомнил. И тут их пустабрёх, а у них есть презамечательная породистая собачка - не собака, а прямо герэт таможенный какой-то - делает стойку. Что-то есть! Заглубились ещё - собака с ума сходит. И вот отрыли, целый бульдозер. А в кабине - вы не поверите - человек! Сидит такой за рычагами, в ватнике, в шапке, а в руке - стакан. Вот так со стаканом и ушёл бедолага в трясину. Ну, бульдозер выковыряли, отчистили - полный порядок, даже солярка в баке осталась. А мужика уже опять закопать хотели. И тут слышат - заворочался, захрюкал. Народ у них там тёртый, всякого навидались в раскопах, но такого! Ну растёрли его, плеснули в его же собственный стакан мухоморовки и на тебе - живой человек. Правда тормозной получился, всё-таки приморозился немного. А может и всегда такой был. Ничего не помнит. Ни кто такой, ни откуда и когда опустился* (*погрузился в трясину Пусты). Но с бульдозером управляется как бог. Особенно когда нальют. Да, так вот, решила его артель в новую жизнь со всеми почестями принять, крестины-именины и т.п. Вот меня и позвали», - закончил Снегирь и жестом фокусника извлёк из-под сутаны складной стаканчик.

«Ловко», - похвалил Валентиныч то ли невероятную историю, то ли трюк со стаканчиком.

«Так как младенца-то назвали?»

«А так Стаканом и окрестили», - Снегирь продвинулся по лавке в направлении зелёного штофа.

«Ибо не имя красит человека…», - штоф сделал полный круг, кружки и стаканчик звякнули друг о друга, - «... а человек имя!»

Глава первая. Отшельник.

Робкий, юный, совсем ещё бледный мох проклюнулся на прогалинках сквозь истончившийся к маю наст. Едва стоящий на кривых ногах олень потянул сморщившееся за зиму рыло к вожделенной добыче. Но Валентиныч был настороже:

«Kуда прёшь, морда?!» - вскинулся он и, как был, с голым торсом, бросился наперерез прожорливой скотине.

Тупой стороной литовки, а без неё он даже до ветру на двор не выходил, мало ли..., он двинул верного друга по костистой шее.

«Всё бы тебе жрать и жрать», - ворчал седой отшельник, прилаживая кривое седло на мосластую спину, - «а в зиму ты чё хавать будешь, ты подумал? Пущай ещё подрастёт, в самый раз к солнцевороту и укосим.»

Он вдруг растрогался, полез в потайной карман, нашитый изнутри исподних порток, и достал замурзанный кусок сухаря, хранящийся там на какой случай. Он сунул сухарь под нос ошалевшему от нечаянного счастья зверю и, потянув носом, залихватски харкнул выступившую в носу от прилива чувств мокреть. Олень пришёл в себя и одним махом, не жуя, заглотил сухарь, чуть не отхватив заскорузлые пальцы своего благодетеля.

«Ах ты ж .....!» - взвился Валентиныч, гримаса благородного негодования исказила его выдубленное ветром и морозом лицо. Ему стало жалко загубленного сухаря. Он харкнул ещё раз, теперь уже зло, и пнул невинное животное под зад.

«Ладно, чё уж там, поехали», - пробурчал он, привычно закинул косу за спину и ловко, одним махом взлетел в седло. Олень охнул, покачнулся на своих узловатых, покрытых коростами ногах, но удержался и, потихоньку набирая ход, потрусил к темнеющей вдали кромке чахлого леска.

Schöngeistige Literatur, чего уж там скромничать.

Спасибо, нужно будет свериться с "определителем литературных стилей", может быть и в самом деле

Глава пятая. Линия.

Деду не спалось. Ему вообще сегодня ничего не делалось толком. Да и то сказать, день-то сегодня необыкновенный, эпохальный день! К этому дню дед Маза готовился всю свою долгую жизнь. И он, и всё его племя. По доброму, должон бы и весь род людской к нему готовиться. Так ведь не научишь, какую музыку им у себя на похоронах играть. А вот так вот, в суете мирской конец света встретить - это как-то не по людски.

Дед Маза принадлежал к племени звездопадчиков, культом поклонения которого служила Падучая Звезда. Звезда эта, а правильнее сказать комета, бороздила просторы космоса и бередила умы пустовских звездочётов с незапамятных времён. Раз в четыре тысячи лет мела она своим звёздным хвостом над пустской тундрой и каждый раз прилёт её ожидался с благоговейным трепетом, ужасом и надеждой. А всё от того, что древнейшая легенда гласила: «...и паде на пусту землю звезда огненна и буде это конец свету…»

Народец, населявший Пусту, легенде верил и готовился к концу света истово, с полной самоотдачей. Особенно старалась молодёжь, не успевшая в своей короткой жизни нагрешить достаточно, чтобы уравняться на звёздном судилище со старожилами. Последний день света проводили молодые звездопадчики в сладострастиях неумеренных, ибо в последний раз. Но тысячелетие проходило за тысячелетием, а звезда, потешив своих поклонников феерическим зрелищем, всегда летела дальше. И каждый раз на утро следовавшее последнему дню света бледные после оргий и молебнов звездопоклонники облегченно разбредались по домам.

Четыре тысячи лет - срок не малый. За такое время немудрёно было бы и забыть про звёздный визит. Кабы не мудрые старцы, передававшие легенду поколение из поколения, из уст в уста. В круг таких старцев и входил дед Маза, более того - был старейшим из старцев. Его роль в предстоящем действе была предопределена с рождения. К моменту звездопада ему должно было быть сто лет. Век. Статистически, больше ста лет у звездопадчиков никто не живал, да и то - самые отчаянные. Ровесники его один за другим выбыли из строя. Один, ещё юнцом, не согласившись с доктриной конца света, переметнулся к беззаботным пустаглавцам. Другой, примкнув к вольным копателям, сгинул где-то в мерзлоте. Третий просто не захотел поддержать статистику и помер девяноста лет от роду. Так что готовился дед Маза к звездопаду основательно, зная, что придётся отдуваться одному, надеяться особенно не на кого. Единственным помощником, которого ожидал старик, был Тео «Снегирь», официальный пустский «культработник» с лицензией на всё. Только вот задерживался Снегирь и дед волновался.

Дед вышел из своей избушки, стоявшей аккурат у пятачка - крепко утоптанной полянки в серёдке поселения, и оглядел горизонт. С одной стороны весеннее бледное небо начало разгораться весёлым заревом.

«Вот оно, дождался», - подумал дед Маза и прижмурился от умиления. Слезинки побежали в сеть глубоких морщин и дыхание его спёрло в горле.

«...и паде на пусту землю…», - начал повторять он наизусть заученное предсказание и запнулся.

Сто лет из года в год, изо дня в день повторял он эти слова и тут - на тебе, сбился.

«... и выйде из чрева пусты земли человече...», - начал он ещё раз. Ага, вспомнил, кажись так: «...и паде звезда огнена…»

Тут он уловил своим большим, поросшим белым волосом ухом весёлые девичьи визги и разухабистый гогот парней, доносившийся откуда-то из-за деревни. Дед умилился ещё больше.

«Гуляйте, голуби. Недолго осталось», - подумал он с нежностью и припомнил свои резвые годы. Они тогда так шибко не озоровали. Так ведь и конец света ещё далеко за горами был.

Тут что-то гукнуло и дед разом стряхнул с себя морок воспоминаний. На столбе, врытом посредине пятачка, моргал фонарь и из соседствующего с ним рупора вырывались тревожные взрыкивания. Маза заковылял к столбу. Несмотря на свои сто лет, дед был ещё скор на ногу. На левую. Правой он лишился уже давно, как впрочем и правой руки. Случилось это давно, когда Маза, ещё вполне себе мужик, не уберёгся на работе и словил молонью. Отжарило ему тогда почитай пол тулова. Хорошо хоть правую сторону. Руки-ноги что, на то их по две штуки на человека и дадено, а сердце - оно одно. Выжил он тогда, а как не выжить если на роду написано от звезды смерть принять? Шорник деревенский изготовил ему деревянную ногу, да крючок хватательный заместо руки - так и приноровился он жить с увечием, как будто всю дорогу так и было.

Приковыляв к столбу он снял слуховой рожок с притороченного к нему телефонного аппарата и прижал к уху.

«Звездопаденская слушает, Маза на проводе», - сказал он и попытался выпятить свою костлявую старческую грудь.

«Дед, чего там у вас опять? На подстанции аврал, напруга упала!» - затараторил голос диспетчерши в трубке. - «Давай срочно отряжай кого-нибудь на линию, не то нам всем бошки поотрывают!»

Дед убрал рожок от уха и, сморщившись, переждал, пока уляжется волна диспетчерской истерики.

«Милая, так ведь пора, ты на небо-то посмотри», - сказал он елейным голосом. - «Завтра-то напруги никакой совсем не будет. И ничего совсем не будет. Конец свету-то.»

На том конце провода конец света, похоже, уже начал реализовываться.

«Маза, звезду тебе в …», - диспетчерша сорвалась на визг, - «ты договор подписывал? Линию обслуживать? Там был параграф про конец света? Нет? Тогда двигай свою горелую задницу в туннель и ищи поломку! Вопросы есть?»

У деда были вопросы. Куда запропастился Снегирь, к примеру, и как ему обернуться до звездопада назад? Вся его деревня скакала сейчас дурными зайцами по окрестным болотам и выслать на Линию было решительно некого. Но обсуждать эти вопросы с малохольной диспетчершей смысла не было.

«Нету вопросов», - вздохнул Маза и повесил рожок.

Зарево на горизонте разгоралось всё ярче.

Дед вернулся в избу, взял холщовую сумку с инструментом и поплёлся в шахту.

Будь Марта обыкновенной поселянкой, да хотя бы и с небольшими дамскими усиками (за большой косметический недостаток это тут не считалось), она пошла бы сейчас в вагончик к Теле (она же Телемаха Патрокловна Кочубей), неофициальное место встречи женской половины населения Пустельги. Бывший строительный вагончик, когда-то волочившийся на полозьях за гусеничным тягачём по просторам Пусты, уже давно встал на прикол в Пустельге. Полозья вросли в землю, деревянная обшивка облезла и полопалась. В своё время эта «летучка» принадлежала какому-то геологоразведочному тресту, о чём свидетельствовала натрафареченная надпись над входной дверью. Но время и погодные условия стёрли из скрижалей истории полное название треста. В какой-то момент очередной жилец вагончика прибил кусок откопанной тут же жести поверх прохудившейся вагонки, закрыв таким образом часть букв, и теперь дом был известен в народе просто как «Трест». Теля, сама женщина время от времени одинокая, принимала у себя всех, желающих обсудить свои и ещё в большей мере чужие новости. Теля была ко всему прочему весьма обходительна, её личная позиция по любому вопросу ориентировалась на мнение собеседника. И её морошковая наливочка пользовалась чрезвычайной популярностью.

Так вот, если бы Марта была обыкновенной поселянкой, то чтобы развеяться, она сейчас скорее всего отправилась бы в «Трест». Она же таковой не в коей мере не являлась. Свой первый и, как оказалось, единственный визит в «Трест» она продумала и спланировала как боевую операцию. Но незнание местности и противника сыграло ключевую роль в плачевном исходе короткого боесоприкосновения.

Для этого похода она оделась по масштабам прорицательницы и вообще персоны артистического склада характера намеренно скромно. Ни тебе многокилограммовых золотых монист, составленных из невиданных монет далёких заморских стран, ни переливающихся радугой перьев. Обычно пышно расчёсанная чёрная как смоль борода смазана маслом и уложена чинно на высокую грудь. По обычаям далёкой родины нужно было бы ещё какой-нибудь тортик или коробку заварных пирожных с собой прихватить. Но Марта не увидела при проезде по колдобезной грунтовой дороге сквозь всю Пустельгу ни одной приличной кондитерской. Да вообще никакой. Так что пришлось ограничиться симпатичной, по виду богемского стекла, бутылочкой мухоморовки местного пустельговского разлива.

Когда она подошла к вагончику Тели, веселье там было уже в самом разгаре. Дамы в количестве семи человек уже пригубили по третьей, атмосфера располагала и разговор, прерываемый взрывами хохота, журчал совершенно непринуждённо. В этот самый момент почтенное собрание мыло кости «мадемуазель с бородой». Информации о новоприбывшей особе в поселении было кот наплакал, что не мешало, впрочем, обсудить в подробностях все её странные привычки, нелепые наряды, невозможное поведение, а также причины оного, лежащие без сомнения в несчастном детстве и загубленной молодости. И вот прямо посредине этой увлекательной беседы на пороге весёлого «Треста» и возникла Марта.

Это всегда несколько неприятная ситуация, когда вы разговариваете о ком-то и эта персона вдруг вырисовывается из-за вашего плеча. Вы не знаете, как долго этот кто-то уже стоял за вашей спиной и что вы за это время успели про него наплести. Так и в этом случае разговор моментально прекратился и в вагончике повисло конфузливое молчание. Ведь добро бы чихвостили какую-нибудь разведёнку с третьей линии, а эта ведь ведунья, может она и через дверь слышать может.

«Тук-тук», - сказала Марта как можно доброжелательнее, - «я стучала в дверь, но меня наверное не услышали.»

«Не будете ли вы возражать, если я присоединюсь к вашей компании?» - и невинно взмахнув своими длинными ресницами, она поставила на стол принесённую мухоморовку в подарочной бутылке.

И опять же, была бы Марта рядовой поселянкой, каждый бы подумал - эка недолга, про кого не болтают, - и взялся бы разливать принесённый гостинец. Но окладистая, расчёсанная на пробор борода прорицательницы ввела доселе разговорчивых тётушек в абсолютный ступор. По разработанной Мартой накануне диспозиции, сейчас надо было бы ломать лёд коммуникации. «Поведенческая динамика в группах с устоявшейся иерархией», третий семестр. Для этого нужно сначала определить верховода и завоевать его расположение. За дальнейшее уже можно будет не беспокоиться. Марта скользнула взглядом по настороженным лицам: «Эта - мягкая, эта - глупая, эта - вздорная. Ага, вот эта - авторитет.»

Теля между делом пришла в себя и оправилась от конфуза. Она пригласила новую гостью присесть и предложила рюмочку своей знаменитой настойки. Марта придвинула свою табуреточку между «мягкой» и «глупой», напротив «шефини». Товарки живо раздвинулись.

«Какая у вас замечательная компания», - заворковала ворожея, поглядывая на «шефиню», - «все такие приятные дамы.»

Дамы переглянулись.

«А я вас знаю», - продолжила Марта, обратясь к даме напротив, - «вы - супруга бургомистра, не правда ли? Такая очаровательная пара!» - она слегка подалась плечами вперёд и понизила голос, - «и звёзды благоволят вам.»

В глазах бургомистерши вспыхнул огонёк интереса. Теля переглянулась с гадалкой и откупорила гостинец. Дело тронулось.

И вот тут глупая гусыня, всё время таращившаяся косяком на Марту, выдала, тыкая пальцем в бороду:

«Ну зимой-то понятно, даже греет. А летом-то, небось потно под ею. Прыщи не идут?»

Вся задуманная Мартой бескровная политика одним махом пошла псу под хвост. Горячая кровь поколений Иберейров разом ударила в голову над смиренной бородой.

«А что, супруг ваш платочки всегда парами покупает? Ну да, за пару дешевле выходит», - процедила Марта, с вызовом глянула на бургомистершу и презрительно присвистнула.

Женщины оторопело оглядели друг друга. То, что почтенная супруга народного избранника и её недалёкая, но смазливая подруга явились сегодня в одинаковых батиковых платочках, вызывало до сих пор только умиление. Вот ведь совпадение, ну прям как будто договорились. Теперь же, открытые роковой предсказательницей глаза увидели картину в истинном свете.

«Ах ты ж сучка...», - с расстановкой прошипела обманутая бургомистерша, наливаясь краской.

Завершения разборок Марта ожидать не стала. Прикрывая за собой разбухшую дверь она слышала рычание и визг, звон бьющейся посуды. Она взлохматила бороду и выдохнула «ййессс». Иберейры не прощают оскорблений.

«Почтенный», - начал Валентиныч, - «не знаю, как Вас величать, а что это за подземелье такое, я такого никогда в жизни раньше не видывал?»

Дед, как видно только и ожидавший вопроса, важно прокашлялся и ответил:

«Енто, милый мой, не простое подвалье какое, енто - Линия! А величать меня Мазой, а посколь я ужо в летах, то дедом Мазой. Я тута, на Линии, в начальниках!» - дед приосанился, крюком руки поправил на голове съехавшую на бок каску. - «А у людишек наших, звездопадчиков, я буду заместо «сенатора», так меня дирекция линейная величает, то бишь - самый старый дед. Всё на мне», - вздохнул Маза сокрушенно, но и с едва скрываемой гордостью. - «Ответственность!» - он важно задрал кверху свой крюк. - «Законы и обычаи блюсти - Маза, молодёжь на линейное рукомесло натаскивать - опять же, дед Маза! У меня на её, на Линию, чутьё специальное, особенное есть. У нас так говорят: «ты, - говорят, - не путай, где фаза, а где Маза», так то.»

«Дед Маза», - вклинился Валентиныч в рассказ словоохочего старика, - «а что это за Линия? Для чего она? И кто её построил?»

Маза напыжился ещё больше, сдвинул брови.

«Больно уж любопытный ты, сокол. А ты, случаем, не шпиён ли? О то ведь Линия-то - объект секретный, штратегический объект! Ты как сюда попал-то? Ах, да, предсказание, «из чрева пусты земли...» По доброму, надоть бы тебя в линейное управление сдать, да времени нету совсем, конец света на носу…», - дед развёл руками.

«Ну, слушай, теперича ты линейные секреты дале, чем на тот свет не унесёшь», - суровость на лице старика разгладилась, глазки потеплели. - «Ты, Волюшка, по выговору слышу - не местный. А грамоте разумеешь? Молодца, а я вот не шибко. Но вот в обчем картину себе так вот вырисовываю, так мне инжениёр обсказал. Землица наша, хош верь - хош не верь, за бугром не кончается. И за Пастапорожьем тоже нет. А тянется она далеко-далёко. И ежели, я к примеру, пойдёшь ты за бугор, потома-ка ищщо за другой бугор - там ужо и Ганзея будет. А как Ганзею пройдёшь, там други-каки земли лежат. А вот их пройдёшь, смотришь - опять твоя деревня, только другая околица. А всё почему? Потому, милый ты мой, что землица наша круглая, как пузырь. Вот оно как», - и Маза, очень довольный собой, выпятил бородёнку и пригладил её ладонью.

Фонарик свой он приладил сверху на каске и луч его мотался вместе с дедовой головой.

«К чему, ты думаешь, старый бес тебе эти байки рассказывает?» - Дед хихикнул. - «А к тому, соколик, что в ентом есть прынцып Линии! Есть на нашем земном пузыре два пупа. Сверху и снизу. А сквозь пупы енти прутик проткнутый. Ну ты скажешь - нельзя пузырь проткнуть, лопнет он. А ето я опять же только так, для примеру. Землицу нашу тоже не проткнёшь, чего там, кол не вобьёшь - мерзлота! Так вот крутится наша землица вокруг прутика и имя ему - ось земная. Да.»

Валентиныч мотал рычаг туда-сюда и терпеливо ждал, когда дед дойдёт до сути вопроса.

«Ну, а где крутится, там и трётся», - дед заговорщицки подмигнул. - «Ага, смекнул, вижу. Об небо она трётся, дурья твоя башка. Во, а от трения ентого мощь в небе копится. Великая, несметная мощь. Видал, как небо огнями играет? То-то. А то и громыхнёт, и молонья вдарит. Так вот, накумекали умные ганзейские люди, инжениёры называются, как мощь енту изловить и на пользу приспособить. Ну а Линия наша, она мощь изловленную в Ганзею доставляет. Страшная енто силушка, смертельная! Ты вот сидишь тута, а она вона - вкруг тебя течёть», - старик повёл руками, крюком указал на ряды стеллажей с покоящимися на них кабелями у них над головой.

«Ой-ёй, опеть пятка зачухалась», - Маза крюком потёр конец своей деревянной ноги. - «Как за енто дело подумаю, всегда чешется», - пояснил он. - «Молодой я тада был, глупый - вот и огрёб, зашкворчал, как выжарка на сковородке. А среди твоих людишек-то много зажарилось?» - обратился он к Валентинычу.

«Нет, все живы остались.»

В голове Валентиныча опять прокрутились страшные моменты: замах, вспышка, ледяная давящая неподвижность и крохотные глоточки воздуха, наполненного вонючим дымом. Он содрогнулся от этого воспоминания.

«Ишь как, повезло вам, робяты. А мне частенько отшкребать приходитца. Ране поменьше было. Копателей развелось, да и роют поглыбже. А нам, линейшикам, потом порядок наводи. А дирекция на енто средствов не выделяет!» - голос Мазы заблекотал раздражённо. - «Прикопай, говорят, Маза, как-нибудь. А нельзя «как-нибудь»! Я сёдни ночью на звёздном судилище за кажного «прикопанного» к ответу стоять буду!» - и он сердито двинул своим железным крюком по борту дрезины.