В тихой комнате рассудочного бреда
(небо кончилось эмалью потолочной)
выбираю участь Ганимеда
из других возможных одиночеств.
Льется осень наших не-свиданий:
мы уже, похоже, одичали,
пустоту прокуренную раня
сумасшедшим лезвием печали
и тенями гобеленовыми... Память
обнесенных пеплом асфоделей
сохранит - болезненную нами -
гипсовую мякоть сновидений...
Льется осень высланных эпистол
в не распахнутые окна аутлуков...
... сто двенадцать...двести восемьдесят... триста...
сколько их меж нами за разлуку
накопилось? Выдержанный тоник
просит джина √ терпящий ознобы,
я когда-нибудь умру в твоей ладони
даже слишком ангелоподобным,
и шепну, что мы уже простились,
души не колеблются от боли...
...в тихой комнате готического стиля √
скоро вечер: двадцать два ноль ноль и
липкость сумерек войдет сюда прилежно
близорукой вечностью недлинной,
и мою простуженную нежность
перебьет фальшивой мандолиной...
Алматы , август 2002

Браво!
Давно тебя не видела, как твоя пьеса?