Как человек, живший (родившийся) на Северном Кавказе, конкретно в селе, часть жителей которого составляли чеченцы, а также, прочитавший некоторое количество книг на эту тему, думаю: что конкретно с Чечней все проще, никакого терроризма (в классическом смысле) здесь изначально нет, точнее не было, а есть элементарная анархия общественного устройства самих чеченцев и особенности их национального характера. Эта ситуация существует с момента завоевания их Россией, т.е. конца XVIII века, даже Сталин и Советская власть, только отчасти ее приглушили. При этом она распространяется на взаимоотношения не только русских и чеченцев, но и чеченцев и других их соседей (кроме родственных им ингушей). Поэтому я бы не стал искать корни чеченской проблематики в современном терроризме. Потом, с развитием чеченского конфликта, безусловно, его участники, соседи, другие заинтересованные стороны стали подтягивать к нему соответствующую идеологию и технологию, т.к. идеология элементарного грабежа соседей родовыми кланами, их желание жить так, как им хочется, ни перед кем, не держать ответа и собирать дань со всех, кто позволять не может конвертироваться в ╚зеленый дождь╩ напрямую, то одевается она в необходимые одежды. А без этого в чеченцах не больше террористических устремлений, чем в дагестанцах, крымских татарах или ком-то еще. В принципе, набеги крымских татар на Россию в XVII веке также прикрывались исламскими лозунгами и словами о необходимости освободить единоверцев от ╚гяуров╩, принципиально это ничем от рейдов Ш. Басаева не отличалось. Важная особенность (которую не учитывают большинство аналитиков), отличающая ситуацию в России от Израильской, Американской, даже Корсиканской и Баскской состоит в том, что у нас чеченцы имеют гораздо больше прав, чем, собственно, русский этнос (и имели до начала их анархической революции). Реально - мало какие аборигенные меньшинства Европы (если отвлечься от материального благосостояния) имели столько прав, государственных субсидий, социальных возможностей, чем наши инородцы. Но, благодаря нашему же разгильдяйству и отсутствию государственной дисциплины, они просто хотели все больше и больше. (Объективно говоря, стремление к свободе носит иррациональный характер, и м.б., ограничено только столь же иррациональной угрозой гос. машины).