Что с нами происходит?
Ещё раз пересмотрел. Там на самом деле один настоящий друг.
Я сейчас обьясню как у нас во дворе понимали дружбу. и чем это понимание отличается от западного.
Если ты видишь, что друг с кем то дерётся, то ты не выясняешь кто из них прав, а не раздумаваая выламываешь штакетину, или берешь первый попавшийся дрын и вламываешь по хребту. И для лиьералов и американцев главное - законностт. Поэтому у них и дружба настоящая редко встречается
Очередь 3 человека почта России. Я стою третий. Передо мной мужчина и
пожилая женщина. Кстати мне 50 поэтому пожилая это реально.
Заходит в помещение дамочка и прямо проходит к прилавку нас всех далеко и
глубоко игнорирую. Ждет минуту и начинает визжать что мол никому нет
дела, что она ждет. Уже минуту!!!
Выходит на крик моя знакомая попутно начальник почты. Та на нее - мне посылку получить. Знакомая
молча смотрит на нас. Берет квитанцию. Уходит приносит бандерольку.
Называет громко фамилию ФИО и адрес на бандерольке - дамочка победно нас
оглядывает вот мол да это моя я щас, а вы тут лохи.
И спокойно закидывает бандерольку в кучу таких же в углу. И уходит.
ДАмочка охреневает с открытым ртом, а бабушка передо мной молча
начинает аплодировать. К ней присоединяются все. Респект начальнику.
Надо учить хамов...
Я где то читал, что хамство - исключительно российский феномен. В Америке вас могут ограбить, даде убить, но никогда не нахамят.
Шукшина всегда возмущало хамство. В одном рассказе он изобразил то, что произошло с ним на самом деле. Хам вахтёр не пустил в больницу к Шукшину его мать. Не просто не пустил, но вёл себя при этом по хамски. В результате герой рассказа, уязвлённый хамством покинул больницу с риском для своего здоровья( язва). Шукшин и умер от язвы. А причиной язвы могли быть хамы, с которыми Шукшину приходилось сталкиваться. Хамы - это язва на теое России.
Интересно, а в Украинской ССР существовало хамство?
Я где то читал, что хамство - исключительно российский феномен.
Отрывок из книги :
– Вот видишь, – сказал Бахарев. – Значит, пора все это кончать.
– Да нельзя это кончить, как ты не понимаешь! Война не кончается договором. Люди должны пойти по домам с чем-то внятным… Иначе они дома разнесут, жен побьют…
– Ничего, ничего. Будет нацпроект «Демобилизация». – Этот нацпроект Бахарев придумал только что, но сообразил, что наверху оценят. – И нацпроект «Граница». Главное – прочертить границы. С территориальных начнутся идеологические. В конце концов, сам понимаешь – куда нам столько земли…
– А жителей той части, которую отдадим, – кто-нибудь спросил, хотят ли они жить под ЖДами? – поинтересовался Громов.
– Ну, эвакуируем… Как тогда…
– А куда денем? Тоже как тогда, когда беженцам некуда было ткнуться?
– Найдем, найдем. В конце концов, Москва строится. Будет нацпроект «Жилье». – Бахарев сам усмехнулся очередному нацпроекту.
– Никогда это не кончится, Слава, – сказал Громов. – Так там и передай, если тебя слушают. И насчет отпусков тоже намекни, ладно?
Он встал, попрощался и выбрался из «Веника» на теплый влажный воздух. Дождь перестал, висел легкий туманец. Из бесчисленных арбатских заведений доносился шансон, почти неотличимый от блатского.
Почему я его не убил, подумал Громов, почему не убил сейчас? Ведь это несложно. Он рыхлый, толстый. Я мог бы крикнуть: ах, гадина, ты играешь в свои игры, пишешь свои пьесы, а у меня в роте в первый год поубивало двадцать лучших людей! И это только у меня, а сколько всего было! А у ЖД сколько?! Но я его не убил, потому что это ведь не он убил. Он такая же пешка в этой игре и так же играет свою роль до конца. Просто я выбрал солдатскую, но разве я поэтому лучше? Я никогда не согласился бы играть идеолога – но я пошел на бойню и убивал… Не он начал войну, и если теперь хочет замириться – пускай. Просто мне больше нечего будет делать. Прав был Волохов: Одиссей без Итаки.
– Если армию распустят, пойду в монастырь, – вслух сказал Громов. – Николай примет.
Глубоко вдохнул и пешком отправился в сторону Бородинского моста.
Он медленно шел по теплой ночной Москве. Господи, есть ли что-нибудь на свете грустнее московской ночи? Мы забыли смысл слова «грустный». Мы называем грустным и грозное, и страшное. Что-то случилось с нашим языком, мы забыли язык, на котором говорили, и выдумали другой, умудрялись даже писать на нем стихи, отлично понимая, что этим искусственным наречием выразить ничего нельзя… Где-то есть настоящие слова, слова, которыми говорят в Дегунине. Грустно – одно из таких слов. Оно не означает ничего грубого, ничего страшного. Это светлое, невыносимо острое чувство. Это чувство, что все уже было и ничего больше не будет; что это итог всякой жизни; что никому ничего не нужно. В переулках, где мы отлюбили, тишины стало больше и мглы. Постояли, пожили, побыли, разошлись за прямые углы. Сколько же лет он не вспоминал эту песню? И почему вспомнил ее теперь?
Надо было позвонить родителям. Домой не хотелось, хотелось бродить. Он набрал на мобильнике домашний номер.
– Я в центре.
– Осторожненько, – сказала мать. – Ты не забыл, что комендантский час? Патрули кругом.
– Да я ни одного патруля еще не видел.
– Это сейчас, а с полуночи уже нельзя.
– Я у Лузгина заночую, – соврал он.
– Ну хорошо. Утром приходи сразу. Осторожненько, – повторила мать.
Комендантский час, выругался Громов. Тоже мне. Человек приехал с фронта и не может погулять по ночной Москве. Плевал я на ваш комендантский час. Он спрятал мобильный и отправился по городу пешком.
Странно, что мысль о подложности этой войны не явилась ему раньше. Большой мальчик, мог бы и догадаться. Волохов предупреждал, что война договорная, – он все счел пьяным бредом. Родители еще в первый год писали ему, что кавказцы постепенно возвращаются. Беспощадно выселенные в первый год, после нескольких серьезных побоищ со скинхедами, они отъехали подозрительно недалеко и уже полгода спустя окопались в Подмосковье, а потом стали заезжать на московские рынки, и никто их уже не бил – все выдохлось. Москва страшно опухла, болезненно разрослась – окрестные колхозы выселили, застроили элитным жильем, Подмосковье начиналось теперь аж в Серпухове, но зато уж за ним тянулись пустьшные, безлюдные земли – в них-то и росли кавказские и цыганские поселки, своеобразный кавказский пояс вокруг города. На Кавказе, понятное дело, продолжались приграничные стычки, – но ведь Кавказ давно жил сам по себе, тамошние дела уже лет семь никого в Москве не волновали. Идея отдать ЖДам весь юг была по-своему иезуитской – кавказцы ЖДов не жаловали, а район был приграничный, трудный, наполовину заселенный дагестанцами; конечно, их решили стравить… Возьмут ли еще ЖДы эту территорию? А с другой стороны, что им останется? Каганата-то давно нет…
Громов шел по Москве, прежней и все же не прежней, замечая, что все перемены фатально вели к одному: то, от чего только что брезгливо отмахивались, после нескольких лет распрей и разрухи начинало казаться небесной манной; так рабочие, сбросив самодержавный гнет, через десять послереволюционных лет радовались и половине тех послаблений и привилегий, которыми когда-то брезговали. Так убожество позднего социализма вскоре стало казаться пределом мечтаний, образцом социального государства, могучей империей с верными сателлитами. Всякая русская реформа возвращалась к статусу-кво, ухудшенному еще на несколько порядков; вот, стало быть, и мы после решительной схватки с ЖДами получим то же самое, только хуже. И я посильно поучаствовал, спасибо большое. Нет, тут была не обида – Громов отлично понимал, что следование долгу и при этом раскладе оставалось лучшей участью; какая разница, к чему все пришло? Важен не результат – он во все времена одинаков, – а честность перед собой: я выбрал единственный вариант судьбы, при котором такая честность достижима.
Послышался нарастающий гул. Громов оглянулся. Он шел по ночному Ленинскому проспекту – здесь никогда не бывало летом так пустынно; сейчас, вот уже минут десять, ему не встречалось ни одной машины, что за черт! Теперь мчалась целая кавалькада – на страшной скорости мимо него пронеслось несколько десятков иномарок; он еще успел застать начало этих гонок – главного развлечения московской молодой элиты. На фронтах никого из них сроду не видали, зато на ночных московских магистралях они готовы были рисковать сколько угодно. Громов подумал, что охотно передушил бы их – и что, если солдатики по возвращении с подложной войны обратят оружие против власти, он к ним примкнет не без удовольствия. Беда, однако, в том, что они либо не обратят – либо, обратив и добившись своего, выстроят мир хуже и жальче нынешнего, и это будет новым наглядным подтверждением вечного здешнего закона. Что это будет за мир? Стариков выселят в поле, а новая элита, из бывших воинов, устроит в центре гонки уже на танках – после войны им понадобятся ощущения поострей…
В переулках, где мы отлюбили… Нет, сейчас все-таки еще не настоящая грусть. Совсем горько тут станет, когда начнет скрестись по асфальту сухая листва, побегут пятилапые кленовые листья, корябая истрескавшийся тротуар, словно пытаясь удержаться. Странно, он редко бывал счастлив в любви и еще меньше счастья приносил тем, кто любил его, – а вспоминает обо всем этом как о лучших временах: неужели и здесь исполнилась общая закономерность и нынешняя его жизнь хуже прежней?
Про дружбу много афоризмов и поговорок существуеь. Например : Если друг ты мне тоглаПоцелуй меня сюда ( при этом место для прцелуя трактуется произвольно
Как Вам нравится такое подходящее сюжетное описание дружбы ?
К дверям Сбербанка Громов подошел за десять минут до конца обеда, но выяснилось, что перед его началом старики успели записать свои номера и тут же восстановили искусственно прерванную очередь; Громов был теперь пятнадцатым. Все стояли за пенсией, у всех пахло изо рта, и у каждого в горле что-то булькало. Каждый, подходя к окошечку, униженно здоровался, после чего заявлял, что он инвалид второй группы. Далее извлекался ворох обтерханных справок. Девушки в Сбербанке высохли прежде времени, ибо выслушивали эти разговоры ежедневно, с перерывом на чай с булкой или китайскую лапшу, и от едкой, с поддельными специями лапши сохли дополнительно. Вот что Громов охранял, вот за что воевал.
Он отстоял очередь в Сбербанк, вернулся в ЖЭК, отстоял очередь за справкой, узнал все о состоянии здоровья пяти старух, томившихся в приемной под неизменным антиалкогольным плакатиком, и к семи вечера подошла его очередь регистрироваться. Без пяти семь пыльный милиционер закрыл паспортный стол.
– Извините, – сказал Громов, – я в отпуске, может быть, можно…
– Послезавтра, – сказал мент.
– Почему не завтра? – опешил Громов.
– Что значит – почему? – сухо спросил мент. – Существует известный распорядок.
– Но мне надо в комендатуру…
– Что значит – в комендатуру? – спросил мент. – Всем надо в комендатуру. Надо было вовремя приходить, и вы бы имели успеть. Но как вы пришли, так вы и имеете. Не задерживайте, не загораживайте.
– Слушай, служивый, – сказал Громов. – Я офицер, у меня тоже служба…
– Что значит – тоже служба? – спросил мент. – Если вы будете тут разглагольствовать, если имеете тут загораживать, то мы можем поговорить иначе, и тогда выяснится, какая служба.
Громов повернулся и вышел. Он все уже понял и, если честно, втайне догадывался о том, что не зарегистрируется сегодня. Страна превратилась в обитель самоуничтожающейся молодежи и непрерывно, как дворовая карусель, скрипящих по кругу стариков. Громов понял, что тоже стоит в очереди на эту участь. Идти домой пешком ему было невыносимо. Он сел в троллейбус. От паспортного стола до дома было три остановки.
Троллейбус ехал медленно, тоже скрипя и дребезжа. Тут все делалось медленно, ме-е-едленно, ибо медлительность есть власть, а тут было сразу много властей: власть времени, власть распада, просто власть, а человек, существо быстрое, ничего тут не мог и не значил. Человеку тут ничего было нельзя в силу этических, физических, юридических, биологических и климатических причин, и каждый имел девяносто девять оснований ничего не делать, а тот, кто делал, был всегда и во всем виноват. Тесно мне, тесно мне. Мне душно, мне медленно. Так медленно идет жизнь, а когда проходит, оказывается, что все произошло очень быстро. Я вхожу в эту жизнь, как в воду, я чувствую, как она тормозит, расхолаживает, поглощает меня. Пожалуй, мне надо поскорей убираться отсюда. Пассажиров было мало. Молодой человек, то есть подросток, или там отрок, короче, существо лет восемнадцати, для которого в русском языке не было подходящего слова, не юношей же называть грязного, прыщавого типа в косухе, орал на толстую накрашенную деваху и платье с голубыми и розовыми разводами. Деваха оглушительно рыдала. Она хватала отрока за косуху. Еще бывает слово «парень». Я люблю, когда мой парень сзади. Мой парень требует, чтобы я себе брила. Подскажите, дорогая редакция, не опасно ли это. Ее парень отпихивал ее, упираясь в толстые сиськи, она рыдала и умоляла. Он орал «Отвяжись, сука!» и наконец вмазал ей по толстой морде. Публика наблюдала без особенного интереса, в сериалах она видала и не такое.
Тут в Громове наконец распрямилась пружина, сжимавшаяся весь день, а может, и все эти два года, а может, и всю жизнь. Он вскочил с изрезанного кожаного сиденья, одним прыжком достиг парня и принялся мутузить его так, что в первые секунды сквозь красный туман перед глазами и красный шум в ушах ничего не воспринимал. Ему казалось, что парень визжит толстым женским голосом. Это злило Громова дополнительно. Он бил его так и еще вот так, до хруста, повалил, уселся сверху, заломил руку и бил теперь лицом об пол. Каким-то образом парень, лежа на полу с заломленной рукой, ухитрялся хватать Громова за волосы и за уши, царапать ему щеки и звать на помощь. Вскоре до Громова дошло, что его оттаскивает девка.
– Убил! – орала она. – Петю убил! Сука, тварь, он убил Петю! Милицию зовите! Ой, зовите милицию!
Громов перестал бить юношу и переключил внимание на юницу. Он тупо смотрел на нее, не понимая. Потом до него дошло. Он понял, что девушка горячо вступается за любимого.
– Он же тебя бил, – пробормотал Громов.
– Кто бил? Он бил?! Кто видел, что бил?! Ты сам, сука, ты первый, сука…
Троллейбус остановился. Громов вышел. На остановке было пусто. Последнее, что он видел в окне троллейбуса, был неуверенно поднимающий голову отрок – и отроковица, влюбленно хлопочущая над ним.
Устроивший стрельбу в чешской больнице покончил с собой
https://ria.ru/20191210/1562205872.html
Сергей Михеев был прав. Теперь мы убиваем друг друга, а потом сами убиваемся!
У христиан начинается полное сумасшествие!
Я не могу точно знать почему он устроил стрельбу, но в русле темы ветки, могу предположить, что этот человек, хотел прежде высказаться, а его не услышали и он начал стрелять.
Я это говорю потому, что это чувство отчаяния, кргда тебя не то, чтобы не понимают, а не хотят услышать мне знакомо.
И у меня были срывы по такому поводу именно на этой ветке, когда я начинал бесноваться, хамить, моя речь перестала быть связной и если бы у меня в тот момент было оружие, то я начал бы палить. Только по кому? Скорее всего по своему планшету, с помощью которого я пубдикуюсь.
А я тогда находился в России, в Омске и ощущение, что за мной стоит ядерная держава, придавало мне решительности.
Я веть на протяжении всей ветки хочу выяснить что же с нами происходит? И уверен, что ответ на этот вопрос был бы полезен многим.
Но я столкнулся с большой проблемой. Люди очевидно боятся заглянуть в себя.
Если всё написанное является определением дружбы, то такое определение никуда не годлдится хотя бы потому, что слишком длинное.
Почему я люблю математику, потому что в ней возмржны точные определения. Хотя и в математике - чем проще понятие, тем сложнее его определить.
Например точка- казалось бы куда проще, но математическое определение " точка - это то, что не имеет размеров" не совсем меня устраивает.
У меня был приятель, который стал большим боссом в Нью Йорке, и у него была своя манераа определять понятия.
Например, если бы его спросили : что такое дружба? , он бы сказал: " Дружьа - это то же самое, что и недружба, только наоборот
" точка - это то, что не имеет размеров" не совсем меня устраивает.И чем же Вас не устраивает понятие точка? Кстати, Вы забыли указать, что у точки есть координаты, именно для этого она и определена. Сможете точно, по математическии, объяснить? Вы, как математик из педа, должны знать, что точка - это базовое понятие. И, давая новое определение базовому понятию, Вы можете изменить всю геометрию, построенную на этом понятии. Как, блЯснете познаниями или просто так трепанули про математику?
Я вижу Вы хорошо подготовлены насчёт точки. В физике ещё есть понятие - материальная точка - идеальное понятие, потому, что реально такую матепиальную точку не встретишь. Недавно один из моих собеседников в ДК после моего приглашения отправится совместно не рыбалку, заявил, что с таким ничтожеством как я, он бы никогда не стал заниматься рыбной ловлей. Возможно я в его представлении - материальная точка, так как моими размерами и значимостью он пренебрегает.
Вспосмнил по этому поводу анекдот. Один крупный, дородный мужчина пришёл к московскому портному со своим материалом, чтобы тот сшил ему костюм. Но портной сказал, что сшить невозможно, так как материала мало, а клмент крупный
Затем этот же человек , приехав в Одессу обратился с такой же просьбой к местному портному. К его удивлению портной согласился и уостюм сшил.
- Как же так? А в Москве мне говорили, - У вас такая крупная фигура...
- Это Вы в Москве - фигура, а у нас ...тьфу!!! Кстати заберите ещё и жилет. -Эй Семён! принеси этому поцу жилет
Да в математике существуют базовые понятия, а твкже аксиомы, - то есть то что принимается без доказательно. Но в этой бездоказательности и слабость. Именно замена одной аксиомы евклидовой геометрии на другую Лобачевским, привело к созданию другой геометрии - неевклидовой
То есть с точки зрения математики, если из данных аксиом можно построить непротиворечивую теорию, то она имеет право на существование. А так как математика отражает структуру нашего мира, то мы можем иметь разные Вселенные.
Когда думаешь о таких идеальных понятиях как точка, а потом возвращаешься в мыслях о людях, понимаешь насколько люди далеки от идеала.
В отношении людей хочется большей определнности. Хочется иметь точные координаты всех их точек. Хочется видеть людей, которые, не скрывали бы свою сущность, как это происходит на данном форуме, а раскрывали её. Ведь как раз для того, чтобы раскрыть во всей полноте свою сущность человек и рождается..
И я по сути этим здесь и занимаюсь, так как самому мне разобраться в себе сложнее.
Но именно моя открытость и раздражает многих. Людей раздражает то, что они не могут себе позволить. Они скорее всего думают о себе словами из песни:
Я могла бы побежать за поворот
Я могла бы побежать за поворот
Я могла бы побежать за поворо-от
Я могла бы, только гордость не даёт.
На самом деле у них это не гордость, а гордыня, которая не позволяет им откровенничать,. Скрытность позволяет им казаться значительнее, крупнее. Хотя на самом деле возможно , что они ... тьфу!
Проблема точки как раз в отсутствие размеров. Тогда непонятен переход хотя бы к линии, которая имеет размер и на ней можно указать любую точку. Но из чего состоит линия? Ведь нельзя сказать, что линия состоит из точек, пусть даже из бесконечного их числа. То , что имеет размер, не может состоять из того, что не имеет размеров. Сколько нули не складывай, в результате получишь нуль.
Но это в арифметике. А если складывать бесконечное количество раз бесконечно малые величины, то ещё не известнр что получишь. Тут ещё баьушка надвое сказала.
Если достаточно глубоко рассуждать, то и двидение невозможно, так как движение - перемещение из одной точки в другую, но что находится между этими точками? Тоже точки? Но так как точка не оьладает размерами, то и расстояния не существует, значит и о перемещении не модет идти речь.
Пушкин тоже думал над этой проблемой, но решил её по своему. Поэтически:
- Движенья нет- сказал один мудрец.
Другой смолчал и стал пред ним ходитт
Да Вы правы, я намеренно подставился. Ведь если бы я не подставился, Вы не смогли бы обнаружить свои на самом деле правильное понимание точки. И я бы не знал бы о Вас главное.
Однако подставившись, я не солгал ( меня иногда оьвиняют во лжи) , а только показал как я бумал в школьном возрасте ( кажется 4 ый или 5 ый класс) когда мы начали изучать точк
Но точно таким же образом я выбрал роль наивного человека, эдакого доктора Ватсона. Ведь без Ватсона Шерлок Холмс не мог бы так раскрыться. И мне странно, что в ДК есть такие неглупые люди, которые и про точку понимают и про закон сохранения заряда в замкнутой системе, а о ветить на мучающий меня и важный вопрос, а именно - почему мы при одинаковой доступности информации, мы предпочитаем верить Ганапольскому, а не Соловьёву и наоборот?
Ведь здесь любой спор заканчивается некорректно. А именно : " ты насоушался Солрвьёваа"
Вы модете представить двух сопящихся математиков, один из которых кричит: " Ты наслушался Евклида." А другой: " А ты наслушался Лобачевского!
Да, гордость и гордыня - это в какой-то степени базовые понятия. Ну, например, я хочу помочь своему соседу доехать до больницы (он старенький, да ещё рука болит). Я всячески демонстрирую ему свои автомобильные возможности - не реагирует, я уже по мобиле около него выясняю номер машины - ноль внимания. Вот ведь гордец какой! А мог бы и попроситься, не облез бы небось. Да и гешефт с него за это можно было бы получить (вино из садовых яблок у него вкусное).
Да, гордость и гордыня - это в какой-то степени базовые понятия.
Изначально ошибка. Гордыня это больше грех и гордость и гордыня разные понятия.
Ну, например, я хочу помочь своему соседу доехать до больницы (он старенький, да ещё рука болит). Я всячески демонстрирую ему свои автомобильные возможности - не реагирует, я уже по мобиле около него выясняю номер машины - ноль внимания. Вот ведь гордец какой! А мог бы и попроситься, не облез бы небось
Это пример гордыни.
Да и гешефт с него за это можно было бы получить (вино из садовых яблок у него вкусное).
Делая добро,не жди ответа иначе это уже не добро.
Делая добро,не жди ответа иначе это уже не добро.
Вы абсолютно правы, но и самое интересное, что настоящее удовольствие получаешь, когда делаешь анонимное добро. Вообще то хорошее, что ты знаешь сам о себе следует держать про себя, иначе найдётся немало охотников доказать обратное.
Далеко ходить не нужно. Попробуйте на этом форуме сказать, ч то Вы ... да что угодно- хорошо вышиваете крестиком, тут же на вас набросится свора непонятных людей, которые , даже не представившись Вам, начнут доказывать, что Вы вообще неспособны к рукоделию, у уж вышивание крестиком - худшее, что у Вас получается.
Зная это, я поместил здесь свою фотографию с гитарой. На самом деле основной род моей деятельности ( не скажу какой деятельностью) ,иной, а гитара служит своеобразным громоотводом. Так как наличие гитары даёт возможность именно в неё метать молнии.тем, кто испытывает от этого занятия своеобразное удовольствие.