По просьбам трудящихся🤣🙈🙋‍♀️

Дина Рубина:

"На панели" или Воспоминания известной писательницы об одном из эпизодов в ее жизни...

____

В молодости, по причине крайней бедности и некоторых изнуряющих обстоятельств, мне пришлось пойти на панель.

Собственно, это была литературная панель, но особой разницы я тут не вижу. В кругу литераторов этот заработок называется "литрабством", и ни один знакомый мне литератор не избежал этой страшной участи.

Необходимо отметить немаловажное обстоятельство: дело происходило в советском Узбекистане, в период наивысшего расцвета "национальной по форме"...

На узбекскую литературу работали три-четыре человека. Эти семижильные рабочие лошади обслуживали легион литературных аксакалов.

Изрядную часть узбекской прозы писала, извините, я.

На одном из литературных семинаров ко мне подвалил зыбкой походкой подвыпивший классик, и в порыве откровенности пожаловался, что переводчики не доносят его стихов до читателей.

Плохо переводят, сволочи. Поэтому он сам написал стих. По-русски.

- Читай! - предложила я заинтересованно.

Классик сфокусировал взгляд и профессионально выпевая строчки, разрубая рукою в воздухе размер, продекламировал:

Ти - любов моя, ти - свет моя!

Я хочу с тобой бит, я хочу с тобой жит!

Речах несмелая, ласках умелая,

Походка нешумная…умная-умная!

Я хочу с тобой бит, я хочу с тобой жит.

Ти -любов моя, ти - свет моя…

- Замечательно! - похвалила я. - Публикуй.

Но классик, видимо, почуял недоброе в моей усмехающейся физиономии.

- Нет, Динкя-хон! - он схватил меня за рукав. - Ти правда скажи, ти чесна скажи: недостаткя есть?

- Есть один недостаток, - сказала я честно: - По-русски "в ласках умелая» называется "б…ь".

- Какой сложни русски язык! - схватился он за голову.

Эта невинная шалость не прошла для меня даром. Через несколько дней меня вызвал к себе секретарь Союза писателей, выдающийся классик узбекской литературы, хотя и неграмотный человек. Когда-то в далекой молодости он выпасал скот на пастбищах в горах Чимгана и недурно играл на рубабе, даже получил приз на районном конкурсе народных дарований. Собственно, с этого конкурса все и началось, а закончилось шестнадцатитомным собранием сочинений в тисненом золотом переплете.

В кабинете секретаря союза сидел также мой давешний классик. На столе лежала пухлая папка, при виде которой я насторожилась.

- Ми силедим за тивой творчества, - начал бывший пастух с улыбкой визиря. - Решений ест: поручений тебе дат. Балшой роман ест, видающийся.

Мне страшно не хотелось приниматься за строительство очередной египетской пирамиды.

- Большой рахмат, Сагдулла-ака, - сказала я. - Большой, большой рахмат… Очень горда таким важным поручением… Хотя, совсем болею, вот…Печень… почки… Легкие… Желудок…

- Путевкя санаторий дадим! - перебил меня секретарь союза. - Бери рукопис. Лечис, перводи.

- Желчный пузырь, - пробовала сопротивляться я, - прямая кишка, предстательная же…

- Э! Лючши санаторий поедешь! - поморщился секретарь союза. - Дыва месяс - должен перевести… Вот Абидулла тебя вибрал, хароший характеристик имеешь, зачем много говоришь, а?..

Абидулла, трезвый на сей раз, курил дорогие импортные сигареты и важно кивал. Он приходился зятем секретарю союза.

- К сожалению, Сагдулла-ака…

- Э, слюшай! - улыбка доброго визиря спала с лица секретаря союза. - Ти - пирозаик, да? Кинига свой хочеш издават, да? Союз писателей туда-сюда поступат, литфонд-митфонд член имет, а? Зачем отношений портиш? Болшой советский литература надо вместы делат!

Он сделал отсылающий жест кистью руки, подобно тому, как восточный владыка дает знак телохранителям уволочь жертву. Абидулла подскочил, вложил папку в мои слабеющие руки и поволок меня из кабинета, на ходу приговаривая:

- Динкя-хон, ти старасса, красива пиши. Я за эта роман государственный премий получу в област литература!

Он впихнул меня в такси, сунул водителю трешку и помахал рукой:

- Денги мал-мал получишь, Союз писателей принимат буду, благодарныст буду делат. Пиши!

Тут же, в такси, развязав тесемочки папки, я пробежала глазами первую страницу подстрочника: "Солнце взошло на лазурный небо, Зулфия встал в огороде редиска копать, его девичье сердце трепещет от любви…".

Я читала и постепенно успокаивалась. Все это было привычным и нестрашным, переводилось с закрытыми глазами и левой ногою. То есть предыдущий абзац в моем окончательном переводе выглядел бы примерно так: "Едва солнце тронуло рассветную гладь неба, Зульфия открыла глаза с тревожно бьющимся сердцем - сегодня решалась ее судьба…". - ну и прочая бодяга на протяжении четырехсот страниц.

"Да ладно, - подумала я, - в конце концов, подзаработаю. Ну, Зульфия, ну,

копает редиску! Да черт с ней, пусть копает на государственную премию, мир от этого не перевернется!".

Я листнула подстрочник дальше страниц на тридцать и насторожилась - у колхозной героини Зульфии появилась откуда-то русская шаль с кистями и вышитые туфельки, хотя по социальному статусу и погодным условиям ей полагалось шастать в калошах на босу ногу. Заподозрив нехорошее, я стала листать подряд, и - волосы зашевелились на моей голове: посреди нормального подстрочечного бреда перед моими глазами поплыли вдруг целые страницы прекрасной русской прозы, мучительно знакомой по стилю!

Дома я немедленно позвонила приятелю-филологу, человеку образованному, умному и циничному, и в смятении скороговоркой выложила ситуацию.

Он помолчал, похмыкал.

- Как ты думаешь, по стилю что это?

- Середина девятнадцатого. Может, Погорельский может, Лермонтов.

- Прочти-ка пару абзацев!

Я прочла то место, где колхозная героиня Зульфия на страстном свидании за гумном изъяснялась герою на пленительном литературном языке.

- Стоп, все ясно! - сказал мой образованный приятель-филолог. - Это Лермонтов, "Вадим", неоконченная проза. Твой Абидулла драл с него целыми страницами, как сукин сын… - он тяжело вздохнул и проговорил: - Ну, что ж…так нам и надо. Будешь переводить.

- Я?! Переводить?! Да что ты несешь! Да я устрою ему грандиозный литературный скандал, его вышвырнут из Союза писателей!

Мой приятель сказал жалеючи:

- Дура, вышвырнут - причем отовсюду - тебя. Тебя, понимаешь? Из квартиры, из поликлиники, из химчистки, из общества Красного Креста и защиты животных… из жизни!.. Убогая, ты не представляешь, с кем имеешь дело…

- Как же мне быть? - упавшим голосом спросила я.

- Переводить.

- Кого?! Лермонтова?!

- Его, родимого.

- Ты с ума сошел… С какого на какой?

- С русского на советский, - жестко проговорил мой умный приятель и повесил трубку.

Горе объяло мою душу. Дней пять я не могла приняться за дело, все крутилась вокруг проклятой стопки листов. Наконец, задушив в себе брезгливость и чувство человеческого достоинства, принялась за это грязное дело.

Немыслимые трудности встали на моем пути. В сюжете романа следовало объединить восстание крестьян против зверя-помещика, под предводительством бывшего Вадима, а ныне возлюбленного Зульфии, Ахмеда, и колхозное собрание, где Зульфию премировали телевизором как лучшего бригадира овощеводческой бригады.

К тому же дура Зульфия называла Ахмеда "сударь мой", крестила его к месту и не к месту и, как истинно правоверная мусульманка, восклицала то и дело: "Господи Иисусе!", а на другой странице кричала посреди дивной лермонтовской прозы: "Вай-дод! Он приподнял край чадры и увидел мое лицо!".

Днем я, как зловещий хирург, закатав рукава, проделывала над недоношенной Зульфией ряд тончайших пластических операций, а ночью… ночью меня навещал неумолимый Михаил Юрьевич и тяжело смотрел в мою озябшую душонку печальными черными глазами.

Наконец я поставила точку. Честь Зульфии была спасена, зато моя тихо подвывала, как ошпаренная кошка.

Мой приятель-филолог прочел этот бесстыдный опус, похмыкал и посоветовал:

- Закончи фразой "занималась заря!".

- Пошел к черту!

- Почему? - удивился он. - Так даже интересней. Все равно ведь получишь за этот роман государственную премию.

Он посмотрел на меня внимательно, и, вероятно, мой несчастный вид разжалобил его по-настоящему.

- Слушай, - сказал он, - не бери денег за эту срамоту. Тебе сразу полегчает. И вообще - смойся куда-нибудь месяца на два. Отдохни. Готов одолжить пару сотен. Отдашь, когда сможешь.

Это был хороший совет хорошего друга. Я так и сделала. Рукопись романа послала в Союз писателей ценной бандеролью, и уже через три дня мы с сыном шлепали босиком по песчаному берегу Иссык-Куля, красивейшего из озер в мире.

А вскоре начался тот самый Большой "перевертуц", который в стране еще называли "перестройкой", в результате которого все выдающиеся аксакалы из одного узбекского клана вынуждены были уступить места аксакалам из другого влиятельного клана. Так что наш с Лермонтовым роман не успел получить государственную премию и даже, к моему огромному облегчению, не успел выйти в свет.

Какая там премия, когда выяснилось, что бывший секретарь Союза писателей, выдающийся классик узбекской литературы и тесть моего Абидуллы, многие годы возглавлял крупнейшую скотоводческую мафию, перегонявшую баранов в Китай. То есть до известной степени не порвал со своей первой профессией.

Но это совсем, совсем уже другая история. Будет время - расскажу...

Дина Рубина.

Долго слушаю дождь...

Лишь одно меня греет сегодня –

Неуверенный дождь, как мальчонка в дому неродном…

Всё известно давно, всё привычно чужое под кровлей

Проржавевших небес, где пытает нас осень дождём.

Вот и дождь осмелел,

Словно воду, всем тем, кто так жаждал,

Сам Господь, в решете,

К миллионам запекшихся уст

Снова тщился подать,

Но давно уж от райского сада,

Несгоревший когда-то, остался обугленный куст.

Как тебя напоить, оскудевшее племя людское!

Сколько вас, бесприютных, надежде захлопнувших дверь!

Не смогу изъяснить…

Но я знаю, что это такое –

Всё пройдёт! Всё сгорит!..

Но не в это, не в это поверь!

Долго слушаю дождь...

Лишь одно меня греет сегодня –

Неуверенный дождь, как мальчонка в дому неродном…

Всё известно давно, всё привычно чужое под кровлей

Проржавевших небес, где Господь осеняет дождём.

Игорь Кохнев

Осенняя прозрачная вода.

Всё отстоится осенью холодной...

И озеро алмазной, путеводной,

Живой звездою вспомнится тогда.

В предзимье звонком, где привычен спуск

К Аиду мрачному, в душевном подземелье,

Почудится воды озёрной вкус

И блеск волны, и глаз любимых зелье,

И омутов былых немая гладь,

И лягушатник с детскою тарзанкой,

И юной дури боль и благодать –

Всё сердцу явится живой приманкой.

Как хороши бывают холода!

Всё отстоится осенью холодной,

И пусть горит звездою путеводной

Озёрная прозрачная вода!

Игорь Кочнев

Когда-нибудь останутся две даты,

А между ними чёрточка – тире

Вместит сюжет – крылатый иль горбатый,

Иль спёртый воздух в мыльном пузыре.

Задумайся, какого ради толка

Проклюнулся ты в этот мир, птенец –

Твоё тире, это в стогу иголка?

Или от раны ножевой рубец?

Тире иных – стрела, стрела амура,

Иных тире сажает, как на кол,

Тире как сигарета в перекурах,

Тире – маяк или фонарный столб.

Всё, что вмещает чёрточка: мгновенья

И судьбы тех, что сберегут века –

Сбегается в страницы поколений,

И их листает Вечности рука.

Какую жизнь ты прожил? Вдруг не ту?

Неужто весь сыр-бор для пары строчек!

Так азбукою Морзе в немоту

Создатель шлёт и шлёт тире и точки…

Игорь Кочнев

Над туманом, на влажной вершине холма

Звёзды светятся, словно умытые дети,

Дуб спросонья луны поцарапал овал,

Комарами искусанный спрятался ветер...

Иногда тишина как хрустальный глоток

Ледяной-ледяной, да из стопки холодной!

Кто-то мягко и тихо мне в теле зажёг

Хмель покоя, тепла, тишины путеводной...

Окунитесь, как в речку, в вечерний туман,

Или в утренний, пряный над дремлющим полем!

Окунитесь и больше не верьте в обман,

Хоть вся жизнь –

лишь обман,

и не боле,

не боле…

Игорь Кочнев

ФЛАМЕНКО

А поезд мчал! Ныряние в туннели,

И дробный гром и молнии мостов,

И полумрак вагонной канители

Нагадывали промысел богов.

В портовый город я упал, как с облака,

Как стёклышко, и, в поисках рюмах,

На набережной я набрёл на столики,

Присел у сцены круглой в двух шагах.

Там танцевала женщина фламенко,

Как пляшет грешник, брошенный в огонь,

Как пьют шампанское в блистанье пены,

Где смерть и жизнь сплелись в оксюморон.

И сахаристо-влажный запах грозди,

Черёмухи, алкавшей этот бред,

Не в силах изъяснить в стихах и в прозе

Мелодию и ритмы кастаньет.

Та женщина воинственная, злая

В пылании зовущих каблуков,

Блистала вожделенней, чем Даная,

Впускающая дождь любви в альков.

Дробились звуки, плавилась гитара,

И вновь взрывалась изумленьем нот

От яростной фигурки сухопарой –

Как дар был жест, наградой – разворот!

И лик сиял, пленительно-жестокий,

Лишь тем жестокий, что навек не твой,

А рядом бог любви учил уроки,

И ранки расковыривал стрелой.

Игорь Кочнев

НАТАЛЬЯ СТЕБЛЮК

“КАК СТЕКЛОДУВ, ТЫ ВЫДУВАЕШЬ ДУШУ…”

(о поэзии Игоря Кочнева)

Стихи о творчестве - это в какой-то степени автопортрет поэта, его исповедь, декларация духовных ценностей и эстетических ориентиров.

Пресёкся голос, вынырнули слёзы –

Тогда и слово брызжет кровью вен!

Иное слово ёжилось морозно,

Пока ты поднимал его с колен.

Как стеклодув, ты выдуваешь душу –

В стихотворенье хрупкая душа,

Любой изъян гармонию разрушит,

А звук чужой зарежет без ножа.

Не всяко лыко в стрОку у мелодий,

Сквозняк не запоёт в устах валторн,

Лишь отклик Бога благ и всепогоден,

Когда природный страх преодолён.

Строка поёт, когда отважно слово!

Ныряя в думы и взлетая ввысь,

Бледнея смертно, возрождаясь снова,

Ты лишь тогда находишь суть и сысл.

—--

Отношение к слову - альфа и омега любого поэта. У Игоря оно самое трепетное. Его слово живое, оно извлекается из заветных глубин сердца. Это подчеркивается почти натуралистической картинкой - “брызжет кровью вен”.

И обращается поэт с ним бережно, как с живым существом:

“Иное слово ёжилось морозно,

Пока ты поднимал его с колен”.

“Как стеклодув, ты выдуваешь душу” – удивительно ёмкий образ! Игорь буквально возвращает первоначальный смысл идиоматическому выражению “вкладывать душу”, усиливая его метафорический градус: выдуваешь душу.

Поэт даёт читателю вчувствоваться, представить, что это происходит с его, читателя, собственной душой, которая оказалась вдруг такой стеклянной, такой уязвимой, которая пережила ужас расплавления, и теперь её выдувают в какую-то жёсткую форму…Состояние, близкое к шоковому.

Но динамика стихотворения набирает темп, не позволяет задерживаться. И вот уже читатели из действующих лиц превращаются в зрителей, отходя от пережитого и наблюдая из зрительного зала процесс рождения стиха.

“В стихотворенье хрупкая душа,

Любой изъян гармонию разрушит,

А звук чужой зарежет без ножа” -

Со стороны становятся очевидны трудности, ловушки и опасности, способные всё испортить., Становится ясно, насколько нужна филигранность и точность в работе мастера, не имеющего права на ошибку.

Простое механическое соединение даже самых романтических объектов, например, ветра и валторны, само по себе не создаёт произведение искусства. Нужна одухотворённость, присутствие божественного начала:

“Лишь отклик Бога благ и всепогоден…”

И тут, буквально через запятую, без всякой предварительной подготовки поэт произносит, не побоюсь этого слова, великую истину:

“Когда природный страх преодолён”.

И далее следует, говоря языком музыкантов, мощная симфоническая кода :

“Строка поёт, когда отважно слово!

Ныряя в думы и взлетая ввысь,

Бледнея смертно, возрождаясь снова,

Ты лишь тогда находишь суть и смысл”.

Преодоление страха - основополагающее условие истинного творчества, которое всегда - шаг в новое, неизвестное, непривычное. Творческого человека неудержимо тянет, преодолевая страх, осваивать новые знания о себе и о мире. Поэты посягают на ранее запретные темы, расширяют критерии эстетики, постоянно и беспощадно разбивают стереотипы, штампы, шаблоны. Причём на всех уровнях творчества - от стилистических до фонетических, не говоря уже о средствах художественной выразительности

Сам Игорь Кочнев говорит об этом так: “Поэт простой, обычный человек, но когда ему посылается вдохновение, рождается новая реальность, вдохновлённая истинным Творцом, Творцом всего сущего. Поэтому есть любительство, когда мальчик девочке пишет в альбом, пыхтя и краснея, а есть и глубокое погружение в саму суть творчества”.

—-- -

Я раздую уголёк звезды,

Разведу костёр любви нездешней –

Украшеньем небосклонной плеши

Засверкают звёздные сады.

Улыбнётся мне негрозный Бог,

Шелестя библейскими листами,

Ни беды, ни войн не замечал Он,

Ни себе ,ни нам помочь не смог...

Ты прости земле и небесам!

Всё, что в этот миг произрастает,

Улетит так скоро с птичьей стаей

Навсегда к сияющим садам.

Хорошо, что сердце устаёт –

Всё поняв, что не было и было...

Ярким звёздам из золы остылой

Уголёк последний подмигнёт.

—-

Первое ощущение при чтении - гармония, умиротворённость. И возникает вопрос: а почему собственно гармония и умиротворённость? Ведь речь идёт, ни больше, ни меньше, как о крушении веры, неизбежности смерти, неосуществлённых надеждах. Попробуем разобраться.

На первый взгляд, в стихотворении сплошные противоречия.

Например,такое. Лирический герой собирается совершить красивые подвиги космического масштаба: раздуть звезду, зажечь костер любви нездешней, засеять небо звездными садами. Между тем, сам он отнюдь не джедай, не супермен, разговаривает без пафоса, как-то по-домашнему. “Раздую уголёк звезды”, словно печку собирается растопить.“Украшенье небосклонной плеши” - непочтительно как-то, будто речь идёт о пустоши за соседским огородом.

Сам Бог в этой стилистике негрозный, бесхитростный, инертный. Он ласково улыбается на богатырские планы лирического героя, но заведомо знает, что они неосуществимы.

И вот из этих мирных разговоров, из незлобивый иронии - это я по поводу небесной плеши - постепенно, как на переводной картинке, начинает проступать целая философия. Наш герой, подобно ученику Сократа, пытается реально смотреть на вещи. Вернее, он и до этого видел их вполне реальными - все образы в стихотворении яркие, объёмные, со своими характерами. Но сейчас он поменял ракурс, переосмыслил жизнь по-новому.

Теперь он понял, что никакое вмешательство свыше просто так, по мановению не может изменить ход событий. Никто, кроме самого человека, не несёт ответственность за его жизнь и всё то, что он с ней вытворяет.

Смена поколений в природе, трансформация энергий, изменение вех - словом. вселенские законы бытия - это и есть Бог. Тот самый, от которого мы ждём чудес, поскольку сами наделили его функциями волшебника Гудвина.

Эти или подобные соображения возникают у читателя по ходу чтения, а одновременно с ними в подсознании идут другие процессы, эмоциональные. Мы попадаем под обаяние изображённых в стихотворении образов, испытываем эстетическое удовольствие от развития метафорических рядов и динамики повествования, плавно ведущей нас к скорой кульминации.

“Ты прости земле и небесам!” -

это свидетельство просветления, наступившего в душе героя. принятие им законов мироздания.

“Всё, что в этот миг произрастает,

Улетит так скоро с птичьей стаей

Навсегда к сияющим садам”, -

метафора о сияющих звёздных садах, заявленная вначале, меняет своё значение на райские сады, сохранив при этом всю свою зрелищность и красоту.

Последный катрен - кульминация. У Игоря это всегда особый шедевр. Мало существует на свете таких виртуозов финала. Судите сами.

—---

“Хорошо, что сердце устаёт –

Всё поняв, что не было и было…

Ярким звёздам из золы остылой

Уголёк последний подмигнёт”.

—---

Мы, читатели, уже и сами обрели просветление, подобно лирическому герою, мы понимаем теперь, почему хорошо, что сердце устаёт, - срабатывает инстинкт самосохранения, чтобы не допустить перегрева нашего “пламенного мотора”.

И вот, те же яркие звёзды. дважды поменявшие своё обличие по ходу сюжета, но всё такие же вечные и прекрасные. наблюдают сверху, как из остылой (какой безжалостный эпитет!) золы отгоревшего костра вселенской любви, уголёк - тот самый, дерзкий, из которого в самом начале наш герой собирался раздуть звезду - этот уголёк, теперь уже последний, на пепелище былых надежд, за мгновение до гибели - этот обречённый уголёк что сделает? Подмигнёт. Подмигнёт звёздам! Как своим братьям по разуму, как равный среди лучших. И значит, всё состоялось. И всё еще состоится. Спираль развития наполнена энергией надежды и готова к новому витку.

Игорь Кочнев умеет органично соединять в одном цельном произведении разнонаправленные и противоречивые векторы, идей образов, даже стилей - такова его творческая самобытность.

Он мастер роскошных неожиданных тропов, каждый из которых воспринимается читателем с восторгом открытия.

Следующая особенность его поэтики состоит в том, что стихи написаны как картины, они зрелищны, зримы и вещественны настолько, что часто производят впечатление видеороликов.

При этом они не всегда являются пейзажами в чистом виде, а рассказывают о человеческих чувствах и отношениях.

—-

А снег, он неслучайно белый –

Метель сметает помелом

Всё, что лепечет в нас несмело,

Когда вокруг белым-бело.

Снег – отражение бумаги,

Впиши в него любовь и смысл,

И пусть сугробы-бедолаги,

Высвечивают неба высь.

И дрожь родных прикосновений

В ознобе холода внутри,

И робкие переплетенья

Лыжнёй подхлёстнутых тропин,

И взмах немыслимых просторов,

Где светят сорок сороков

Благословеньем, и укором,

И отпущением грехов.

Что имел в вилу поэт, говоря о том, что снег неслучайно белый? Уж конечно, не оптические законы преломления света. Из контекста мы понимаем, что автор говорит о переносном значении белого цвета как символа чистоты и непорочности. И метель здесь тоже имеет иносказательный смысл - сметает помелом нечто неопределённое, что несмело лепечет в душе. Что именно, пока непонятно.

Далее следует вполне логичное решение лирического героя разобраться с тем, что непонятно. Ведь “снег - отражение бумаги”. Это метафора с глубоким значением, отсылающим нас к истинному истоку вдохновения, ввысь, туда, откуда падает снег.

“Впиши в него любовь и смысл…”

И вот лирический герой честно пытается вписать. Но делает это так же несмело, как и то, что лепечет у него внутри, томит и тревожит. Из этого можно заключить, что наш герой - очень юный, чистый и тонко чувствующий человек, что ситуация глубоко ранит его, и он отчасти поэтому изъясняется эвфемизмами и намёками. Возможно также, что он сам толком не понимает, что происходит.

Зато читатель, искушённый и опытный читатель очень хорошо знает и представляет себе подобные обстоятельства и без особого труда начинает складывать пазлы и восстанавливать последовательность событий.

Это, вероятно, первое свидание неопытных молодых людей, может быть, случайное, на лыжной прогулке. Робкие попытки мальчика сблизиться. Сдержанность или боязливость девочки. Озноб отчаянья в сердце юноши, поспешно и, возможно, ошибочно принявшего её нерешительность за отказ…

Здесь камера переключается на общий план, как сказали бы киношники. Появляются “робкие переплетения лыжнёй подхлёстнутых тропин”, как переплетения судеб многих таких же чистых мальчиков и девочек, переживающих первое чувство и первое горе - обобщением и метафорой лыжни и тропин, словом, судеб целого поколения.

Впрочем, с равной степенью вероятности, в образе героев повествования легко можно представить взрослых людей, которые в силу опыта понимают всё с полувзгляда, полужеста и не нуждаются в словах.

Общая картина от этого не изменится, потому что чувства, изображённые в произведениии. уникальны и всегда важны для челвека.

И здесь вновь мы видим потрясающее крещендо финала:

“ И взмах немыслимых просторов,

Где светят сорок сороков

Благословеньем, и укором,

И отпущением грехов”.

—----

Снег, метель, метания души, немыслимые просторы и “сорок сороков, благословенье и укоры, и отпущение грехов” - всё это вехи мира, дух которого с точностью и любовью воплотил в произведении поэт Игорь Кочнев.

В заключение по контрасту предлагаю почитать стихотворение, посвящённое радостному, жаркому, средиземноморскому отдыху. Это диптих, в котором обе части объединены общей темой, но отличаются рифмо-ритмологической организацией.

—-

ИЮНЬ В ХАЙФЕ

1.

Ах эта дымка голубая,

Когда весь город невесом,

А море складками играет

В своём подоле кружевном.

А лето расправляет парус

И дольше века длится зной,

Электроплиткой накаляясь,

Кишат все пляжи детворой.

А море – красный цвет на флаге,

Хоть и не шторм, пловцам –капут…

И скачут в волнах бедолаги,

Словно под пятками – батут!

2.

Воздух, похожий на воду,

Как акварельный размыв,

Мёд, истекающий в сотах –

Утром рассветным залив.

Волны, ещё не проснувшись,

С детской улыбкой плывут,

Пляж опьянил, словно пуншем,

Лёгкого бриза уют.

Греемся мы, как тюлени! –

В этих песочных часах

Тысячи поколений,

Сыпались в Божьих перстах.

Господи, Господи Боже!

Слышишь ли Ты меня, Бог?

Волосы мягко взъерошил

Словно отец, ветерок…

—------

Игорь Кочнев - поцелованный Богом поэт.

Его стихи отличаются новизной взгляда, темпераментом, стройностью композиции и ритмического рисунка, незаурядностью рифм, свежестью тропов. И ещё чуть-чуть чего-то необъяснимого словами, но способного вызвать спазм восторга у читателя.

Мы прикоснулись сегодня к творчеству одного из самых интересных поэтов нашего времени.

Наталия Стеблюк,

июнь 2024

«Свет мой небесный».

Жил человек, и в нём жила любовь,

И ничего им не хотелось кроме,

Так высоко в одноэтажном доме

Жил человек, и в нём жила любовь.

Смеясь и плача, расплескался мир,

Сияли краски самоцветным звоном,

И в человеке изумлённым стоном

Смеясь и плача, расплескался мир.

Он улыбался солнечным лучам

И в молодом заливе синих ёлок

Шёл босиком, и путь его был долог,

Он улыбался солнечным лучам.

Он шёл домой, его любовь ждала,

Готовила ему нехитрый ужин

И человек был счастлив, он был нужен

Он шёл домой, его любовь ждала...

Игорь Кочнев

В младенчестве, в пространстве детских лет

Ты, как котёнок, ластишься, мурлыча.

Бодается твой подростковый бред,

И слово мамы ставится в кавычки.

Проходишь ты над бездной без перил –

Молитвы матерей прочней канатов.

Кто твою душу радостней кормил?

Лишь маминой стряпни и вкус, и запах.

Ты, повзрослев, домыслишь, что почём.

На волнах отплясав под скрип уключин,

Откроешь жизни смысл простым ключом,

И этот смысл – любви счастливый случай.

Ведь даже с чёрствой коркой ты богат…

Хранитель-ангел в щелях туч кромешных

Струит небесный материнский взгляд

И после смерти любящий и нежный.

Игорь Кочнев

Твои глаза, как озеро,

Глаза песчано-синие,

А мы в тени берёзовой,

В закате апельсиновом.

Запропастились наглухо,

С ума сойдут родители.

О чём ты шепчешь на ухо

В лесничестве таинственном?

Впервые глянет солнышко

На плечи и на грудь.

Всегда я пил до донышка

И радости, и грусть.

Подарят шишки с грабелек

Всем сёстрам по серьгам,

И уплывут кораблики

По разным ручейкам

Но эта тяга мощная!

И тот магнит властительный!

Ты будешь вечно в помощь мне

Любви Превосходительство!

Любовь – художник истинный

С ярчайшей из палитр

Мне в душу опрокинется,

Как церковь на Нерли.

Игорь Кочнев

Родные Души… Много ль их на свете?

Как вытащить счастливый тот билет,

Чтобы Родную Душу в жизни встретить,

Блуждающую до сих пор во мгле?

Вокруг немало, в общем-то, хороших,

Не злых, не глупых, но чужих людей…

Поговорить неплохо с ними можно,

Узнать, возможно, кучу новостей,

Поесть и выпить, песню спеть дуэтом,

Потом сплясать… Да, выбор тут большой!

Но помолчать и всё понять при этом –

Возможно только с близкою Душой…

Н. Дроздова

https://www.facebook.com/share/r/iYXJ688ZNtFrfcd3/

Японская притча гласит, что Мужчину и Женщину разделяют 10 шагов. Чтобы быть вместе, каждый должен сделать свои 5 шагов:

вера,

надежда,

сопереживание,

любовь

и понимание..

Только эти 5 шагов и ни шагу больше. Если вы сделаете свои 5 шагов, а партнёр нет -- вы не встретитесь. Вам придётся сделать ещё один шаг навстречу. Потом ещё. И ещё... И так всю жизнь. Поэтому нужно сделать 5 шагов и остановиться.

Последний шаг -- "понимание," самый трудный. Мы часто не можем сделать именно этот шаг. Вспомните, когда разрушаются, казалось бы, крепкие отношения, разве мы виним другого человека в отсутствии любви? Нет.

Мы говорим -- он/она меня НЕ ПОНИМАЕТ...

Каждый должен сделать ТОЛЬКО СВОИ ПЯТЬ шагов...

Борис Пастернак - "Нас всех друг другу посылает Бог"

Нас всех друг другу посылает Бог.

На горе иль на радость - неизвестно,

Пока не проживём цикличный срок,

Пока мы не ответим свой урок

И не сдадим экзамен жизни честно.

Мы все друг другу до смерти нужны,

Хоть не всегда полезность очевидна,

Не так уж наши должности важны,

И не всегда друг к другу мы нежны —

Бывает и досадно, и обидно...

Как знать: зачем друг с другом мы живём?

Что вместе держит нас, соединяет?

По жизни мы идём, и день за днём

Себя друг в друге лучше узнаём

И шляпу перед зеркалом снимаем.

Нас манит даль непройденных дорог,

А друг в дороге - радость и подмога.

И не сочтём высокопарным слог:

НАС ВСЕХ ДРУГ К ДРУГУ ПОСЫЛАЕТ БОГ!

И слава Богу - нас у Бога много.

🌿 Чем сильнее женщина, тем ей труднее найти «своего» Мужчину

Выбору Мужчин, которые рядом с ней, можно позавидовать.

Но Ей важно не поставить как можно быстрее штамп в паспорте, а найти своего Победителя.

Такие Женщины созданы для победителей.

Им некомфортно с Мужчинами слабее себя, а с Мужчинами без цели им даже говорить не о чем.

И важно не снизить планку и искусственно сделаться слабой — этот номер не пройдёт — силу не спрячешь, а отдавая дань уважения своей силе искать своего Победителя.

Причина не в Женщине, а в нашей данности, когда в тяжелых условиях, обусловленных историей, Женщины всё более и более становились сильнее Мужчин.

Если посмотреть на страны с более благоприятным экономическим «климатом», то в Швейцарии, Германии и Америке есть чёткое осознание, что семьи создаются после 40 лет.

И судя по тому, как там живут люди, наверное, в этом есть смысл.

Не беру во внимание Испанию по понятным причинам, но для примера обстоятельство интересное — до 30 лет к людям относятся как к детям, это считается детским возрастом, когда можно в 30 только идти и заканчивать школу, а до этого времени искать себя, наслаждаться жизнью, особо не погружаясь в проблемы и задачи «взрослого» мира.

У нас нет таких условий, чтобы до 30 сидеть и ничего не делать, мы всё время «должны»

И если женщина до 35, да что там — уже после 25, не вышла замуж, её спрашивают: «Чтобы не ходить вокруг да около, скажи сразу: какой у тебя скелет в шкафу?»

Общество не приемлет женщин-одиночек, упуская из виду то, что само и толкает их быть ещё более сильными, при этом Мужчин соответствующих гораздо меньше.

Она не сможет покориться просто так, Она не преклонит голову перед кем попало.

Только Победитель может проявить Её естественное желание сдаться, уступить, быть ведомой, чувствовать себя рядом с Ним Женщиной.

Дикая внутренняя Женщина, которая природна, стихийна, необузданна, которая не имеет масок и ролей, а имеет в себе лишь чистый громкий зов, оглушительный пронзительный рёв призыва Мужчины, которая жива от начала мира, мечтает и жаждет быть покорённой, но это под силу только Избранному.

Это всё к тому, что хватит переживать по этому поводу.

И хватит прятать свою силу под натянутой маской слабой Женщины — сила прорвётся в самый неожиданный момент, сила сотрёт в порошок слабого Мужчину, если он будет рядом.

Это гора, которая недвижима.

Это данность, которую никому и никогда не под силу изменить.

Это Женщина — Царица, Женщина, созданная для Королей, чья энергия сильнее ядерной, и эту мощь нужно суметь вынести.

Это Женщина, которая сажает Мужчину на трон, выкованный своей силой.

Она создана для побед своего Мужчины, она ведёт Его путём великих героев всех времён, потому что не знает другого пути, и если он не способен быть титаном или исполином, он не выдержит и полпути…

Нет, она не жестока: на каждом повороте она будет рядом, при каждом падении она «залижет» раны, она отдаст жизнь, если понадобится, она отдаст всю себя… только ДОСТОЙНОМУ, тому, кто способен вместить всю её силу и идти только вперёд с гордо поднятым знаменем, пока не станет тем, кем ему суждено по природе — ЦАРЁМ и не приобретёт всё положенное ему ВЕЛИЧИЕ.

И Он будет знать, как Ему повезло — встретить такую Женщину, какой дар вложил в его ладони Боги, вверив Ему Ту, которая способна, Ту, которой достаточно, Ту, которая питает всецело.

Он будет сильнейшим, если Она будет рядом.

И бесполезно пытаться «натянуть» это одеяло на тех Мужчин, которые для этого не созданы, бесполезно растрачивать себя, прятаться под маской слабости, чтобы соответствовать, смиренно терпя и принимая нежелание двигаться вперёд к ослепительным победам – им это не нужно, дальше того, где они сейчас, они и пройдут, а, если, не дай Бог, сделают несколько шагов, то сломают себе спину.

И в результате окажется два нереализованных человека, которые могли бы быть счастливы… по отдельности…

Ведь и у не настолько сильных Мужчин есть путь своего развития, просто им нужно его пройти, чтобы когда-нибудь, возможно, уже в следующей жизни, встретить Ту, которая сделает его Победителем, когда они сами будут к этому готовы.

А сейчас, всё, о чём мечтает Сила — чтобы её заметили и не ослабили, она мечтает найти своего Победителя, своего Царя.

Сильной Женщине есть чем гордиться.

Та сила, которую она взрастила в себе, обязательно найдёт того, кто тоже не сможет с другой: чем сильнее Мужчина, тем больше силы в него нужно вложить, тем сильнее Женщина должна быть рядом с ним.

Поэтому если это про Вас (а скорее всего, так и есть!) не прячьте то сокровище, которое носите, не расстрачивайте впустую — туда, где никогда оно не сможет быть ни применено, ни оценено по достоинству.

Не пытайтесь укрыть его от глаз, пусть оно ослепительно сияет всеми своими гранями, сигнализирует о силе Владелицы, чтобы Он увидел его таким, как есть.

Ему не нужны игры в притворство, он идёт за Вашей силой, и чем её больше, тем ему радостнее, тем Он окрылённее и благодарнее.

Никогда не соглашайтесь на меньшее: рядом с Царицей могут быть только Цари.

И пусть создаётся как можно больше царств, как можно больше сильных здоровых союзов, в которых «вместе» и «навсегда» — не просто слова, а необходимые условия жизни и совместного развития – как «дышать»

Инна Макаренко

«Самое главное — понять, что по любви браков нет. Женятся по влюбленности. Потому что любовь – это чувство, которое появляется спустя долгие годы в результате долгого труда. Точно также, чтобы получить образование, нужно хотя бы пять лет проучиться в институте. И любви тоже нужно учиться: хорошо учишься — получишь, нет — так тебя выгонят. Мы с батюшкой в браке уже тридцать шесть лет. А девушкой я думала: какая там любовь в пятьдесят с лишним лет? А она есть, растет и растет, и нет ей предела».

матушка Ольга Юревич

Обожаю Зубкова!Мой типаж Мужчины.

УВЛЕКАТЕЛЬНАЯ МЕЛОДРАМА ДЛЯ ХОРОШЕГО НАСТРОЕНИЯ! Средний род, единственное число