Вход на сайт
Первая Тамара (рассказ)
412
01.04.11 14:15
У них за городом имелась дача. Мама попросила забрать оттуда старые альбомы с фотографиями, и привезти ей. Он и вёз. Через поля и луга своей детской, сорокалетней растерянности. Она была ему не просто матерью. Она была ласковой женой и строгим руководителем, нежной прислужницей и мудрой соратницей, которая с легкостью расправлялась со всеми его холостяцкими проблемками. Единственное, чего у них не было, это секса, но его-то, в отличие от всего остального, могли дать и другие, если приспичивало. Впрочем, приспичивало редко, и спрос всегда превышал предложение. Эти дуры считали, что постель является дверью в загс. Но одеяла этой двери наглухо захлопывались перед ними уже на следующее утро, когда из кухни доносился низкий, слегка прокуренный старческий мамин бас: "Дэни! Сынок! Завтрак готов!", и никогда потом больше не открывались вновь.
Всё случилось очень быстро.
Еще месяц назад она единолично правила своим трехкомнатным королевством, и ни одна кастрюлька не смела заявить о своих правах убежавшей овсянкой. Щи подобострастно кипели, не вздумывая проявлять пересоленное инокомыслие, стол заискивающе блестел натёртой клеенкой. И Денис, наследный принц всего этого великолепия, возвращался с работы, чтобы воссесть в кресло своего трона, и сделать вид, что он - хозяин и царь, которому подносят чаи и тарелочки. А теперь? Там, куда он ехал и силился не доехать, весь в непонятных медицинских штуках, валялся безвольный мешок с гниющими внутренностями, в котором королевская душа его матери, обрядившись в нищенский наряд нытья и слабости, барахталась, явно мечтая из него освободиться.
Он остановил свой грустный старенький жигулёнок возле леса. Сам не зная, зачем. Вышел, прошел немножко вглубь, в зеленую непроглядность, добрел до маленькой вытоптанной полянки, сел на бревно, валявшееся около незаживающей язвы давнего кострища, сгорбился всем своим длинным телом под тяжестью невеселых мыслей. Сбоку послышался треск, Денис обернулся ему навстречу.
Это не было похоже на телевизионный ужастик. У древнего Дерева, которое шагало к нему на корнях, точно на лапах, голые ветки не прикидывались руками. И ни Боже мой никакой случайный сук не напрашивался на подобие носа, и уж естественно, глаз и рта-дупла тоже не наблюдалось. Дерево просто шло на выдернутых корнях прямо к Денису. Поровнялось с ним, остановилось. Почему Денис не удивился? Не закричал? Почему так равнодушно смотрел он на лесного монстра, словно это охотник или бабушка с корзинкой ягодок проходила мимо, и решила передохнуть так же как он, на забытом бревне. Мое удивление всё уже потрачено на два самых простых, самых жутких слОва: "рак_печени" - мрачно подумал Денис и уставился на Дерево. Может быть, он ждал, что дерево пронзит его вон той острой веткой в и без того исколотое горем сердце, и ему не придется хоронить маму?...
Нет, есть всё-таки дупло, в самом центре ствола, на уровне взгляда, но запечатанное гладкой поверхностью, а на ней, на поверхности, резьбой по дереву - мелкий, но удивительно разборчивый текст. От безысходности Денис стал читать, тем более, что Дерево как будто только этого от него и ожидало: наклонилось своим таинственным посланием к денисовому лицу, радикулитный ствол аж затрещал еще пуще.
"Я призрак - было написано на Дереве - таких как я много, все мы прикладываем неимоверные усилия, чтобы не измениться и не отлететь. Потому что у всех у нас еще остались здесь неоконченные дела. У меня тоже. Когда-то я был богат и знатен, и я влюбился в красивейшую из женщин. Она не отвечала мне взаимностью, но я решил, что она ко мне привыкнет со временем, и женился. А она, желая завладеть моими богатствами и жить в свое удовольствие, убила меня тотчас после свадьбы. Ее не смогли разоблачить, ей всё удалось, она жила потом долго и счастливо и умерла в глубокой старости. А теперь она опять переродилась и опять хочет прожить долгую и беззаботную жизнь. Если ты убьешь ее, то твоя мать выздоровеет. Это - первая Тамара, которую ты встретишь."
Как только Денис дочитал до конца, Дерево, словно зная об этом, сразу же развернулось и поковыляло обратно в чащу, и вскоре окончательно растворилось в ней.
***
Наверное, человеку всё же свойственно хвататься за соломинку, иначе отчего Денис тут же воспринял всё всерьез, отчего нервно жал на газ, отчего ему не терпелось познакомиться с какой-нибудь женщиной по имени Тамара. Неужели я убийца - этого он не думал, по правде сказать, ему ничего не стоило променять чью-нибудь жизнь на жизнь матери, и он это понял со зловещей очевидностью.
Мама, как всегда, показалась ему обессиленной мухой, увязшей в паутине проводов и трубок.
--Я принес тебе альбомы, как ты и просила - сказал он.
---Открой тот большой, синий...где папа молодой...вначале... - пролепетала мама. Он поймал себя на том, как ему неприятен этот прощающийся тон, этот завявший голосочек, в котором раньше отчетливо угадывалась острота чили, красная и ядрёная. А я и не заметил, каким стал "индиго", подумал Денис. Вот и голоса нежданно обрели цвет и вкус. Мама-чили превратилась в маму-манку. Но я ее, манку, никогда не любил. А маму люблю. Он стал вглядываться в бейджик медсестры, колдующей над очередной капельницей. "Светлана" - с тоской прочитал он.
А Света взгляд его поймала, улыбнулась глупенько и по мед-сестринскому, сказала:
-- Денис Анатольевич, можно Вас на минуточку?
Можно было бы с радостью, особенно если бы тебя звали по-другому. Что я такое думаю? Твое имя - это твое спасение, хорошая девочка, беленькая, рыжая, какое счастье, что ты не Тамара. Редкое имя-то какое, блядь.
-- Я взяла на себя смелость, Денис Анатольевич, и позвонила в хоспис. - сказала девчужка, как только они с ней вместе вынырнули из унылого аквариума пататы, в которой маме оставалось плескаться уже не долго. -- Вам будет очень трудно ухаживать за ней... А там все условия... Вы меня извините...
---Да, да, Светочка, спасибо, я всё понимаю. Но я лучше заберу маму домой.
---Да, конечно. Но вы возьмите на всякий случай, вот телефон, Вашего звонка ждут, если что.
И она сунула ему в руку помятую бумажку. Хочет быть мне полезной. Вон как глазёнки-то блестят. Холостой, патенциальный сирота, лафа для белых рыжих девочек.
Остаток дня Денис провел в глупых поисках. Он отогнал машину к дому, сел в троллейбус. Романтика, когда в минуты заката рогатый экипаж несет тебя по забрызганной усталым солнцем Москве, горечь, смешанная с романтикой. Даже если у тебя всё отлично, боль этих улиц, все трагедии, вся кровь, которая когда-либо разливалась по этим асфальтам, начинает закипать где-то у тебя в животе тюремной баландой. Не говоря уже о том, как это, когда тебе так, как Денису. Он спросил у контролерши, как ее зовут, она была не очень рада этому вопросу, но от удивления ответила, то же самое он полюбопытствовал у юной соседки по троллейбусу, которая смотрела в окно, и в отличие от Дениса, вполне могла сосредоточиться на печальном величии вечернего города. Она тем более не смолчала. Она наверное, ждала чего-то более значительного, но Денис вдруг взял и ушел в себя. Их обеих звали нетамарами. Они обе были помилованы и забыты. Этой ночью он узнал, что продавщицу в круглосуточном магазине, где он купил себе три пива, зовут Валей, что соседку по этажу, у которой он на ночь глядя вздумал попросить луковицу, Ксенией (наверное, мама давно это знала, даже скорее всего) Наконец он окончательно вернулся домой, вылакал пиво из горлышек, и провалился в мятые простыни. Проснулся он, обёрнутый в потный, давно не стиранный пододеяльник, и представил себе перво-наперво, как вот в таких же сероватых тряпках будет кричать от боли и ужаса умирающая мать. В трусах подошел к окну, где под батареей валялись скинутые вчера джинсы. Достал даденую Светой бумажку, мельком глянул в рассшторенный полдень. Совершенно беспристрастно тот гонял свои машинки по дороге напротив, мигал рекламными щитами, провожал то влево то вправо озабоченных пешеходов. Солнце тоже сидело на облаке, зыркая через рябящие ресницы - так, как будто Денисова мама была здорова и готовила обед на кухне. Он подошел к телефону, накрутил нужное количество циферок.
---Добрый день, это Венгров Денис Анатольевич, насчет Анны Вениаминовны Венгровой, мне дали ваш номер. По поводу места в хосписе.
---Подождите...Да...Тамара Ивановна! Возьмите, пожалуйста трубку! - прозвучало на том конце провода.
***
Он приехал, как в кино, с гвоздиками и с коробкой шоколадных помощников в обольщении. Ее просторный кабинет показался ему светлым входом в радужное прошлое -с веселой и сильной матерью, разглаживающей пыхающим утюжком воротничок его белоснежной рубашки. Для начала они обсудили все подробности возможного пристанища мамы с заведении. Потом наступила пауза, во время которой Денис смотрел в пол с видом умирающего лебедя.
---Денис, я могу обращаться к вам так? - спросила Тамара, и он кивнул - Денис, надежда остается всегда, вы должны помнить об этом. - резюмировала Тамара их нелегкую беседу.
---Тамара Ивановна.. Тамара, да. - он поёрзал на стуле - Я знаю. Но абсолютно не могу смириться.
---Любому в вашем положении было бы непросто. Мы постараемся помочь, насколько сможем.
---Спасибо, Тамарочка, спасибо! - Он закрыл лицо руками.
---Успокойтесь, пожалуйста. Вы не нужны вашей маме с таким настроем.- Она говорила довольно резкие слова, но их нельзя было воспринимать вне ее глаз, вне подбадривающих ноток в голосе, вне заботливых морщинок, проступивших на лбу. Необыкновенная женщина- подумал Денис - я уже совсем не рад, что она - Тамара.
Всё в ней было породисто и просто одновременно. Не знающие окрашивания русые волосы, стянутые в благородный и даже замысловатый пучок, спокойные серые глаза, не тронутые косметикой, выбеленная волшебными кремами, воспетая Тургеневым, кожа с парой родинок. Как в пошлом романе, разозлился Денис, и сказал почти грубо:
---Я больше не могу. Можно, я буду с вами откровенен?
---Конечно.
---Мы с мамой вели очень замкнутую жизнь. Не покривлю душой, если скажу, что кроме как с ней я ни с кем не общался. Ну еще коллеги по работе, естественно, но близкими друзьями не обзавелся.
Он вздохнул, и продолжил:
---Я знаю, что мне нужны силы, чтобы выходить и поддержать маму. Но у меня не осталось энергии... Ощущение, что одна пустота внутри... Я должен восстановиться, развеяться. Послушайте, Тамара. Я понимаю, что это звучит глупо...Что мы с вами чужие люди... Но... Могли бы Вы составить мне компанию?...Сходить куда-нибудь вместе?... Я еще когда услышал вас по телефону, понял, какой вы чуткий добрый человек...Вы...
---Ну хватит - улыбнулась Тамара --- почему бы собственно и нет.
Она тоже немножко помолчала, не снимая с лица приветливую и отнюдь не больничную улыбку, в которой что странно, необъяснимо не было ни капли веселья, а после добавила:
---Денис. А давайте сходим в парк? Я очень люблю кататься на чертовом колесе. Которое на ВДНХ.
Она так легко согласилась. Ведь я у нее такой не один. Разулыбалась, даже разрумянилась - вот что значит судьба. Неужто, Тамарочка, суждено тебе упасть с этого высокого страшного колёсища, и ты даже сама предлагаешь себе его, чтобы я не мучался в выборе. Что со мной, я не верю, что всё это происходит на самом деле.
***
Он приехал домой, вошел на кухню, достал из выдвижного ящика самый маленький, самый острый ножик. Я достал ножик? Я - достал ножик. Чтобы было чем подстраховаться, чтобы было (в крайнем случае) чем ткнуть в милую, прелестную женщину, помогающую людям умереть спокойно и безболезненно. Друг мой бедный, ты думал, что твой удел разрезать хлеб и огурцы. Но может быть, тебе суждено зарезать Тамару. Это ради твоей хозяйки, ради нашей мамочки.
***
---Там, в больнице, Денис, я просила Вас называть меня Тамарой - прочирикала она, окунаясь всем лицом в теплые течения ветра. Вместо пучка сзади развивался пышный конский хвост, заколотый изящной заколкой со стразами - Но здесь, в парке, называйте меня Томой. Пусть ничего не напоминает о плохом, как будто мы школьники, сбежавшие с уроков.
Она смеялась. Она смеялась так, словно они были знакомы лет двадцать, не меньше, словно он действительно помнил ее школьницей.
---Смотрите, Денис, а вот и колесо. Я страшно его боюсь, но мне тем не менее всегда ужасно на него хочется.
Она смеялась. Смеялась снова и снова.
Там, наверху, он незаметно щелкнул выключателем ее страховочного ремня. Она была слишком увлечена полетом, всеми этими крышами, пиками и облаками, чтобы обратить на это внимание. Она смеялась. Смеялась так, словно еще несколько часов назад не смотрела в множество пар тронутых смертью глаз. Она смеялась снова и снова.
А он собирался ее толкнуть. Он собирался и собирался, и когда уже собрался, и протянул к ней вражьи руки, она вдруг обернулась и закричала:
---Денис! Денис, посмотрите! Как страшно! Дух захватывает! Какие маленькие внизу человечки, видите? - и ее лицо оказалось прямо около лица Дениса. Он хотел найти на ее коже какой-нибудь противно торчащий угорь, не нашел. Она пахла даже лучше, чем мамино плечо в детстве, в которое он наплакивал все свои поражения. И он опустил руки.
---Ой, глядите, а у меня ремешок расстегнулся - сказала Тома уже внизу.
***
Неожиданно, но она позвала его в гости. Она принесла откуда-то из глубин своего ароматизированного уютом жилища бутылку вина, нарезала колбасы и сыра. Он разглядывал стены в репродукциях и фотографиях. Пока не наткнулся на одну дореволюционную, очень старую фотокарточку в деревянной рамке. Поблекшая, в длинной старомодной юбке, в постановочной позе на ней была изображена...сама Тамара.
---Кто это? - выдохнул Денис.
- Правда, на меня похожа? - улыбнулась Тамара. Она всё время улыбалась - Это было еще до революции. Даже странно, что фотография сохранилась. Это сестра моей пра...ну в общем какой-то прапра бабушки. Наша семья сохранила в памяти эту ужасную историю. К этой моей родственнице, прекрасной графине Полине, сватался один знатный дворянин, по указанию своей матери, которой тот во всем подчинялся, и которая решила, что Полина лучшая партия для ее сына. Но Полина, зная, какая мать жениха - тиранша, по совету своих близких отказалась входить в эту семью. В бешенстве, что ее сыночка отвергли, старая ведьма убила Полину. В это сложно поверить, но, видимо, на почве любви к сыну у нее немного поехала крыша, она была уже в невменяемом состоянии, я думаю... Представляете, какая драма? Говорят, этот сынуля потом плевал на могилу бывшей возлюбленной, ненавидел ее за то, что мать жестоко осудили за убийство. Тогда еще никто не проводил суд.мед. экспертизу. Его мать судили со всей строгостью закона, ее повесили. И сам он тоже не смог жить без своей мамочки, удавился.
Дерево. Полина переродилась в Тамару. Он всё наврал. Денис даже не сомневался в правильности своих умозаключений, это просто пришло в голову и намертво в ней застряло. Да, Дерево - знатный_дворянин видоизменил историю в свою пользу. Но это же совсем не означает, что если отмщение совершиться, то его, Дениса, мама чудесным образом не поправится. Если Дерево увидит, что Полина окончательно умерла, он упросит своих лесных бесят спасти маму. Томочка...
***
Они танцевали под Стинга. Он достал своего стального единомышленника, он замахнулся. А дальше наступила пора мутного, кисельного бытия. Нож вошел в нее, как рыба, только что нырнувшая в воздух, входит обратно в воду - легко и непринужденно, будто ей там самое место. Он ощущал, что внутри Тамары теплая пустота, что он не достанет ей до сердца, потому что не может ее убить, потому что только что он целовал ее в губы, и чувствовал счастье, чуть-чуть приправленное тем особым надрывом, которое испытавает всякий, кто прикасается к единственному из людей. И всё-таки он убил ее. Он не помнил, как вымыл нож, как упал в черноту холодного ночного города, как наступило утро. Он не помнил, как доехал до больницы, как забрал оттуда внезапно выздоровевшую маму, и как получилось так, что они зажили по-прежнему. Он ходил на работу, ел мамины щи, подтрахивал каких-то ненужных девок, отдаленно напоминающих Тамару, как в его душе больше ничего не осталось, кроме этого имени. Однажды он возвращался из офиса, мимо подобно карасям, проплывали в зад вперед такие же бесполезные, такие же тупые твари с кейсами, и вдруг он увидел Глаза. Нет, он не увидел лица, тела, волос, хотя они и были. Он видел только злые, запорошенные диким, звериным ничем, глаза, и они со скоростью акулы плыли к нему. Откуда ни возьмись показались руки, то есть огромные ветви трухлявого, но крепкого дерева, и они сомкнулись...эти деревянные лапы сомкнулись у него на шее.
---Сука! Сука! Сукккааа!!!! - проорало Дерево с бешеными человечьими глазами, и Денис очнулся. Первое, что он увидел перед собой, было лицо Тамары.
---Пришел в себя! - с восторгом воскликнула она.
***
Через какое-то время они разговаривали у него в палате.
---Как это всё произошло? - спросил он.
--- Ты достал нож, направил его на меня, а потом упал. У тебя был тяжелый инсульт, кома. Тебе предстоит долгая и сложная реабилитация. Но я помогу тебе. - Она замолчала, опустила взгляд, вдруг опять вперила в него напряженные глаза - А теперь скажи мне, зачем ты это сделал? Я никому ничего не рассказала.
---Тома...Тома... - он задыхался, стали наворачиваться предательские слезы.
---Ладно, потом поговорим. - остановила она его, и глянула щемяще - ласково. Так, как не смотрят на тех, кто хотел тебя зарезать ножом в ночной квартире. Никто не убьет тебя во второй раз, Полина. И тут он вспомнил:
---А мама?
Тома резко посмотрела в окно. И он всё понял.
Больше они не говорили. А он нежно смотрел на Тамару, и думал о том, что пусть деревянное привидение проваливает обратно в лес. Оно всё равно не смогло бы никого спасти.
У них за городом имелась дача. Мама попросила забрать оттуда старые альбомы с фотографиями, и привезти ей. Он и вёз. Через поля и луга своей детской, сорокалетней растерянности. Она была ему не просто матерью. Она была ласковой женой и строгим руководителем, нежной прислужницей и мудрой соратницей, которая с легкостью расправлялась со всеми его холостяцкими проблемками. Единственное, чего у них не было, это секса, но его-то, в отличие от всего остального, могли дать и другие, если приспичивало. Впрочем, приспичивало редко, и спрос всегда превышал предложение. Эти дуры считали, что постель является дверью в загс. Но одеяла этой двери наглухо захлопывались перед ними уже на следующее утро, когда из кухни доносился низкий, слегка прокуренный старческий мамин бас: "Дэни! Сынок! Завтрак готов!", и никогда потом больше не открывались вновь.
Всё случилось очень быстро.
Еще месяц назад она единолично правила своим трехкомнатным королевством, и ни одна кастрюлька не смела заявить о своих правах убежавшей овсянкой. Щи подобострастно кипели, не вздумывая проявлять пересоленное инокомыслие, стол заискивающе блестел натёртой клеенкой. И Денис, наследный принц всего этого великолепия, возвращался с работы, чтобы воссесть в кресло своего трона, и сделать вид, что он - хозяин и царь, которому подносят чаи и тарелочки. А теперь? Там, куда он ехал и силился не доехать, весь в непонятных медицинских штуках, валялся безвольный мешок с гниющими внутренностями, в котором королевская душа его матери, обрядившись в нищенский наряд нытья и слабости, барахталась, явно мечтая из него освободиться.
Он остановил свой грустный старенький жигулёнок возле леса. Сам не зная, зачем. Вышел, прошел немножко вглубь, в зеленую непроглядность, добрел до маленькой вытоптанной полянки, сел на бревно, валявшееся около незаживающей язвы давнего кострища, сгорбился всем своим длинным телом под тяжестью невеселых мыслей. Сбоку послышался треск, Денис обернулся ему навстречу.
Это не было похоже на телевизионный ужастик. У древнего Дерева, которое шагало к нему на корнях, точно на лапах, голые ветки не прикидывались руками. И ни Боже мой никакой случайный сук не напрашивался на подобие носа, и уж естественно, глаз и рта-дупла тоже не наблюдалось. Дерево просто шло на выдернутых корнях прямо к Денису. Поровнялось с ним, остановилось. Почему Денис не удивился? Не закричал? Почему так равнодушно смотрел он на лесного монстра, словно это охотник или бабушка с корзинкой ягодок проходила мимо, и решила передохнуть так же как он, на забытом бревне. Мое удивление всё уже потрачено на два самых простых, самых жутких слОва: "рак_печени" - мрачно подумал Денис и уставился на Дерево. Может быть, он ждал, что дерево пронзит его вон той острой веткой в и без того исколотое горем сердце, и ему не придется хоронить маму?...
Нет, есть всё-таки дупло, в самом центре ствола, на уровне взгляда, но запечатанное гладкой поверхностью, а на ней, на поверхности, резьбой по дереву - мелкий, но удивительно разборчивый текст. От безысходности Денис стал читать, тем более, что Дерево как будто только этого от него и ожидало: наклонилось своим таинственным посланием к денисовому лицу, радикулитный ствол аж затрещал еще пуще.
"Я призрак - было написано на Дереве - таких как я много, все мы прикладываем неимоверные усилия, чтобы не измениться и не отлететь. Потому что у всех у нас еще остались здесь неоконченные дела. У меня тоже. Когда-то я был богат и знатен, и я влюбился в красивейшую из женщин. Она не отвечала мне взаимностью, но я решил, что она ко мне привыкнет со временем, и женился. А она, желая завладеть моими богатствами и жить в свое удовольствие, убила меня тотчас после свадьбы. Ее не смогли разоблачить, ей всё удалось, она жила потом долго и счастливо и умерла в глубокой старости. А теперь она опять переродилась и опять хочет прожить долгую и беззаботную жизнь. Если ты убьешь ее, то твоя мать выздоровеет. Это - первая Тамара, которую ты встретишь."
Как только Денис дочитал до конца, Дерево, словно зная об этом, сразу же развернулось и поковыляло обратно в чащу, и вскоре окончательно растворилось в ней.
***
Наверное, человеку всё же свойственно хвататься за соломинку, иначе отчего Денис тут же воспринял всё всерьез, отчего нервно жал на газ, отчего ему не терпелось познакомиться с какой-нибудь женщиной по имени Тамара. Неужели я убийца - этого он не думал, по правде сказать, ему ничего не стоило променять чью-нибудь жизнь на жизнь матери, и он это понял со зловещей очевидностью.
Мама, как всегда, показалась ему обессиленной мухой, увязшей в паутине проводов и трубок.
--Я принес тебе альбомы, как ты и просила - сказал он.
---Открой тот большой, синий...где папа молодой...вначале... - пролепетала мама. Он поймал себя на том, как ему неприятен этот прощающийся тон, этот завявший голосочек, в котором раньше отчетливо угадывалась острота чили, красная и ядрёная. А я и не заметил, каким стал "индиго", подумал Денис. Вот и голоса нежданно обрели цвет и вкус. Мама-чили превратилась в маму-манку. Но я ее, манку, никогда не любил. А маму люблю. Он стал вглядываться в бейджик медсестры, колдующей над очередной капельницей. "Светлана" - с тоской прочитал он.
А Света взгляд его поймала, улыбнулась глупенько и по мед-сестринскому, сказала:
-- Денис Анатольевич, можно Вас на минуточку?
Можно было бы с радостью, особенно если бы тебя звали по-другому. Что я такое думаю? Твое имя - это твое спасение, хорошая девочка, беленькая, рыжая, какое счастье, что ты не Тамара. Редкое имя-то какое, блядь.
-- Я взяла на себя смелость, Денис Анатольевич, и позвонила в хоспис. - сказала девчужка, как только они с ней вместе вынырнули из унылого аквариума пататы, в которой маме оставалось плескаться уже не долго. -- Вам будет очень трудно ухаживать за ней... А там все условия... Вы меня извините...
---Да, да, Светочка, спасибо, я всё понимаю. Но я лучше заберу маму домой.
---Да, конечно. Но вы возьмите на всякий случай, вот телефон, Вашего звонка ждут, если что.
И она сунула ему в руку помятую бумажку. Хочет быть мне полезной. Вон как глазёнки-то блестят. Холостой, патенциальный сирота, лафа для белых рыжих девочек.
Остаток дня Денис провел в глупых поисках. Он отогнал машину к дому, сел в троллейбус. Романтика, когда в минуты заката рогатый экипаж несет тебя по забрызганной усталым солнцем Москве, горечь, смешанная с романтикой. Даже если у тебя всё отлично, боль этих улиц, все трагедии, вся кровь, которая когда-либо разливалась по этим асфальтам, начинает закипать где-то у тебя в животе тюремной баландой. Не говоря уже о том, как это, когда тебе так, как Денису. Он спросил у контролерши, как ее зовут, она была не очень рада этому вопросу, но от удивления ответила, то же самое он полюбопытствовал у юной соседки по троллейбусу, которая смотрела в окно, и в отличие от Дениса, вполне могла сосредоточиться на печальном величии вечернего города. Она тем более не смолчала. Она наверное, ждала чего-то более значительного, но Денис вдруг взял и ушел в себя. Их обеих звали нетамарами. Они обе были помилованы и забыты. Этой ночью он узнал, что продавщицу в круглосуточном магазине, где он купил себе три пива, зовут Валей, что соседку по этажу, у которой он на ночь глядя вздумал попросить луковицу, Ксенией (наверное, мама давно это знала, даже скорее всего) Наконец он окончательно вернулся домой, вылакал пиво из горлышек, и провалился в мятые простыни. Проснулся он, обёрнутый в потный, давно не стиранный пододеяльник, и представил себе перво-наперво, как вот в таких же сероватых тряпках будет кричать от боли и ужаса умирающая мать. В трусах подошел к окну, где под батареей валялись скинутые вчера джинсы. Достал даденую Светой бумажку, мельком глянул в рассшторенный полдень. Совершенно беспристрастно тот гонял свои машинки по дороге напротив, мигал рекламными щитами, провожал то влево то вправо озабоченных пешеходов. Солнце тоже сидело на облаке, зыркая через рябящие ресницы - так, как будто Денисова мама была здорова и готовила обед на кухне. Он подошел к телефону, накрутил нужное количество циферок.
---Добрый день, это Венгров Денис Анатольевич, насчет Анны Вениаминовны Венгровой, мне дали ваш номер. По поводу места в хосписе.
---Подождите...Да...Тамара Ивановна! Возьмите, пожалуйста трубку! - прозвучало на том конце провода.
***
Он приехал, как в кино, с гвоздиками и с коробкой шоколадных помощников в обольщении. Ее просторный кабинет показался ему светлым входом в радужное прошлое -с веселой и сильной матерью, разглаживающей пыхающим утюжком воротничок его белоснежной рубашки. Для начала они обсудили все подробности возможного пристанища мамы с заведении. Потом наступила пауза, во время которой Денис смотрел в пол с видом умирающего лебедя.
---Денис, я могу обращаться к вам так? - спросила Тамара, и он кивнул - Денис, надежда остается всегда, вы должны помнить об этом. - резюмировала Тамара их нелегкую беседу.
---Тамара Ивановна.. Тамара, да. - он поёрзал на стуле - Я знаю. Но абсолютно не могу смириться.
---Любому в вашем положении было бы непросто. Мы постараемся помочь, насколько сможем.
---Спасибо, Тамарочка, спасибо! - Он закрыл лицо руками.
---Успокойтесь, пожалуйста. Вы не нужны вашей маме с таким настроем.- Она говорила довольно резкие слова, но их нельзя было воспринимать вне ее глаз, вне подбадривающих ноток в голосе, вне заботливых морщинок, проступивших на лбу. Необыкновенная женщина- подумал Денис - я уже совсем не рад, что она - Тамара.
Всё в ней было породисто и просто одновременно. Не знающие окрашивания русые волосы, стянутые в благородный и даже замысловатый пучок, спокойные серые глаза, не тронутые косметикой, выбеленная волшебными кремами, воспетая Тургеневым, кожа с парой родинок. Как в пошлом романе, разозлился Денис, и сказал почти грубо:
---Я больше не могу. Можно, я буду с вами откровенен?
---Конечно.
---Мы с мамой вели очень замкнутую жизнь. Не покривлю душой, если скажу, что кроме как с ней я ни с кем не общался. Ну еще коллеги по работе, естественно, но близкими друзьями не обзавелся.
Он вздохнул, и продолжил:
---Я знаю, что мне нужны силы, чтобы выходить и поддержать маму. Но у меня не осталось энергии... Ощущение, что одна пустота внутри... Я должен восстановиться, развеяться. Послушайте, Тамара. Я понимаю, что это звучит глупо...Что мы с вами чужие люди... Но... Могли бы Вы составить мне компанию?...Сходить куда-нибудь вместе?... Я еще когда услышал вас по телефону, понял, какой вы чуткий добрый человек...Вы...
---Ну хватит - улыбнулась Тамара --- почему бы собственно и нет.
Она тоже немножко помолчала, не снимая с лица приветливую и отнюдь не больничную улыбку, в которой что странно, необъяснимо не было ни капли веселья, а после добавила:
---Денис. А давайте сходим в парк? Я очень люблю кататься на чертовом колесе. Которое на ВДНХ.
Она так легко согласилась. Ведь я у нее такой не один. Разулыбалась, даже разрумянилась - вот что значит судьба. Неужто, Тамарочка, суждено тебе упасть с этого высокого страшного колёсища, и ты даже сама предлагаешь себе его, чтобы я не мучался в выборе. Что со мной, я не верю, что всё это происходит на самом деле.
***
Он приехал домой, вошел на кухню, достал из выдвижного ящика самый маленький, самый острый ножик. Я достал ножик? Я - достал ножик. Чтобы было чем подстраховаться, чтобы было (в крайнем случае) чем ткнуть в милую, прелестную женщину, помогающую людям умереть спокойно и безболезненно. Друг мой бедный, ты думал, что твой удел разрезать хлеб и огурцы. Но может быть, тебе суждено зарезать Тамару. Это ради твоей хозяйки, ради нашей мамочки.
***
---Там, в больнице, Денис, я просила Вас называть меня Тамарой - прочирикала она, окунаясь всем лицом в теплые течения ветра. Вместо пучка сзади развивался пышный конский хвост, заколотый изящной заколкой со стразами - Но здесь, в парке, называйте меня Томой. Пусть ничего не напоминает о плохом, как будто мы школьники, сбежавшие с уроков.
Она смеялась. Она смеялась так, словно они были знакомы лет двадцать, не меньше, словно он действительно помнил ее школьницей.
---Смотрите, Денис, а вот и колесо. Я страшно его боюсь, но мне тем не менее всегда ужасно на него хочется.
Она смеялась. Смеялась снова и снова.
Там, наверху, он незаметно щелкнул выключателем ее страховочного ремня. Она была слишком увлечена полетом, всеми этими крышами, пиками и облаками, чтобы обратить на это внимание. Она смеялась. Смеялась так, словно еще несколько часов назад не смотрела в множество пар тронутых смертью глаз. Она смеялась снова и снова.
А он собирался ее толкнуть. Он собирался и собирался, и когда уже собрался, и протянул к ней вражьи руки, она вдруг обернулась и закричала:
---Денис! Денис, посмотрите! Как страшно! Дух захватывает! Какие маленькие внизу человечки, видите? - и ее лицо оказалось прямо около лица Дениса. Он хотел найти на ее коже какой-нибудь противно торчащий угорь, не нашел. Она пахла даже лучше, чем мамино плечо в детстве, в которое он наплакивал все свои поражения. И он опустил руки.
---Ой, глядите, а у меня ремешок расстегнулся - сказала Тома уже внизу.
***
Неожиданно, но она позвала его в гости. Она принесла откуда-то из глубин своего ароматизированного уютом жилища бутылку вина, нарезала колбасы и сыра. Он разглядывал стены в репродукциях и фотографиях. Пока не наткнулся на одну дореволюционную, очень старую фотокарточку в деревянной рамке. Поблекшая, в длинной старомодной юбке, в постановочной позе на ней была изображена...сама Тамара.
---Кто это? - выдохнул Денис.
- Правда, на меня похожа? - улыбнулась Тамара. Она всё время улыбалась - Это было еще до революции. Даже странно, что фотография сохранилась. Это сестра моей пра...ну в общем какой-то прапра бабушки. Наша семья сохранила в памяти эту ужасную историю. К этой моей родственнице, прекрасной графине Полине, сватался один знатный дворянин, по указанию своей матери, которой тот во всем подчинялся, и которая решила, что Полина лучшая партия для ее сына. Но Полина, зная, какая мать жениха - тиранша, по совету своих близких отказалась входить в эту семью. В бешенстве, что ее сыночка отвергли, старая ведьма убила Полину. В это сложно поверить, но, видимо, на почве любви к сыну у нее немного поехала крыша, она была уже в невменяемом состоянии, я думаю... Представляете, какая драма? Говорят, этот сынуля потом плевал на могилу бывшей возлюбленной, ненавидел ее за то, что мать жестоко осудили за убийство. Тогда еще никто не проводил суд.мед. экспертизу. Его мать судили со всей строгостью закона, ее повесили. И сам он тоже не смог жить без своей мамочки, удавился.
Дерево. Полина переродилась в Тамару. Он всё наврал. Денис даже не сомневался в правильности своих умозаключений, это просто пришло в голову и намертво в ней застряло. Да, Дерево - знатный_дворянин видоизменил историю в свою пользу. Но это же совсем не означает, что если отмщение совершиться, то его, Дениса, мама чудесным образом не поправится. Если Дерево увидит, что Полина окончательно умерла, он упросит своих лесных бесят спасти маму. Томочка...
***
Они танцевали под Стинга. Он достал своего стального единомышленника, он замахнулся. А дальше наступила пора мутного, кисельного бытия. Нож вошел в нее, как рыба, только что нырнувшая в воздух, входит обратно в воду - легко и непринужденно, будто ей там самое место. Он ощущал, что внутри Тамары теплая пустота, что он не достанет ей до сердца, потому что не может ее убить, потому что только что он целовал ее в губы, и чувствовал счастье, чуть-чуть приправленное тем особым надрывом, которое испытавает всякий, кто прикасается к единственному из людей. И всё-таки он убил ее. Он не помнил, как вымыл нож, как упал в черноту холодного ночного города, как наступило утро. Он не помнил, как доехал до больницы, как забрал оттуда внезапно выздоровевшую маму, и как получилось так, что они зажили по-прежнему. Он ходил на работу, ел мамины щи, подтрахивал каких-то ненужных девок, отдаленно напоминающих Тамару, как в его душе больше ничего не осталось, кроме этого имени. Однажды он возвращался из офиса, мимо подобно карасям, проплывали в зад вперед такие же бесполезные, такие же тупые твари с кейсами, и вдруг он увидел Глаза. Нет, он не увидел лица, тела, волос, хотя они и были. Он видел только злые, запорошенные диким, звериным ничем, глаза, и они со скоростью акулы плыли к нему. Откуда ни возьмись показались руки, то есть огромные ветви трухлявого, но крепкого дерева, и они сомкнулись...эти деревянные лапы сомкнулись у него на шее.
---Сука! Сука! Сукккааа!!!! - проорало Дерево с бешеными человечьими глазами, и Денис очнулся. Первое, что он увидел перед собой, было лицо Тамары.
---Пришел в себя! - с восторгом воскликнула она.
***
Через какое-то время они разговаривали у него в палате.
---Как это всё произошло? - спросил он.
--- Ты достал нож, направил его на меня, а потом упал. У тебя был тяжелый инсульт, кома. Тебе предстоит долгая и сложная реабилитация. Но я помогу тебе. - Она замолчала, опустила взгляд, вдруг опять вперила в него напряженные глаза - А теперь скажи мне, зачем ты это сделал? Я никому ничего не рассказала.
---Тома...Тома... - он задыхался, стали наворачиваться предательские слезы.
---Ладно, потом поговорим. - остановила она его, и глянула щемяще - ласково. Так, как не смотрят на тех, кто хотел тебя зарезать ножом в ночной квартире. Никто не убьет тебя во второй раз, Полина. И тут он вспомнил:
---А мама?
Тома резко посмотрела в окно. И он всё понял.
Больше они не говорили. А он нежно смотрел на Тамару, и думал о том, что пусть деревянное привидение проваливает обратно в лес. Оно всё равно не смогло бы никого спасти.
Поменьше ешьте с утра и побольше пейте и тогда к вечеру в вас откроется хоть какая-нибудь, хоть завалященькая, но бездночка (с)
NEW 03.04.11 21:10
в ответ АлександраРезина 01.04.11 14:15
начало очень заинтириговало
почему-то было ощущение ,что это -"из заграничной жизни". может,из-за "Дэни", а может, потому что начиналкось так интригующекак детектив. только начиная с жигуленка стало ясно, что это на территории бывшего ссср
к сожалению, на мой взгляд, история с деревом - недостоверна настолько, чтобы забыть о реальности. и если по -честному, я не врубилась, что случилось с мамой- она умерла? или она убила?или что?



к сожалению, на мой взгляд, история с деревом - недостоверна настолько, чтобы забыть о реальности. и если по -честному, я не врубилась, что случилось с мамой- она умерла? или она убила?или что?


http://chng.it/fLDVftb7PY
NEW 04.04.11 14:24
не было счастъя, так несчастъе помогло (с)
а я как раз концовку так и поняла; мне даже показалосъ некая связъ матери с этим самым видением,
уж болъно дерево похоже было на неё (уже разбитую болезнью)и она знала, что во имя любви сын будет искать выход, но на убийство он не способен
и, таким образом, связала сына с той, которая будет о нём заботится после её смерти... не удивлюсь, если маму, к примеру, тоже
звали простоТамарой.. а я Саш, балдею от твоих ирреальностей, они для меня настолько живые картинки, что реальностъ, показалосъ более тусклой,
в принципе, как и есть на самом деле.. Молоток, пиши еще, жду-с!

а я как раз концовку так и поняла; мне даже показалосъ некая связъ матери с этим самым видением,
уж болъно дерево похоже было на неё (уже разбитую болезнью)и она знала, что во имя любви сын будет искать выход, но на убийство он не способен
и, таким образом, связала сына с той, которая будет о нём заботится после её смерти... не удивлюсь, если маму, к примеру, тоже
звали простоТамарой.. а я Саш, балдею от твоих ирреальностей, они для меня настолько живые картинки, что реальностъ, показалосъ более тусклой,
в принципе, как и есть на самом деле.. Молоток, пиши еще, жду-с!


"Снимайте обувь! Не топчите душу!"
NEW 04.04.11 16:01
Не стыкуется это "как всегда" с "очень быстро".
Саша, остальное - в личку.
в ответ АлександраРезина 01.04.11 14:15
В ответ на:
Всё случилось очень быстро.
.........
Мама, как всегда, показалась ему обессиленной мухой, увязшей в паутине проводов и трубок.
Всё случилось очень быстро.
.........
Мама, как всегда, показалась ему обессиленной мухой, увязшей в паутине проводов и трубок.
Не стыкуется это "как всегда" с "очень быстро".
Саша, остальное - в личку.
*** Спасибо Алфавиту за предоставленные буквы ***