В ответ на:

---

Парфюм - неотсюда. Я не знаю возраста этой Мицуко, но перед глазами встают кадры черно-белого синематографа.
20-е годы... Томные красавицы с огромными глазами, чувственным ртом. Смешно семенящие кавалеры. Они разговаривают, смеются, плачут, смотрят представление, сияют белозубыми улыбками. Но как ни стараешься разогнать туман времени, что скрывает их от нас, смазывает черты лица, изменяет свет - это невозможно. Невозможно представить, что на этих щеках вспыхивает живой, а не ретушированный румянец, что глаза зелены, что мягок шелк, облегающий покатые плечи, а волосы шелковисты и .. пахнут Мицуко.
Изображение, звук - угасают, тускнеют, шипят и потрескивают, искажая черты и голоса.
Парфюм единственный преодолел заговор времени, и дошел до нас живым и дышашим.
Он чудесно старомоден, но жив. И чем дольше он живет на коже, тем моложе становится.
Сравнивать "параллельно" с современной ЭДП я не стала, чтобы не нарушать очарование.
Старая Мицуко - явно другая. Она мягче, нежнее, чуть прозрачнее. Бергамот, персики. Эти персики слаще и солнечнее, они даже слегка подсохли. Бархатистые, желто-оранжевые, но цвет смазан, как бы из под патины времени. Это парфюмерные персики, но не потому, что синтетические - боже упаси, просто в них нет никакого вульгарного натурализма.Так же как и в розах, тоже слегка привядших. На солнце набегают тучки, грустнеет. Прохлада мха, теплота цибетина (в описании его нет, а мне почудилось). Мох мягче, чем в Шипре Коти, или в современной Мицуке. Ветивера не услышала.
Красиво и печально.
Я свободно отношусь к соответствию парфюмов и одежды, но эту Мицуку с джинсами и майкой - ни за что.
Это - женщина в стиле ретро. Женщина из нездешнего времени. Она изящна, грациозна, элегантна.
Она грустна.
90 лет назад ушел в никуда тот, по которому она тоскует. А она по прежнему молода и прекрасна. И так же полны жизни ее зеленые глаза, и без помады алеет рот на бледном лице, и шуршит шелковое платье, и темные волосы шелковисты и пахнут Мицуко.

В ответ на:

---

Это был первый, длившийся шесть лет, период их супружеской жизни; за
это время Дина - увы! - стала провинциалкой. В Париже есть всякого рода
женщины: есть герцогини и жены финансистов, посланницы и жены консулов, жены
нынешних министров и жены бывших министров, есть светская женщина с правого
берега Сены и светская женщина с левого ее берега; но в провинции есть
только одна женщина, и эта бедная женщина - провинциалка. Это наблюдение
указывает на одну из глубоких язв нашего современного общества. Запомним
хорошенько! Франция в девятнадцатом веке разделена на две большие зоны:
Париж и провинцию - провинцию, завидующую Парижу, и Париж, вспоминающий о
провинции только, когда ему нужны деньги. Некогда Париж был первым из
городов провинции, а двор первенствовал над городом, ныне весь Париж - двор,
а вся провинция - город. Как бы блистательна, как бы прекрасна и сильна ни
была при своем вступлении в жизнь девушка, родившаяся в каком-либо
департаменте, но если она, подобно Дине Пьедефер, выходит замуж в провинции
и там остается жить, - она вскоре делается провинциалкой. Несмотря на ее
твердую решимость не поддаваться пошлости, убожество мысли, равнодушие к
одежде, сорняк грубости заглушают священный огонек, теплящийся в этой свежей
душе, и все кончено: прекрасное растение гибнет. И как может быть иначе? В
провинции молодая девушка с самого раннего возраста видит вокруг себя только
провинциалов; других, получше, взять неоткуда, выбирать приходится среди
одних посредственностей; провинциальные отцы выдают своих дочерей только за
провинциальных холостяков; никому не приходит в голову скрещивать породы, ум
неизбежно вырождается, и во множестве городов способность мыслить уже
сделалась настолько же редкой, насколько там дурна кровь. Человек хиреет там
душою и телом, так как гибельный имущественный расчет господствует над всеми
другими условиями брака. Люди талантливые, артисты, люди выдающиеся - всякая
птица с яркими перьями улетает в Париж.
Когда Дина стала совсем смешной, но, обманутая восхищением поклонников,
вообразила, будто исполнилась нового очарования, ей пришлось пережить минуту
страшного пробуждения, которое было для нее подобно горному обвалу. В один
злополучный день она была уничтожена ужасным сравнением.
В 1828 году, после отъезда г-на де Шаржбефа, Дина была радостно
взволнована ожиданием маленького события: ей предстояло снова увидеться с
баронессой де Фонтан. После смерти отца муж Анны, ставший главноуправляющим
по министерству финансов, воспользовался отпуском по случаю траура, чтобы
повезти жену в Италию. Анна пожелала на день остановиться в Сансере у
подруги детства. В этом свидании было что-то зловещее. Анна, которую в
пансионе Шамароль считали гораздо менее красивой, чем Дину, в роли баронессы
де Фонтэн оказалась в тысячу раз красивее баронессы де ла Бодрэ, несмотря на
усталость и дорожный костюм. Анна вышла из очаровательной двухместной
кареты, наполненной парижскими картонками; с нею была горничная, изящество
которой испугало Дину. Все то, что отличает парижанку от провинциалки, сразу
бросилось в глаза умной Дине, и она вдруг увидела себя такой, какой
показалась своей подруге, а та нашла ее неузнаваемой.

В ответ на:

---

а я его сегодня с утреца и нацепила...как твои впечатления о нём?

В ответ на:

---

контраст мужской стязи с женской дерзостъю