Начинается)

Ты не знаешь.

Истинкт сохранения рода?

Не думаю что Мамила именно так понимает "любовь!"

А как я ее понимаю? Расскажи)

Любовь она разная бывает

Вот пример от Ремарка

Бэтхер собирал свои вещи. Остальные столпились вокруг него.

— И ты ее в самом деле разыскал? — спросил Гребер.

— Да, но…

— Где?

— На улице, — ответил Бэтхер. — Она просто стояла на углу Келлерштрассе и Бирштрассе, там, где раньше был магазин зонтов. И я даже не узнал ее в первую минуту.

— Где же она была все это время?

— В лагере близ Эрфурта. Так вот, слушайте! Стоит она, значит, у магазина, а я ее и не вижу. Прохожу мимо, а она меня окликает: «Отто! Ты меня не узнаешь?» — Бэтхер помолчал и окинул взглядом казарму. — Но послушайте, друзья, как узнать женщину, если она похудела на сорок кило!

— В каком же это лагере она была?

— Не знаю. Во «Втором лесном», кажется. Могу спросить. Да слушайте же наконец! Гляжу я на нее и говорю: «Альма, неужели это ты?» «Я, — отвечает.

— Отто, я будто чувствовала, что у тебя отпуск, вот и приехала!» А я все гляжу на нее и молчу. Понимаете, была она женщина здоровенная, чисто ломовая лошадь, а теперь стоит передо мной худая такая, чуть ли не вдвое тоньше прежнего, пятьдесят кило, прямо скелет ходячий, платье на ней, как на вешалке, ну жердь, форменная жердь!

Бэтхер запыхтел.

— Какого же она роста? — с интересом спросил Фельдман.

— А?

— Какого роста твоя жена?

— Примерно метр шестьдесят. А что?

— Значит, у нее теперь нормальный вес.

— Нормальный? Да ты что, спятил? — Бэтхер уставился на Фельдмана. — Только не для меня. Ведь это же щепка! Плевал я на ваш нормальный вес! Я хочу получить свою жену обратно такой, какой она была, дородной, — на спине хоть орехи коли, а то вместо зада две жалкие фасолины. За что же я кровь проливал! За них, что ли?

— Ты проливал кровь за нашего обожаемого фюрера и за наше дорогое отечество, а не за убойный вес твоей супруги, — сказал Рейтер. — После трех лет фронта пора бы уж знать.

— Убойный вес? Да кто говорит об убойном весе? — Бэтхер переводил злой и беспомощный взгляд с одного на другого. — Это был живой вес! А со всем прочим можете идти к…

— Стоп! — Рейтер предостерегающе поднял руку. — Думай, что хочешь, но помалкивай! И будь еще доволен, что твоя жена жива!

— Я и так доволен! А разве не могла она быть живой и такой же упитанной и гладкой, как прежде?

— Послушай, Бэтхер! — сказал Фельдман. — Ведь ее можно снова откормить.

— Да? А чем? Теми крохами, которые по карточкам выдают?

— Постарайся купить ей что-нибудь из-под полы.

— Вам-то легко говорить да советовать, — с горечью отозвался Бэтхер. — А у меня всего три дня осталось. Ну как я за эти три дня успею ее откормить? Да купайся она в рыбьем жире и ешь по семи раз на дню, так и то самое большее один-два килограмма нагонит, а что это для нее! Эх, друзья, плохо мое дело!

— Вот так-так! У тебя же есть еще твоя толстая хозяйка для жирности.

— В том-то и беда. Ведь я думал, как вернется жена, я про хозяйку и думать забуду. Я же человек семейный, не юбочник какой-нибудь. И вот теперь хозяйка мне больше по вкусу.

— Да ты, оказывается, чертовски легкомысленный субъект, — вставил Рейтер.

— Нет, я не легкомысленный, я слишком глубоко все переживаю, вот в чем мое горе. А мог бы, кажется, быть доволен. Вам этого не понять, дикари вы этакие!

Бэтхер подошел к своему шкафчику и уложил оставшиеся вещи в ранец.

— А ты хоть знаешь, где будешь жить с женой? — спросил Гребер. — Или у тебя квартира уцелела?

— Какое там уцелела! Ясно, разбомбили! Да уж лучше я перебьюсь как-нибудь в развалинах, а здесь ни одного дня не останусь. Все несчастье в том, что жена мне разонравилась. Я ее, понятно, люблю, на то мы муж и жена, но она мне больше не нравится такая, как теперь. Ну не могу, и все! Что мне делать? И она это, конечно, чувствует.

— А много ли тебе до конца отпуска осталось?

— Три дня.

— И ты не можешь эти последние деньки… ну, притвориться, что ли?

— Приятель, — спокойно ответил Бэтхер, — женщина в постели, пожалуй, и может притвориться. А мужчина нет. Поверь мне, лучше бы я уехал, не повидав ее. А то мы оба только мучаемся.

Он взял свои вещи и ушел.

Где-то я читала..

Любовь это когда люди помогают нести друг другу свой крест.

Люди любят подменять понятия..Не каждое чувство - любовь.

Мамила, а если была любовь и прошла, то это тоже не любовь?

Страсть может пройти. Любовь вряд ли.

Но люди способные всегда чувствуются. В них бережливости больше)

Под словом "любовь" нет чёткой формулировки. Это общее, всеобъемлющее понятие и у каждого человека она своя собственная, выражается индивидуально.

Для одного "любовь" - это снести на руках с 4 этажа толстую женщину, у которой отказали ноги. У другого - терпеть и прощать... прощать даже измены.

терпеть и прощать... прощать даже измены.

Не говори ерунды)

Мне сейчас идти надо. Но я скоро вернусь, и научу тебя как надо!))

неужели есть Такие Мужчины?!

вот прочитала я этот крик души и вспомнилась мне история, тоже давняя, из совковых времен.

В доме, где жили мои родители, в том же подъезде, на пятом этаже, жила семья - мама Света, папа Коля и два мальчика - Витя (младший) и Лёня (старший). Семья как семья: папа работяга, на цементном заводе работал, мама - нянечкой в детском саду. Леня был самый обычный мальчик, как все. А Витя - нет. Витя был инвалид с рождения. Света не сразу это поняла. Вначале-то она думала, что у нее мальчик как мальчик, но к полугоду стало ей ясно, что врачи ей ничего не сказали про то, что рефлексы у него нарушены. Свете при родах щипцы накладывали. Сама она разродиться не могла, а кесарево сечение ей почему-то делать не стали. Вот этими-то щипцами младенцу мозг и повредили...

Когда я впервые увидела Витю, ему было лет 7. Я уже училась в институте, когда мои родители переехали жить в этот дом. Было лето, во дворе стояла инвалидная коляска, в ней сидел худенький беленький мальчик. Мама подвела меня к нему, сказала:" Лина, познакомься. Это Витя, сын наших соседей." Витя, страшно гримасничая, с трудом выговорил моё имя. Ноги его были абсолютно неподвижны, но руки все время дергались, совершая массу бесполезных движений. Смотреть на это было невыносимо, хотелось заплакать, но я удержалась.

Потом мама рассказала мне подробности. Передвигаться Витя мог только дома по ковру, странным способом, порекатываясь. На улицу его выносил папа, до работы - сначала коляску, потом Витю - на руках, он же заносил его вечером домой: сначала Витю - клал на ковер, потом коляску, потом сажал Витю в коляску. В любую погоду на улице под навесом можно было увидеть Витю в коляске, исключение составляли только сильные морозы - больше 20 градусов. Коля и Света работали, обедом кормила Витю бабушка - на улице. Приходил Леня из школы - разговаривал с ним, читал ему книги. Вечером он смотрел телевизор.

Витя рос, но жизнь его практически не менялась.Со временем я научилась понимать его, даже разговаривать с ним. Потом я вышла замуж, родила сына, закончила институт, к маме приезжала только в отпуск. Витя за это время стал мужчиной, довольно длинным, хотя и по-прежнему худым. Папе Коле всё труднее и труднее становилось таскать Витю, теперь они делали это вдвоем с Лёней. И однажды случилось непоправимое: во время одного из таких подъемов с Колей случился сердечный приступ. Леня уложил Витю на ступеньки, кинулся домой - вызвать скорую. Скорая приехала очень быстро, но до больницы Колю не довезли - у него был обширный инфаркт. Ему было всего 45 лет.

Больше Витю на улицу не выносили. Последний раз, когда я его видела, ему было около тридцати. Света сказала тогда: "Врачи говорили - не жилец, долго не протянет. Вот он Колю пережил, наверное, и меня переживет. Что с ним будет, когда я умру?" Вопрос был риторический, подразумевалось - Леня, который был к тому моменту уже женат, имел ребенка, отдаст его в дом инвалидов. Эта мысль мучила Свету...

а ты уверена, что знаешь, как надо??)))))))

Завершили работу на объекте, выехали в посёлок Магистральный на БАМе, расположились на окраине, палатку поставили. Я оставил мужиков там, а сам на поезде уехал в Усть-Кут, где находилась база наша партии. Получил новое задание на осень, сдал материалы и собрался было ехать назад, как начальник партии Сергей мне и говорит:

- Слушай, Саня, а возьми с собой студентку. Рвётся в тайгу, уже достала меня.
- Да что ей там делать, нивелировку, наблюдения закончил, остался ремонт знаков и обновление реперов. Это же работа не для женщин.- удивился я.

- Ну, я помогать буду, всё, что скажете, сделаю.- подошла студентка Ира.
Серёга ехидно переспросил:
- Прям-таки и всё?
Она покраснела:
- Я про работу. И, кроме того, меня дома жених ждёт.
Пытался я её отговорить, пугал комарами и мошкой, медведями за каждым деревом и всякими страшными бурундуками, но Ира стояла на своём:
- Что ж я- на практике побывала и тайгу не видела? Мне же ещё отчёт писать. Как я жила на базе и варила кашу, да?
- Ладно. Но уговор- не ныть потом и не жаловаться.
Уехали мы с ней на поезде из города. Я купил свежих помидорчиков-огурчиков на рынке для ребят. Пришли поздним вечером к речушке. На той стороне стоял вездеход и палатка без признаков жизни.
- Ну что, будущий инженер, залазь мне на спину, понесу тебя через речку.
Заходим в палатку, а там пьяное царство. Пока меня не было с неделю, мужики поставили бражку и нажрались, как бобики. Протирают пьяные глаза, смотрят непонимающе:
- О-о! Баба!!!
- Не баба, а наш новый член, то есть, ...короче, студентка по имени Ира. Не обижать, не приставать, помогать!

Спать её уложили сначала по центру палатки, но ночью она растолкала меня:
- Я боюсь. Они на меня свои руки и ноги закидывают и обнимают.
- Ира, это машинально. Они же пьяные в дупель, а организм, всё равно, женщину чувствует.
Откатил пьяных рабочих, расчистив студентке место на краю палатки, а сам лёг с другого бокa.
- Меня можешь не опасаться, женат.

Утром просыпаюсь, открываю глаза и вижу перед собой лицо Ирины. Я спал без спального мешка, закинув на девчонку ногу и обняв рукой.
- Чёрт!!! Извини. Буду в спальнике теперь спать, не бойся. Ноги-руки спрячу внутри.
И, всё равно, нет-нет, да и проснёшься ночью оттого, что студентка аккуратно скидывает с себя мою руку. Ну, как с инстинктом бороться?

Наутро, собрав палатку и барахло, отправились на вездеходе в тайгу.
Иринка поначалу отчаянно трусила, поднимаясь по деревянной лестнице на тридцатиметровую высоту. ПищА и повизгивая от страха, всё же, забиралась наверх. Долго не могла встать во весь рост, от ужаса зажмуриваясь, но потом смелела, требовала дать ей топор, гвозди и ремонтировала столик наблюдателя, ограждения площадки. Гвозди гнулись, со звоном улетали из-под её ударов. Но, главное, она тоже участвовала в работе. Как раз была ягодно-шишечно-грибная пора в тайге. И мы часто хитрили, чтобы не тащить её с собой, так как пользы от Иры, честно говоря, не было абсолютно, только время теряли. Просили насобирать ягод, сварить компот. Или грибы пожарить- мол, из-под женских рук гораздо вкуснее.
Однажды она обмолвилась, что скоро у неё день рождения. Я подгадал так, чтобы выехать в посёлок Звёздный. Палатку на этот раз установили на футбольном поле, где давно, вместо игроков, паслись коровы. Отправил пару рабочих на рыбалку, а Ирину с водителем в посёлок по магазинам- это же для женщины, как наркотик. Мы сделали вид, что забыли про днюху, старательно не замечали её печальных вздохов с утра ( мол, никто не поздравил даже).
К её возвращению у нас всё было готово: Рабочий Гоша (Хлорик)- страстный рыбак, он найдёт и поймает рыбу даже в луже. Наловил хариусов, нажарил целую гору. Я же замесил тесто (были такие пакеты-полуфабрикаты для тортов). В печке буржуйке испёк коржи в сковороде на углях, промазал их варёной сгущёнкой и проложил слоями черники, брусники. Сверху торта ягодой мы выложили слова: Ире 20 лет. Кроме того, перед этим я настрелял рябчиков, отварили их, а в бульоне сварили вермишель. Водитель, пока Ира обходила пару промтоварных магазинов, купил конфет и яблок. Так что, когда именинница вошла в палатку, то замерла от неожиданности: на импровизированном столе горой стояли, лежали всякие вкусности, что только смогла наша фантазия в таёжных условиях изобрести: рыбка, дичь, ягоды, грибы, фрукты и сладости. Ну, и водочка, конечно,- как же без неё. Девчонка, вытирая глаза, произнесла, что не забудет этот день рождения никогда. Особенно, её шокировал мой торт. Как можно было в тайге такое "произведение искусства" создать?

Спустя много лет (около тридцати), ко мне в Однокласснтики ( удалил профиль несколько лет назад) заглянула незнакомая гостья. Пишет:
- А Вы меня не помните? Я- Ира, студенткой на БАМе с месяц вместе с Вами работала.
Я пригляделся к фотографии. Узнать было сложно в пятидесятилетней крепкой даме ту тоненькую девушку, но глаза остались те же. Обрадовался, спросил про жизнь. Замужем много лет за тем человеком, которого женихом нам называла. Живут в Хабаровском крае. Дети, внуки. Спросил, а помнит ли она про тот день рождения, что мы ей устроили?
В ответ: ой, действительно, а я ведь забыла совсем.
Ну, что тут скажешь- женщины...🤗

Я стыдливо прикрываюсь миниюбочкой, а дазан говорит равнодушно:

-Ничего особенного. Так себе, на троечку...

😂😂😂😂

по-моему, это лучшая история

Гы.. Фильм был какой-то старый с Раневской в главной роли, где её героиня всегда говорила своему мужу: "Я лучше знаю, что ты хочешь, и что тебе надо"..

Мамила доминантность прокачивает таким образом)

Не так давно тема была на ДиС "Есть ли шанс устроить личную жизнь в Германии", женщина вопрос задавала. И кто-то мужского пола ей ответил (дословно не помню, но суть сохранена): если только ты не жирная. Мне сразу именно "Время жить и время умирать" Ремарка в голову пришло. В том смысле, что смотря на чей вкус.

Не , это не мужской ник был , это Аригата припечатала . Понаехало аргументированно возражала , приводя себя в пример ))))

Грустная история... Так жаль всех.

Как же я плакала, когда читала "Три товарища.. и вообще, очень люблю Ремарка.

Бывает еще хуже. Был здоровым - стал инвалидом. Инвалид од рождения часто даже не понимает, что с ним не так, не может сравнивать.

Я видела док фильм, где парень , рокер, разбился на мотоцикле и стал парализованным. Вот где ужас. Он мог во рту держать карандаш и лежа на боку тыкал карандашом в клавиатуру. А печатал только одно "убейте меня"

И в этот момент понимаешь, насколько хрупка человеческая жизнь. Да, это страшно, лежать, понимать мозгами всё и не иметь возможности пошевелиться.