Однажды
Однажды утром часов в восемь,
снег белый-белый закружил,
и я рванул, не глядя в осень,
взяв всё с собой, что заслужил.
В ту осень раннюю, сухую,
где лист чуть тронут желтизной,
мечту свою, мечту родную,
тащил по снегу за собой.
Ещё рубахи две, гитару,
проклятий кучу, пару снов,
ипо полям тащился к яру,
лишая девственность оков.
Потом очнулся; холод, стужа,
всё так же белый снег кружит,
лишь под ногами крови лужа,
и в ней мечта моя хрипит.
Печальный шепоток снежинки,
за что он так, за что так с ней,
и вот уже не тают льдинки,
в глазах моих уж сонмы дней.
Гитара вся рассохлась кляча,
с ней не извлечь нам ля-минор,
ей по коврам теперь фуяча,
я выбиваю пыль и сор.
Пытаюсь часто, слово» ВЕЧНОСТЬ»,
сложить из кубиков судьбы,
но видя эту бесконечность,
на серпик вою я луны.
В первых лучах рассвета,
Меркнет ночи вольфрам,
Чудо восьмое света,
Вирши мои для Дам.
Я Леопольд Подушкин,
Пьющий клубничный сок,
Круче пишу, чем Пушкин,
Лучше пишу, чем Блок.
Скачут мои поэмы,
Будто весною грач,
Родом мы из богемы,
Чехов домашний врач.
Ночь напролёт сжигая,
Рифмы ищу к носкам,
Рядом со мной Аглая…
Это, скажу я вам!!!
Ангел мой и спаситель,
Деспот мой и тиран,
Мыслей дурных гонитель,
Лучший бальзам от ран.
Годы, забыв и веси,
Юным скачу козлом,
Но иногда от спеси,
Глаше моей облом.
Всё же уже не мальчик,
Тянут на дно года,
Сложится словно пальчик,
И ни в какую туда.
Плоть, усмирив Аглая,
Смотрит со мной в окно,
Месяц, как кровь играя,
Светит мне гад на зло.
Глаша
вздохнув, моргая,
Скажет, давай уж спать,
Злоба, во мне вскипая,
Может хоть, что поднять.
Силой, свалив нагую,
Как пулемёт строчу,
Будто совсем чужую,
Ту, что давно хочу.
Ту, что в поэмах ныне,
Ту, от которой спесь,
Плюйте мне в след скотине,
Я гениальный весь.